Мелодия Бесконечности. Симфония чувств - Екатерина Голинченко

— А тебе какое до меня дело? — Мей с вызовом посмотрела на него, — Ты мне кто — отец, что ли? Мне с головой хватило твоего приятеля с его придирками и нравоучениями, — она попыталась вырваться из его рук, и заметила шрамы на его запястьях, — А сам-то!

— А ты думала — я тут весь такой, в шоколаде?! Если заглянуть ко мне в душу, то там можно увидеть такие же шрамы. Я тебе — никто, ты права, но, возможно, я могу понять тебя как ни кто другой, — он порывисто привлёк её к себе и крепко обнял, — Ты не должна продолжать губить себя, торговать своей красотой и подрывать своё здоровье. Ты же ещё почти ничего не видела в этой жизни. Я прошел через всё это, но, благодаря этим людям, я смог начать жить заново.

— Ты? — она несколько раз всхлипнула и подняла голову, — Неужели ты?…

— Ну, вот — теперь об этом знаешь только ты. Даже с ними я не говорил об этом…Об этой стороне моей жизни мне сейчас противно и неприятно вспоминать — они знают только, что жизнь моя была безрадостной, но, об этих её подробностях я не могу говорить. Однако, если это заставит тебя задуматься о своей собственной судьбе, то я могу тебе рассказать, как это — быть изнасилованным в нежном детском возрасте или корчиться от ломки в вонючем подвале… — и снова накатила волна грязи и смрада, он снова ощутил всю мерзость и всю тошнотворность тех дней, точно он сам был комком напрягшихся нервов и сгустком грязи.

— Не продолжай… не надо… — девушка приложила палец к его губам, — Это же причиняет тебе боль…

— Это часть моего бытия. Мне от этого не уйти и не забыть, — тихо ответил он.

Что же могло приключиться у этой девочки, что она стала такой? Ему было страшно и больно видеть её вот такой — совсем ещё юную, но уже разочаровавшуюся в жизни, принявшую жестокость и цинизм, но сильнее всего было то негодование и тот гнев, что охватил его по отношению к тем, кто довел её до такого состояния — он ещё даже не знал их, а уже ненавидел и готов был разорвать их собственными руками за то, что искалечили девочке жизнь. Он обязательно сделает всё, что будет в его силах, и не только, но не оставит её один на один с её проблемами.

— Ты — необыкновенный человек, — Мей не смогла сдержать слёз — то ли восхищения им, то ли сожаления по своей собственной жизни.

— Поверь мне — самый обыкновенный, и я хочу помочь тебе, как когда-то помогли и мне, — прошептал он, а она вдруг захотела, чтобы его чувства к ней и его объятия были иного рода — и она готова будет бороться за этого мужчину, чтобы он смог однажды разглядеть в ней те чувства, что зарождались сейчас в глубине её сердца. И захотелось, чтобы и он чувствовал к ней не жалость или сострадание, а то, что чувствует она к нему — то, что чувствует мужчина к женщине… Чтобы смотрел на неё другим взглядом… Ей захотелось узнать о нем всё — чем он живет, чем дышит, что предпочитает, о чем думает, что любит, а что — нет… Захотелось проникнуть в его мысли, заполнить их собой, стать частью его жизни, стать такой, какой он захочет её видеть, лишь бы не наскучить ему, лишь бы быть ему интересной. И не понимала она, чего же ей хотелось сейчас больше — сбежать подальше со стыда за своё прошлое или прижаться к нему ещё сильнее и испробовать его губы, что находятся сейчас в такой близости — распробовав до малейшего из оттенков вкуса. Ни к одному мужчине до этого момента она не чувствовала ничего подобного, и не потому, что он действительно так хорош — обласканный жизнью мальчик-мажор, он так отозвался на её боль как раз потому, что у самого в душе глубокие раны. Первая родственная душа, которую она встретила в этом безумном мире, которая сможет понять и принять её, какой бы несносной она не была. Кто-то из великих сказал: «Человек приходит в этот мир один и уходит один, и только в любви и дружбе человек может хоть временно почувствовать себя не одиноким».

— Что, и даже на завтрак не останешься? — Марк ободряюще сжал её руку.

— О! Смотрю, вы уже познакомились. Ты задержал её, — со второго этажа спустились Джон и Маргарита, — молодец, парень, — У меня ещё есть разговор к тебе, девочка, — мужчина одобрительно улыбнулся юноше и поманил пальцем Мей.

— Да, и вам доброе утро, — хмыкнула девушка, легко перебросив свою сумочку через плечо, — Вообще-то мне на занятия нужно, у меня и так большие проблемы, не хотелось бы всё ещё больше усугублять.

— В таком случае, можно я поеду с тобой, объяснюсь с директором и твоим преподавателем? — Джон посмотрел в темные глаза маленькой японки, от чего той стало не по себе и она боязливо вздрогнула, словно что-то увидела в его взгляде, что напугало её или возродило вызывающие страх воспоминания.

— С чего бы такая забота? — Мей сморгнула и недоверчиво покосилась на смуглого темноволосого мужчину, нервно сглотнув.

— Ты хочешь начать новую жизнь? — Джон пристально посмотрел на неё, давая понять, что ожидает ответа, — И родители позволяют тебе так жить?

— Замолчи! Замолчи сейчас же! — её руки самопроизвольно сжались в кулаки, — Я не позволю тебе так говорить о моих родителях! Их больше нет, и я не знаю, как мне жить теперь! Каждый день я просыпаюсь, и спрашиваю себя, почему я не умерла вместе с ними? Я так испугалась, что не могла даже дышать, спрятавшись под диваном, и слышала, как их убивали. Потом, в больнице я пришла в себя и была вся в крови… их крови… если бы я их не послушалась… Меня не должно было быть там, я должна была быть на занятиях, но я прогуливала и вернулась с черного хода. Мама успела отправить мне сообщение, что в доме опасность — закодированное, как когда мы играли в шарады в детстве. «Красная шапочка» — это была одна из моих любимых сказок в детстве. Моя мама любила детективы, и мы с ней разработали целую систему условных сигналов на экстренный случай, только это не помогло. Меня спасло чудо — мимо проезжали мамины коллеги, они привезли цветы и пожелания счастливого декретного отпуска. Родителей чудо не спасло… У меня больше нет родителей, и никогда уже не будет брата, который так и не родился… Я же позвонила в скорую, как только смогла, но не успела… — дальше она уже не могла остановиться, рыдая сползая по стене, сминая в руках свои туфли, — Как бы я хотела вернуть время назад… Я сама виновата в том, какой я стала… После смерти родителей на меня, словно что-то нашло… Я связалась не с теми людьми. Потом понеслось — бесконечные вечеринки, с выпивкой и наркотиками — сначала легкие, потом — потяжелее… Можете себе представить — я носила только черное и делала мрачный готический макияж, меня даже называли «Черной королевой». Как хорошо, что мама не видела меня такой….

— Поплачь, детка, — Марго присела рядом, забрав у девушки туфли, подав вместо них носовой платок, — станет легче.