Расцветающая роза - Сьюзен Барри

— Да, я понимаю.

— И коли уж мы коснулись Паоло, не думаю, что действительно есть необходимость настраивать вас против него, но… — Он мгновение поколебался, но все же решился продолжить: — Вы при нем сделали некое признание, это было несколько несвоевременно, но, может быть, послужит нам на пользу. Вы сказали, что недавно получили порядочное наследство, и, когда Бьянка стала настаивать, чтобы вы остались у них, мне тут же стало ясно, что она задумала. Хорошенькая англичаночка без денег — совсем не то же самое, что такая же англичаночка, но обеспеченная или даже более того.

Она уже готова была признаться в объеме своей «обеспеченности», но он внезапно воздел руки:

— Нет, нет, я не желаю ничего знать! Это не мое дело! Но будьте осторожны, общаясь с ди Рини, и сколько бы Бьянка ни настаивала на своем приглашении к ним — а она будет настаивать! — вас это не должно соблазнить. Ни на миг. Будьте тверды и отвечайте, что предпочитаете комфортабельный отель.

— О, разумеется! — искренне уверила его Кэтлин. Но ей как-то не очень верилось, что Паоло перенесет свое внимание с сестры на нее ради денег. И в глубине души не могла сдержать смеха при мысли о том, как изменится его лицо, когда она обведет его вокруг пальца и потом — когда уже будет поздно! — откроет правду.

— Не хотелось бы тратить время на обсуждения их персон, — несколько нетерпеливо заметил Эдуард, когда она попыталась вернуться к этой теме. — У меня нет сомнений, что Арлетт где-нибудь в полной безопасности и вновь объявится, попытавшись получить свою долю вашего наследства, — добавил он суховато.

А Кэтлин подумала, что это будет одна из причин, по которой та раскроет свое местопребывание. Арлетт имела слабость ко всякой роскоши, она даже непроизвольно потирала руки, когда узнавала, что кто-то близкий отложил денежки про запас. Причем далее, как правило, следовало: ой, одолжи мне, я верну! И никогда не возвращала — даже миссис Браун вынуждена была признать, что Арлетт поступает непорядочно. И при этом никаких эмоций — взять и не отдать. Вот почему Кэтлин серьезно сомневалась, социальный ли статус Паоло ди Рини увлек Арлетт или же он сам.

Дабы поскорее расстаться с этой темой, Эдуард решительно поднялся из-за столика, и, поскольку завтрак был закончен, они вышли из тени в сияющий, залитый солнцем мир.

После полудня они исследовали лагуну в чрезвычайно удобной моторке Эдуарда. Посетили живописный остров Мурано, в миле к северу, где Кэтлин увидала церковь семнадцатого века, которую Эдуард ценил больше, чем собор Святого Марка; и еще более романтический остров Торчелло с замечательным собором, украшенным великолепной византийской мозаикой. Видно, древние венецианцы любили церкви; после их посещения для Кэтлин некоторым отдохновением явился Лидо со своими знаменитыми пляжами. Эдуард сказал, что позвонит ей рано утром, если она не возражает, с тем чтобы покупаться и позагорать перед обедом. А потом отвезет ее в Чиоджу, старинный живописный порт, где он много занимался живописью, — идеальное местечко, чтобы провести праздный послеполуденный досуг…

Кэтлин, уже подзагоревшая и радостная после дня, проведенного в его обществе, сказала, что, вероятно, не сможет отнимать у него столько времени. Он лишь улыбнулся в ответ, пожал ей руку (как красивы его длинные пальцы художника), заверив торжественно, что при желании он охотно идет на жертвы в отношении времени.

Перед тем как вернуться в отель, они выпили по коктейлю в том же самом кафе на площади Святого Марка, и Эдуард настоял, чтобы они поужинали вместе.

— Вы видели Венецию днем, теперь должны увидеть ночью, — говорил он, и его темные глаза не были уже столь загадочно-непроницаемы, что-то в них появилось, что заставляло ее слегка краснеть, и впервые сердце ее заколотилось в предвкушении чего-то чрезвычайно волнующего. Почти небрежно он положил свою руку на ее, с интересом рассматривая аккуратные розовые ногти. — У вас красивые руки, — заметил он вежливо, — вы, наверное, смогли бы хорошо рисовать или заниматься рукоделием.

— Рисовать не умею, — засмеялась она в ответ, — а рукоделием действительно занимаюсь.

— Как-нибудь я дам вам уроки живописи. Знаете что, наденьте, пожалуйста, вечером светлое платье — то, что было на вас вчера, а еще те прелестные жемчужные серьги, они вам идут.

— Они одни у меня и есть, — усмехнулась Кэтлин.

— Вы не любите драгоценности?

— От тети мне достались гранатовое ожерелье да пара браслетов, и еще брошь с камеей. Не думаю, что синьорина Бьянка надела бы брошь с камеей. — Она сама не поняла, зачем это сказала, но он вдруг нахмурился.

— Не важно, что носит Бьянка. Некоторые их фамильные драгоценности превосходны, другие вульгарны; но она не долго останется их владелицей, если Паоло не женится на деньгах.

— А вы не думаете, что она сама решится выйти замуж за деньги?

Ей показалось, что он даже чуть испугался, затем вновь нахмурился и, отшвырнув сигарету, бросил:

— Полагаю, многие женщины жаждут замужества за деньги — даже за не очень большие; их, как и мужчин, можно этим соблазнить. Ну что, я провожу вас в отель?

Глава 4

Первым, кого увидела Кэтлин, войдя в вестибюль отеля, был граф Паоло ди Рини. Он беседовал с привлекательной темноволосой служащей, явно наводя о ком-то справки, затем повернулся и быстро пошел им навстречу, проигнорировав в первый момент Эдуарда.

— Синьорина Браун! — воскликнул он, протягивая руки. — Мы с Бьянкой искали вас повсюду! В отеле сказали, что вы позавтракали, а потом ушли. — Он с неудовольствием посмотрел на Морока. — Видимо, с тобой, Эдуард? Это ты тот «джентльмен», с которым завтракала мисс Браун?

— Я, — ответил Эдуард с вызовом.

Граф Паоло чуточку расслабился, сделав непонятный жест рукой, который можно было расценить как сожаление о людских причудах, потом взял Кэтлин за руки — на этот раз его пожатие было чуть влажным.

— Вы замечательно выглядите, мисс Браун, — Паоло широко улыбнулся, — словно пропитались солнцем. Бывает такое солнце в Англии?

— Никогда, — отвечала она. На самом-то деле она знала, что «пропитанным солнцем» у нее оказался облупившийся кончик носа, да и волосы порядком растрепались, а хорошенькое платьице, надетое утром, немного помялось.

Она приметила у него в петлице — а он сегодня был очень хорош, настоящий владелец старинного палаццо, с аристократическим пренебрежением взиравший на простых смертных, имевших не много прав на существование, — слегка увядшую бутоньерку красной розы, что заставило ее припомнить утренний дар. В некотором шоке — ей в последнюю очередь хотелось, чтобы розы были от него, — она подумала, чистое ли это совпадение, что его бутоньерка точно такая алая роза?!