Долги отдающий - Иван Козлов

— Что тут случилось?

Он бросает на меня недовольный взгляд и тотчас опять отворачивается:

— В справочном бюро узнай, что случилось, где и когда.

— Я думал, помощь требуется. Вчера Кукушкин заходил.

Лысиков уже с большим интересом осматривает меня, глаза его округляются.

— О, елки зеленые! Ты, что ли? Никак, в воде вареной искупался?

Теперь уже недоумеваю я, а Лысиков ржет:

— Вчера сыну как раз читал про Конька-Горбунка. Там один в чан прыгнул и красавцем стал. А ты что, пластическую операцию делал? Говорить по-человечески начал.

Мне не больно нравится наша тема, спешу ее переменить:

— Двигатель запорол?

— Не, ты же знаешь, тут движок новый. Электропроводка ни к черту. Представляешь, по кольцу прем — вдруг дым в салоне. А я в третьем ряду, сразу по тормозам не дашь. Еле-еле на обочину вырулил. Капитан так перепугался — чуть на ходу не выпрыгнул. Ну вот. Дым рассеялся, а что и где горело, не соображу.

— Если это с электропроводкой, зачем на карбюратор смотришь?

Лысиков пожал плечами:

— Так Кукушкин же сказал, что тебя вызовет…

Нет, положительно надо быть машиноненавистником, чтоб даже такую неисправность не найти. Сажа же осталась там, где замкнули провода… Минут через пятнадцать я повернул ключ зажигания, и «Жигуленок» вышел из комы.

А из дверей серьезного заведения вышел Кукушкин. Кивнул мне:

— Спасибо, помощничек.

Я улыбнулся: и этот не признал.

— Что, товарищ капитан, — развеселился и Лысков. — Без противогаза бойца не узнаете?

— Вот только теперь узнал. Зайдем, Кузнецов, ко мне, потолкуем. — Я Кукушкина никогда не видел улыбающимся, и сейчас он серьезен.

Он показал мне спину, уверенный, что за этой спиной я и попрыгаю на двух задних лапах в его десятую комнату.

Я и попрыгал. Опера — они ведь и в мелочах не ошибаются. Ну что мне делать, если не прыгать? Тяжело только это дается. О чем толковать будем? Может, пришла ориентировка по ювелирному, и мент вспомнил, что есть среди его знакомых «обаяшечка»?

Нет, разговор пошел нормальный.

— Сколько косметологи берут за операцию?

— Еще не знаю, лечение не окончено, куча процедур предстоит.

А что я мог еще сказать?

— Ты правильно сделал, Кузнецов. Человек ты неглупый, башка у тебя варит… Закуривай, угощайся.

Это что-то новенькое, на такую дистанцию Кукушкин меня еще не допускал. Бойся данайцев…

— Невесту, смотрю, завел. Ничего девчонка, только смотри, чтоб чахоточной не была. Бледная уж очень.

Он не задает вопроса, но делает паузу и смотрит на меня так, что молчать нельзя.

— Северянка она. И потом, действительно приболела немного, на солнце не выходит.

— А ты на солнце выходишь?

Непонятный вопрос, на такой лучше промолчать и застенчиво улыбнуться: что, мол, сие означает?

— Искал я тут тебя как-то еще, Кузнецов. Водила очередной раз тачку запорол, я звякнул в твой автосервис, мне отвечают, пропал, никому ни слова не сказал.

— А чего говорить? Я решил уходить оттуда.

— Ты сколько там имел? Со всеми левыми?

— На водку хватало, на женщин нет.

Мент истолковал мои искренние слова по-своему:

— Не обижайся, я ведь не просто так спрашиваю. Машины новые скоро нам дать обещают, чуть ли не «мерседесы». Я бы тебя взял к себе, Константин.

Что же это за дела? По имени величает. Еще раз Бабашвили спасибо сказать надо? Новое лицо — новые отношения?

— У вас на окладе пахать придется день и ночь. А у меня иное на примете: заработаю сколько надо — и в кровать, книжки читать.

— Детективы?

— А что?

— Ничего, я тоже их люблю. Что последнее прочел?

Я решил, ничем не рискуя, получить бесплатную консультацию.

— Не помню автора. Там хотели дочь миллионера похитить, да ошиблись, взяли девицу без приданого. Думали, полиция ею не заинтересуется.

— Правильно думали. Если девица или ее родственники не накатают заявление в участок, то никому до нее дела не будет.

— Нет, один инспектор что-то заподозрил. Банда требовала выкуп с миллионера, тот, естественно, не заплатил, поскольку платить ему незачем было, и инспектор догадался, что похитители ошиблись.

— Делать ему не хрен было, кроме как догадки строить. Тут вон без догадок бумаг целый сейф… Чем все закончилось?

— Хотелось бы самому знать. Выписался из больницы и не дочитал.

— Нет, это не по мне. Я люблю крутые сюжеты. Но ты все же подумай над моим предложением, а?

Середина дня. Безоблачно, жарко. Самое время для крутого сюжета, что по сердцу Кукушкину.

Макс работает в магазине, в мясном отделе. Загородной виллы, дачи, дома в деревне у него нет. Значит, где он может хранить ворованные драгоценности? К кому, как не к нему, относится пословица: "Мой дом — моя крепость"?

У Макса я бывал, дверной замок помню, отмычки изготовил — мастер я в конце концов или нет? Надо проверить. А для этого — проехать в Сабурово, зайти в нужный дом на нужный этаж…

Все получилось как надо. Дело за малым: найти в двух комнатах уголок, где хранятся товары из ювелирного магазина. Вещей и мебели у Макса немного: жена, когда уходила, своего не упустила, так что полки в стенке полупустые. И ничего интересного на них нет. Кухня. На тумбочке стоит холодильник, в ней, естественно, овощи. Точно: пыльные сетки с картошкой, морковью. А в глубине — коробка из-под обуви. Ободранная такая коробка, помятая с боков. Вата под крышкой. Кольца и цепочки под ватой. Тут же и пистолет, тот самый «макаров», который я когда-то уже держал в руках. В этой же овощной тумбочке — коробка из-под конфет. Кто, интересно, хранит шоколад среди грязных овощных сеток? Хоть мы тогда, накануне моего отъезда к оптовику, и не составляли описи лежавших в коробке драгоценностей, я соображаю: это они самые. Неразумно поступил Макс, не перепрятав их. Коробка красивая, я ее ему и оставлю.

Пустую, конечно… Теперь пора уходить.

Замираю у дверей, отшатываюсь, влипаю в стену. Кто-то шурудит ключом в замке. Как же я, дурак, не учел одного: Макс работает рядом и на обед может прийти домой. Драгоценности я уложил в кейс, пистолет сунул в карман. Драться с Максом в мои планы не входит, но не стрелять же?! Он крепкий, гад, каждый день мускулы качает, когда разделывает туши. Поэтому остается мне одно: ударить точно.

Дверь открывается, Макс передо мной. Я бью рукояткой пистолета ниже уха. Будто всю жизнь этим занимался. Мясник падает, кажется, так и не увидев меня.

И далее все идет по ранее намеченному плану. Захожу на почту в посылочное отделение. беру плотную бумагу, заворачиваю в нее обувную коробку. Получается аккуратная бандероль. Я даже своим корявым почерком подписываю ее: "Балушу Борису Борисовичу". Но в общую очередь к приемщице не становлюсь, выхожу на улицу, сажусь в троллейбус и еду к знакомому уже мне ювелирному магазину.

Я в добротном летнем костюме, в огромных, на пол-лица, солнцезащитных очках. Я совершенно не похож на питекантропа, сбегавшего отсюда с чулком на голове месяц назад.

— Девочки, добрый день. Директор у себя? Борис Борисович?

Продавщицы хором отвечают: «Нет» — и подозрительно смотрят на меня. Они теперь на всех смотрят подозрительно, так что я не придаю этому особого значения.

— Передайте ему…

Брать намного приятней, чем отдавать. Настороженность пропадает. Они улыбаются:

— Что сказать? От кого?

— Внутри записка.

Записка действительно есть. В ней лишь два слова: "Отдающий долги".

Теперь все, теперь и я могу начать жить по-новому. Драгоценности возвращены, пленница Настя освобождена, остается лишь отвезти ее в больницу к Бабашвили. Сегодня же вечером надо съездить туда, обо всем с ним договориться. Плата? Деньги Эммы и Толика у меня лежат почти нетронутые. Правда, я так и не рассчитался за покупки с Викой, не до того было. Но это даже к лучшему: мы встретимся еще раз.

Домой прихожу в пять вечера. Настя докладывает: никто не звонил, хотя телефон теперь и включен, и никто не приходил, за исключением бабы Вари. Та приносила картофельные блины.

— Вы о чем-то говорили с ней?

Настя нерешительно пожимает плечами.

Ясно, был разговор. О чем?

— Настя, мне сейчас все надо знать, понимаешь?

— У бабы Вари странный вкус. Она о тебе говорила: "Хоть и страшненький, но порядочный, душевный…"

— Плохой вкус? Ты сомневаешься в моей порядочности?

— Да нет, я о другом. Какой же ты страшненький? У тебя лицо такое… благородное, вот!

Я беру из стола конверт со своими старыми снимками и топаю в ванную. Нет желания рассматривать фотографии при Насте. Включаю душ, открываю конверт.

Господи, неужто жил такой на земле?

Щелкаю зажигалкой и подношу угол конверта с содержимым к огню. Сгорает Гнусавый. Сгорает все мое прошлое, я не хочу о нем вспоминать. Илье Сергеевичу скажу что-нибудь.