Долги отдающий - Иван Козлов

Я встал с дивана и на голову возвысился над плотненьким низкорослым Саньком.

— Ты меня хорошо знаешь?

— Ну, — неопределенно ответил он.

— Если вякнешь, что я приходил к тебе и кое-чем интересовался — долго жалеть будешь, понял?

Санек затряс головой.

— Вещи из ювелирного еще не делили? У Макса они все?

— Да, кроме твоей доли. Надо выждать чуть.

— Выжидайте. — Я улыбнулся и пошел к двери. Сказал напоследок: Смотри, Санек, вякнешь…

Душ Настя, конечно же, не принимала. Она даже туфли и куртку не сняла заснула, свернувшись калачиком, на одеяле. Я укрыл ее, стараясь не шуметь, вытащил с антресолей старую раскладушку, поставил на кухне. Думал, упаду и сразу же вырублюсь: ведь ночь перед этим не спал. Но мозг, видно, покоя не хотел.

Санек, если его чуть придавить, может заложить кого угодно. С потрохами выдаст. Я его давно знаю, в одной школе учились. Он закончил училище и работал техником на мясокомбинате. С виду вроде не хилый, но большой трус и паникер. Не переносит любой боли. Так вот, маловато надежды на то, что Санек останется нем. Вряд ли он сам побежит сейчас к Максу докладывать, что я жив-здоров. Но он ведь и другое понимает. Рано или поздно Максу станет известно, что я еще дышу, что я выкрал у них Настю, и тогда Саньку не миновать кары. Так лучше во всем сознаться сразу. Сознаться, что дальше? Моего адреса действительно никто не знает, но ведь у всех есть мой телефон! А по номеру узнать географию абонента способен и пацан. И вот тогда надо будет ждать гостей. Скорее всего, Макс пришлет сразу двоих — Корина и Блина. Я их знаю не очень давно, силой не мерился, но ясно, что с двумя сразу мне не справиться, особенно если учесть, что я буду бояться пропустить удар в челюсть, а раз буду бояться, то, значит, пропущу. И черт его знает, кто будет собирать ее по частям в следующий раз и какую форму она примет… Нет, рисковать нельзя.

Поскольку придут гости за Настей, надо быстрее ее куда-то определить. Дать деньги на дорогу домой? Хорошо, если она согласится на этот вариант. Я бы ей даже подарки для матери купил…

Деньги, деньги, деньги… Вот черт, только сейчас вспомнил, что не рассчитался с Викой за костюм, кроссовки… И вообще: поступил по-свински. Ушел, не простившись. А ведь она, Вика, она ведь… Я зажмурил глаза: вот ее золотые волосы, зеленые глаза, белая тугая грудь… Что же я лежу тут, на раскладушке? Почему не там, не у Вики?

Машинально взглянул на часы. Второй час ночи. Для визита время не самое подходящее. Тем более с пустыми руками идти нехорошо. Завтра с утра… Нет, с утра надо купить Насте продукты. Поговорить с ней о поездке в Кемерово. Потом — отправиться к Федору Савельевичу Падунцу насчет работы. Это тоже откладывать нельзя: возьмет другого. Какой у него цвет машины? Надо захватить с собой инструменты, заделать царапину.

И от Падунца уже можно заехать к Вике. Я ведь так и не починил ей краны, не до этого было.

А что, если поселить хотя бы на неделю Настю в лечебнице Бабашвили? Там-то уж ее точно Макс не найдет, а она отойдет от плена. Как бы там ни было, но ведь это и я приковывал ее к трубе в чужой квартире и должен теперь сделать для нее все. Илье Сергеевичу, конечно, заплачу, денег должно хватить.

— Ты, парень, даешь! — Федор Савельевич под разными углами смотрит на крыло машины, где еще недавно красовалась царапина, и восхищенно причмокивает:

— Как же ты краску угадал? Я думал, у нас в России вообще такой нет. Редкая ведь расцветка, согласись, а? Ну все, идем смотреть, что я строю. И не стесняйся, сразу говори: может, что не так — тебе тут работать. И обязательно список подготовь, что достать. Я все оплачу. Слушай, как ты думаешь, а может, все-таки дать в газету объявление, что вот, мол, открываемся, готовы оказывать такие-то услуги, а?.. Сейчас ко мне домой заглянем, чайку попьем, я тебе фирменные спецовки покажу, уже сделали. Таких спецовок ни у кого нет!

От Федора Савельевича я позвонил Вике. Трубку долго не брали, но наконец-то раздался знакомый голос:

— Я слушаю.

— Вика, я приеду к тебе сейчас? Ты прости, я даже деньги за костюм не отдал.

— Ну что вы, пустяки, — сказала она холодным нейтральным голосом. Может, не поняла, с кем говорит?

— Это я, Константин, Вика. Я хочу видеть тебя!

— Вас устроит в шесть? С шести до семи я буду свободна.

Кто-то там, на другом конце провода, невнятно забасил, Вика, видно, прикрыла ладонью трубку, сказала тому, басовитому: "Перестань, это мой клиент… А хоть бы и так! У тебя что, на меня права особые?" И уже отняв ладонь, повторила:

— Я буду ждать, с шести до семи. До свидания.

Пошли короткие гудки.

Невесты Федора Савельевича дома не было.

— Она на просмотре, — объяснил он и снова, как и в больничной палате, прямо взахлеб принялся рассказывать о своем Зайчике: — Представляешь, парень, я со своим суконным рылом — и рядом с ней, а?! В богему вхож. А был ведь кем, и каким?!

С фотографий, висевших на всех стенах, глядела на меня, принимая различные позы, хитрая плоскогрудая кошечка. Глядела подозрительно, без всякой симпатии. Она меня тоже, очевидно, недолюбливала.

В шесть ноль-ноль я стоял у дверей Вики с огромным букетом. В нем розы, калы, георгины, огромные лохматые ромашки…

— Прости, я еще не знаю, что ты любишь больше.

На меня и на цветы она посмотрела, как мне показалось, с печальной улыбкой.

— Заходи.

— Жаль, что мы на "ты", — сказал я. — Когда я услышал тебя по телефону, я подумал, что тебе страшно хочется выпить со мной на брудершафт.

— Костя. — Она стояла у окна кухни, все еще держа цветы. — Костя, я, наверное, должна объясниться. Ты… Ты хотя бы знаешь, сколько мне лет, Костя? Я старая баба, которая один раз захотела сойти с ума.

— И ты не хочешь начать жизнь сначала? — спросил я. — Как ты там говорила? С романами…

— Вот когда я говорила, я как раз и была безумной. Пойми, Костя, я… Скажем так, я далеко не праведная женщина. И когда ты звонил, я была не одна. У меня был мужчина. Мой старый знакомый.

— Он починил тебе краны? — спросил я.

— Ну не надо, не надо ехидничать.

— Я и не думаю этого делать. Где инструменты? Давай быстрее, я, как понимаю, до семи должен управиться.

— Не смей так смеяться!

— Разве я смеюсь?

Лицо ее запылало от гнева и стало еще красивей.

— Ты… Ты еще мальчишка…

Я закрыл ей рот поцелуем. И ушел от нее заполночь, едва успев к закрытию метро.

Настя не спала.

— У тебя тут неплохая библиотека, я многое для себя нашла. В институте ведь через неделю приемные экзамены…

О поездке в Кемерово я ей ничего не сказал. Открыл тумбу стола и начал рыться в ее недрах.

— Сюда я заглянуть не посмела, а в комнате попробовала прибраться. Два ведра мусора вынесла.

— Спасибо. Теперь это не логово зверя, а человеческое жилище.

И вдруг я замер над столом:

— Тебя никто из соседей не видел?

— Видели. Женщина, ее двери напротив, через лестничную площадку, поинтересовалась, где ты, мол, давно тебя не видела.

Баба Варя. Единственная соседка, с которой я общался. Когда болела, просила купить хлеб, молоко. Потом пирогами угощала.

— Я ей сказала, что ты позже придешь. И капитану из милиции так же сказала.

Правильный ответ: «позже». Это ведь и через час, и через день, и через год… Стоп! Менты приходили? Вот это новости!

— Как этот капитан выглядел? Что он хотел? — спросил я, стараясь выглядеть спокойно.

— А ничего. Даже не поинтересовался, кто я. Попросил, чтоб ты завтра с утра заглянул к нему. Я сначала его фамилию хотела записать, а потом решила, что и так запомню. Кукушкин. Ну что тут записывать? Это твой товарищ по работе, да?

— В какой-то степени…

Черт, чего тут только нет, в этой тумбе! Все почему-то колется и режется. Особенно после того, как Настя сказала о Кукушкине. Игла от циркуля под ноготь зашла. Ага, вот он, пакет из фотоателье. Надо взять фотографии и поехать к Бабашвили. Раз ему так нужно… Но это и мне нужно. Пусть скулу посмотрит. И пусть дней на пять приютит Настю. Я не хочу, чтобы она опять попала в гости к Максу. А ведь может попасть — у меня нет возможности сидеть рядом с ней сторожем. Завтра, к примеру, надо идти к Кукушкину…

Если бы Кукушкин чего хотел, он бы с Настей не так разговаривал. Я знаю этого опера — крутой мужик. У них в отделе машины часто ломаются, и он сразу мне звонит. На этот раз не позвонил по простой причине: телефон ведь я отключил.

Ну точно: на асфальтированном пятачке перед ментурой стоит их сдохший «Жигуленок». В нем копается Лысиков, водитель. Машиноненавистник. Женоненавистники — те хоть и ненавидят, но все равно женятся. А этот… Садится за баранку с одной целью: покалечить технику. Я Лысикова презираю, но он терпит, поскольку я ему нужен.