В катакомбах Одессы - Юрий Корольков

Гриша Любарский расхаживал по другой стороне улицы и не спускал глаз с товарищей. План, который разработали парни, казался несложным — выследить Фрибту и посмотреть, с кем он имеет дело. Но все осложнялось тем, что в лицо его знал только Яков, ходивший к нему на явку. Именно поэтому Яков не хотел показываться на глаза Фрибте — тот мог бы заподозрить, что за ним следят. Григорий и Алеша не знали Фрибту, и поэтому Яков очень подробно описал друзьям его внешность.

Алеша попробовал проскочить в ресторан, но его сразу приметили и выпроводили обратно.

— Один как будто похож, — шепнул он Якову, — сидит слева с каким-то типом, пьет водку.

Ждать пришлось долго.

— Вот, вот… — снова зашептал Хорошенко. — Он?

Из дверей ресторана вышли двое. Фрибту Яков узнал сразу — долговязый, развязный, с туповатым, покрасневшим от водки лицом. Как было условлено, Хорошенко подскочил к Фрибте:

— А вот сигареты! Ароматные сигареты! Есть румынские, есть немецкие — какие хотите, такие курите! — Хорошенко протягивал сигареты, совал их чуть ли не в лицо Фрибте.

— Пшел, пацан, в сторону… Дай пройти людям…

— Простите, господа, проходите, пож-жалоста! — в тон Фрибте ответил Алеша, сорвал с головы кепку и, кривляясь, раскланялся с Фрибтой.

Это был сигнал Грише Любарскому. Гриша пошел вперед, наблюдая за долговязым типом, на которого ему указали ребята. Алеша и Яков ушли в противоположную сторону.

На Дерибасовской Фрибта и сто спутник повернули на улицу Пушкина, миновали гостиницу и пошли к сигуранце на Бебеля, дом 12. Они не обратили внимания на чернявого подростка, который встретился им перед входом…

Все было ясно!

По дороге в мастерскую, когда проходили мимо бывшего Дома Красной Армии, Яков сказал приятелю:

— Гляди, машин сколько. Надо бы узнать, что здесь у немцев… Не здесь, вон куда гляди. — Яков кивнул на большое здание рядом с Домом Красной Армии. Его построили незадолго перед войной. — У меня тут истопник знакомый живет. Вот бы шарахнуть!

— Жалко, дом совсем новый, — возразил Алеша.

— Гм, жалко! — хмыкнул Яков. — На Энгельса вон какой домина рванули, бывший НКВД. И то не пожалели, зато полтораста гитлеровцев как не бывало.

— Сюда сколько толу понадобится, — уже соглашаясь с Яковом, сказал Хорошенко.

— Найдем… — загадочно и неопределенно ответил Яков. — Надо узнать только, кто поселился здесь.

Вечером, придя домой, Яков узнал от Саши Чикова сногсшибательную новость — пришел из катакомб Бадаев, сейчас разговаривает со Стариком. Стариком ребята прозвали Петра Ивановича Бойко.

— Павел Владимирович? — недоуменно переспросил Яков. — Из катакомб?

— Откуда же еще! С ним Межгурская и еще кто-то незнакомый. Эти ушли, а Бадаев разговаривает со Стариком. Бойко даже и жену на кухню отправил.

Было совсем поздно, когда Бадаев зашел в комнату к ребятам. Жили они здесь втроем — братья Гордиенко и Саша Чиков. В другой комнате поселился Бойко с женой.

— Ну, орлы, как у вас дела? — Бадаев вошел раздетый, какой-то очень домашний, словно и не собирался никуда уходить. Был он в одних шерстяных носках, а на плечи накинул меховой жилет, из-под которого торчала желтая кобура пистолета.

Якову показалось невероятным: неужели Бадаев рискнет остаться в городе?

— Ночевать-то пустите? — улыбнувшись, спросил Бадаев, будто отвечая на немой вопрос. — Что нового, Яша? Крымова видел?

Бадаев наметанным глазом окинул комнату, задержал взгляд на окне, выходившем на улицу, как бы невзначай потрогал раму — легко ли открывается — и все это делал, продолжая говорить с ребятами. Квартира Петра Бойко находилась довольно высоко над землей — так, что с улицы нельзя было заглянуть в окно. В то же время в случае опасности не трудно выскочить из окна либо черным ходом проскользнуть в проходной двор и оттуда незаметно выйти на соседнюю улицу. Квартира выбрана была умело.

Яков рассказал о разговоре с Крымовым, о сегодняшней встрече с Фрибтой. Бадаев сидел на Яшиной койке, застеленной стареньким шерстяным одеялом. Яков горячо и возмущенно говорил о предателе.

Фрибту он ненавидел всем своим существом, каждой кровинкой. Скажи сейчас Бадаев — выполни невыполнимое, — и Яков пойдет на неминуемую смерть, на гибель…

Вероятно, это началось с того разговора, когда Бадаев вызвал его в санаторий имени Дзержинского, где жил после приезда в Одессу. Якову пришлось немного обождать — Бадаев обедал. Он вышел из столовой с большим красным яблоком в руке. Подошел, посмотрел, сел рядом на скамейку и без всяких расспросов начал с главного:

— Мне брат говорил про тебя. Ребят подобрать сможешь? Таких друзей, чтобы не подвели. Крепких. — Бадаев протянул Якову яблоко: — Держи!

Яков смущенно отказался, Бадаев сунул яблоко ему в карман.

— Ладно, сам не съешь, сестренке отдай, Нине или матери.

Бадаев, оказывается, знал всю их семью. Разговор в санатории Дзержинского он закончил тогда словами:

— Запомни, теперь ты чекист, Яков. Умей держать язык за зубами.

Потом встретились еще на Большом Фонтане, в рыбачьем поселке. Брат Алексей жил там некоторое время вместе с Бойко. Алексей попросил Якова привезти ему чистую смену белья, и оказалось, что Бадаев случайно тоже заехал в поселок. На этот раз говорили долго, ходили на море, спускались мимо желтых осыпей к самой воде. Владимир Александрович расспрашивал о школе, о Яшиных друзьях, о комсомоле, говорили про Павку Корчагина. Разговаривали так задушевно, что Яков и не чувствовал разницы между собой и Бадаевым — словно приятели-одноклассники…

Алексей после признался, что это Бадаев велел вызвать Якова в рыбачий поселок. Но братья Гордиенко не знали другого: прежде чем затевать разговор с Яшей, Бадаев долго сидел в райкоме комсомола и вместе с секретарем перебирал фамилии ребят, которых можно было привлечь к подпольной работе. Остановились на Якове Гордиенко.

Сейчас Владимир Александрович слушал Якова, не перебивая.

— Только не горячись, Яша, — сказал он под конец. — Не горячись. В нашем деле горячиться нельзя. Сделаем так…

Бадаев сказал, что, по его мнению, нужно сделать с Фрибтой. Пусть обязательно еще раз проверят. После этого Крымов примет решение.

Бадаев еще сказал, что из Москвы пришла благодарность за последнее донесение о складе горючего, который находился рядом со спиртозаводом. Наша авиация недавно начисто разнесла бензосклад.

Яков знал об этом налете. В ту ночь под Одессой зарево стояло вполнеба. С Алешей Хорошенко они ходили к спиртозаводу. От склада ничего не осталось — одни горелые бочки, рваные в лоскуты. Но Яков никак не мог представить, что этот налет был связан с работой его друзей. Сейчас он зарделся от гордости, глаза его загорелись радостным огнем — вот здорово!