Царство юбок. Трагедия королевы - Эмма Орци

— Если бы Франция не сдержала своих обещаний, ваше величество, — послышался тихий голос Гарри, — у Эглинтонов достаточно денег, чтобы снарядить для вас корабль; я уже говорил вам об этом.

— Хорошо сказано, милорд, — одобрительно воскликнула Лидия, восхищенная его словами. — Теперь, когда в вашем лице у меня есть союзник, моя мечта может обратиться в действительность. Ваше величество, вы можете смело ехать в Англию, с полной уверенностью в успехе. Если же вас и ваших друзей постигнет неудача, мы спасем вас. Хотите выслушать мой план?

— Охотно.

— Лорд Эглинтон — ваш друг; по крайней мере, вы в нем уверены, не так ли?

— Я твердо верю в честное отношение дома Эглинтонов к моему дому.

— В таком случае условьтесь с ним, и только с ним одним, относительно места в Англии или Шотландии, где бы вас нашел корабль в случае неудачи.

— Это уже сделано, — просто сказал Эглинтон.

— Если судьба будет против нас, то мы скроемся в назначенное место и будем ждать помощи из Франции.

Разочарованная Лидия замолчала. Она надеялась в случае неудачи претендента побудить короля Людовика выслать корабль на помощь молодому принцу, организовать экспедицию на деньги Эглинтона и вырвать Карла Эдуарда из рук его врагов. Теперь эта мысль была у нее похищена. Леди Эглинтон, очевидно, не знала подробностей этого плана и казалась очень недовольной. Карл Эдуард быстро шепнул несколько слов на ухо своему другу, которому, по-видимому, доверял более, чем обещаниям Франции и энтузиазму мадемуазель Домон. «Маленький англичанин», беспокойно переведя глаза с Лидии на своего царственного друга, нервно вертел кольцо с печатью, которое носил на левой руке; затем он быстро снял кольцо, Карл Эдуард так же быстро и внимательно осмотрел его и с многозначительным и одобрительным взглядом возвратил по принадлежности.

Итак, Лидия опоздала; эти два человека раньше ее обдумали все до мельчайших подробностей, до кольца включительно. Ей было досадно.

— Значит, ваше величество заранее уверены, что Франция не сдержит своего обещания? — спросила она.

— Почему вы так думаете?

— Это кольцо, этот договор между вами и милордом…

— Разве это не было вашим желанием, мадемуазель?

— О, нет, нет, — произнесла она, — сознаюсь, что с моей стороны глупо упрекать вас! Простите меня, ваше величество! Для меня было бы большой радостью участвовать в деле спасения вашего величества, но тем не менее я охотно уступаю первенство лорду Эглинтону.

Она так просто, с таким благородным самоотвержением произнесла эту маленькую речь, что Карл Эдуард стоял пред нею в немом восхищении.

— Умоляю вас, мадемуазель, — сказал он наконец, — не делайте моего отъезда таким тяжелым для меня! Вы слишком наглядно доказываете мне, что я теряю, покидая берега прекрасной Франции.

— Ваше величество оставляете здесь много преданных вам сердец, хотя они и не могут следовать за вами. Мы же с лордом Эглинтоном заключим дружеский договор и часто будем беседовать о вас, когда вас не будет с нами.

— Напоминайте обо мне также и королю, — сказал Карл Эдуард. — Я предчувствую, что мне понадобится его помощь.

Лидия сделала такой глубокий реверанс, что ее хорошенькая головка очутилась почти на одном уровне с коленями претендента; он взял ее руку и почтительно поцеловал.

— Прощайте, ваше величество, и да поможет вам Бог, — прошептала она.

Простившись с теми, кто оставался во Франции, принц обратился наконец к человеку, которому доверял больше всех:

— Эглинтон, — сказал он, — постарайся, чтобы во Франции не совсем забыли меня.

И, опершись на руку своего друга, он быстро отошел от молодой хозяйки.

Прислонясь к холодной мраморной стене, Лидия следила за группой молодых английских и шотландских джентльменов, окружавших своего юного принца. Людовик, также собиравшийся уезжать, со свойственной Бурбонам любезностью, каждому сказал приветливое прощальное слово. Каждый в свою очередь приложился губами к пухлой белой руке короля, не забывая также наградить любезностями всесильную фаворитку, которая, опершись на плечо короля, старательно подчеркивала знаки королевского расположения, относившиеся лично к ней. Мадемуазель Домон почувствовала необычное отвращение при виде родовитой знати, низкопоклонничавшей пред авантюристкой; когда же и Карл Эдуард низко склонился пред Жанной Пуассон, как только что сделал это пред дочерью герцога Домон, — глубокая грусть засветилась в ее глазах.

А впрочем, не все ли ей равно? Гастон любит ее, и она еще чувствовала на своих губах сладость первого поцелуя.

VI

Между тем герцог Домон уже начал церемонию проводов. По строгим правилам придворного этикета, его величество французский король первым должен был покинуть замок. В сопровождении Помпадур и хозяина дома Людовик спускался по величественной лестнице, ведшей в громадный вестибюль.

Словно движимая чьей-то властной рукой, Лидия прошла сквозь толпу и, на правах хозяйки дома, взяла короля под руку; герцог следовал за ними с Помпадур.

Толстые фламандские кони короля нетерпеливо били копытами о землю. Волны ароматного воздуха вливались в открытые двери, и Лидия почувствовала радость, что на ее обязанности