Имя - Война - Райдо Витич

— Какое внимание? Светает уже, спать пора, — зевнув, сказала Надя.

— Ничего, ничего, "в бою не сдается наш смелый "Варяг", — пропел Дроздов, делая следующий ход. Санин задумался, и в повисшей в купе тишине послышался странный, нарастающий звук, постепенно перекрывающий стук колес. Мужчины, дружно нахмурившись, вопросительно уставились друг на друга. Надя замерла в зевке, у Лены лицо вытянулось:

— Что это? — прошептала, испугавшись.

И тут грохнуло. Вагон тряхнуло так, что шахматы посыпались на пол, слетели постели с верхних полок. Поезд будто наткнулся на препятствие. Скрежет, звон разбитого стекла, чей-то вскрик, и опять оглушающий грохот, гул низкий, пугающий, рождающий желание бежать без ума и разума. Лену откинуло на мужчин, мужчин вдавило в стену, Надя упала на пол.

Вжик, вжик, бу-ффф…

Оконное стекло разлетелось вдребезги.

— Из вагона!! — закричал Николай, хватая девчонок и выпихивая их из купе. Саша уже рванул на себя заклинившую дверь, выпуская «пленников».

— Что это? Что это? — лепетала в панике Надя, и не понимала куда идти, зачем. Вокруг уже кричали, до визга надрывно выла какая-то женщина, плакали дети, кто-то кого-то звал, кто-то пытался узнать, что происходит, цепляясь за всех, кто рядом. Взъерошенный старик в пенсне и кальсонах метался по вагону, распихивая выскочивших в коридор пассажиров.

— Из вагона!! — закричал Николай, разбивая вместе с Александром стекла уцелевших окон.

Из темноты за ними пахнуло влагой и чистотой предрассветного тумана, что дымкой струился по полю, уходил через лесок невдалеке к зарнице в небе. А там…

Кто-то низко и протяжно завыл, увидев как по полю бегут люди, а черная «птица» качнув крыльями бьет их, высекая линию мелкими фонтанчиками. Линию по живым телам и дерну. Низкий гул перекрывал крик падающих, выпрыгивающих, потерявшихся в панике.

Лена вжалась в дверь купе, с ужасом глядя, как лейтенанты выпихивают наружу детей и женщин, а те кричат, бегут и… падают. Самолеты густой стаей кружат с гудением, вжиканьем над ними и косят как траву бегущих по полю.

— В лес!!

Николай схватил Лену, оторвал от двери пихнул к окну:

— Беги в лес!!

Грохнуло так, что ей показалось, упала крыша вагона и придавила оставшихся. Кто стоял и не успел зацепиться за что-нибудь, упали на пол. Пожилая женщина завыла: "нога, нога", истерично заплакал ребенок.

— Санечка!! Санечка!!! — кричал кто-то с той стороны у окна.

Коля схватил плачущего мальчика и просунул в проем, передавая матери, а потом рванул с пола Лену, рывком пихнул в окно:

— В лес, слышишь?! Уходи в лес!!

Она не понимала, не слышала — оглушенная, раздавленная происходящим, больше похожим на страшный сон, чем на явь.

Сползала вниз, на насыпь, зацепившись за край оконной рамы и смотрела, как в соседнее Дроздов опускает охающую бабушку. Ее подхватили, потащили вниз с крутой насыпи, Лена тут же грохнулась и покатилась под откос, в траву. Упала на что-то мягкое и как в замедленных кадрах увидела, как взрываются вагоны слева и справа, как огонь слизывает людей, детей мужчин, женщин, как очередь из низко летящих самолетов фонтанчиками мелких камней и осколков косит задержавшихся на насыпи, пытающихся выбраться из вагонов.

Девочка лет пяти плакала, одной рукой зажимая рот, другой прижимая к груди куклу и оглядывалась в поисках матери.

Вжик и ребенок смолк, лег на насыпь.

Вжик, старик в пенсне словно споткнулся, полетел в траву, раскинув руки.

Вжик — легла женщина, придавливая мальчика.

Вжик, вскрикнув, рухнула дородная гражданка, пытающаяся перехватить тяжелый баул.

"Это все неправда", — подумала Лена, поднимаясь. Рука попала во что-то мокрое и теплое, вязкое. Девушка с удивлением посмотрела на нее — красная. Что это?

— Что?…

Женщина в знакомом цветастом платьице, черные косы разметало, и от затылка по спине вниз темное пятно.

— Что это, что?…

Кто говорит? А кто лежит? Это платье, косы?

— Надя? — растерянно тряхнуло за плечо. — Надя?

Она не слышит, спит?

— Надя?

А по спине мурашками холод и страх. Трясущиеся руки перевернули тело, и Лена увидела исковерканное лицо подруги, разорванную скулу, кровь, оголенную кость, мясо и остекленевший глаз, смотрящий на нее…

— Аааа!!! — девушка в ужасе закричала, попыталась отползти, но наткнулась на еще один труп и зажав уши завыла, зажмурившись, уже ничего не соображая.

Вжик, туф-туф, — просквозило рядом и ожгло предплечье. Лена смолкла, приходя в себя, открыла глаза и увидела мальчика, что звал мать, тянул за руку лежащее в траве тело. Самолет шел на него, но Лена даже не поняла, как почувствовала его — спиной? Рванула к мальчику. Перехватила и покатилась вниз, в сторону от смертоносной линии очереди.

По насыпи еще бегали люди, еще не все вылезли из вагонов. Лейтенанты, проводники, пассажиры помогали другим принимая детей и женщин на насыпи, подхватывали. Опускали на траву и начинался бег, безумный панический бег от смерти к жизни.

Мальчик вырвался из рук девушки и ринулся за пожилой женщиной:

— Баба!!!

— Игорек!! — истерично закричала она, подхватывая малыша, обняв. А самолеты делали разворот, и по серому от дыма и утренней дымки неба летела смерть навстречу выжившим.

— Уходите!! — вскочила Лена, замахала бабушке и внуку. Женщина сообразила, оглянувшись на приближающийся самолет и, неуклюже ринулась прочь с поля, крепко прижимая к себе ребенка. А Лена побежала к вагонам, помогать тем, кто не успел скрыться. Огонь пожирал состав, оставляя все меньше шансов выжить тем, кто застрял в вагонах.

Грохнуло. Земля пошатнулась, сбивая с ног. Со скрежетом и вспышкой полетел вниз горящий вагон, увлек за собой остальные, придавливая и погребая под собой не успевших убежать.

— Куда?!! — услышала, прикрывая от жара лицо. И тут же была перехвачена, увлечена вниз. Покатилась по траве в который раз.

— Ранена? — тряхнул ее Николай, заставляя открыть глаза, посмотреть на него. Испачканное сажей и кровью лицо, страшное в своем оскале, показалось ей в тот момент единственно близким и родным, единственно понятным. И вспомнилось:

— Надя!

Ринулась в сторону, к телу, и была придавлена, скручена сильными руками.

Вжик, вжик, вжик, — пронеслось мимо. Грохнуло где-то в стороне.

— Уходим! — процедил мужчина, убирая руки от девушки.

— Надя!

И хоть ползком — к ней. Дроздов, испачканный, потрепанный настолько, что еле узнать, склонился над Вильман и качнул головой, давая понять Николаю: мертва.

Мужчины подхватили Лену и без раздумий потащили в сторону, к лесу.

— Нет! Надя! Надя?!!…

— Погибла!

— Мертва!

— Нет!!

А под ногами тела других убитых, мертвые глаза в небо, раскинутые руки, неестественно подогнутые ноги, и… части тел: нога в боретке и когда-то белом носочке, кисть руки с ободком кольца на безымянном пальце…

Лену скрутило, сжало как пружину. Дошло, доковыляло — не сон. Это все на самом деле, и красное на руке — настоящая кровь, и Нади — нет, и лежащие на этом поле — убиты, мертвы. Больше не встанут, больше никуда не поедут и не приедут.

Взгляд в небо в беге как на привязи — за руку Николая, и дым, гарь смешанная с утренним туманом разрывается черными крыльями с белым пятном, в котором фашистская свастика, с насмешкой реет над головами и добивает оставшихся в живых, тех кто еще только стремиться к спасительному лесу.

Бег. Спотыкаясь на онемевших ногах, неся ничего не чувствующее тело.

Бег в никуда, не понимая зачем, почему, отчего и от кого.

Бег не в панике — в прострации.

Люди слева и справа стремятся так же как и они в лес, а за спинами грохочет и стрекочет: бум, буф, вжик, вжик. Белые лица, безумные глаза, всклокоченные волосы. Бу-уффф. Ааа-дуффф.

Под откос, вниз. В кусты с разбега, врезаясь в зелень, как в воду с вышки, плашмя, отбивая грудь и живот. Ду-дуфф, — за спиной, и низкий въедливый, визгливый звук, оглушающий, давящий. Буф-ф!

Подъем, бег. Мелькание ветвей, деревьев, листьев под ногами, коряги, сучья, кусты, грибы, чьи-то сапоги, галифе.

Сердце уже не выпрыгивает — оно будто умерло там, у поезда, у тела подруги, рядом с убитым ребенком осталось.

Звук атакующих самолетов все дальше и глуше, не слышно взрывов и вжиканья пуль, никого рядом только лес от края и до края. И сумасшедший бег, словно от себя самой, от той беды, того момента, когда разбомбили поезд, из прошлого в еще более глубокое прошлое — солнечное, беспечное, где еще идет состав в Брест, еще шутит Саша, еще смеется Надя, еще улыбается Николай, а Лена еще переживает о предстоящей встрече с отцом. Все это еще есть, еще будет, еще вернется. Только бы догнать, только бы вновь оказаться на перроне ЖД, успеть к моменту отправления, чтобы еще раз обнять сестру Надю, чуть крепче, чем тогда, чуть больше ласковых слов сказать, и не пенять подруге за легкомыслие и увлеченность молодым лейтенантом, а любоваться ее жизнерадостностью, беспечным весельем.