Мой волшебный фонарь - Кристина Сещицкая

Я заметила, что Агата вообще любит ссылаться на нашу бабусю — мамину маму. Все мы очень любим бабусю, а Агата вдобавок ужасно ею гордится, даже, пожалуй, кичится, как будто она у нас по крайней мере прославленный герой или известный ученый. Наша бабуся была прачкой. До войны и во время оккупации ей приходилось зарабатывать на жизнь стиркой, потому что дедушка умер, когда старшему из троих детей было восемь лет. Только после того, как дядя Томек начал работать, гора грязного белья в их доме постепенно стала уменьшаться. Потом вышла замуж тетя Инка, а за ней и наша мама. Теперь бабуся получает пенсию и живет с тетей Инкой и ее мужем. Тетя купила стиральную машину. Но в кухне у них до сих нор стоит громадная стиральная доска, сизые ребра которой потускнели от долгого бездействия. Всякий раз, когда мы приходим к бабусе, Агата отправляется на кухню, садится на белую блестящую табуретку и долго сидит, не сводя глаз со стиральной доски, точно хочет прочесть по ней историю бабусиной жизни и маминой юности. Бабуся в белоснежном переднике хлопочет на кухне, готовя для нас разноцветные бутерброды. С яичком, ломтиками помидора, ветчиной, зеленым луком, творожком и красным перцем. В руках у нее все кипит, хотя распухшие в суставах пальцы кажутся неловкими. Агата смотрит на эти искривленные пальцы, смотрит на доску, и душа ее переполняется уважением и любовью к бабусе. Мамино увлечение копченым лососем она склонна рассматривать как измену всему тому, что окружало маму в детстве. Измену бабусе и стиральной доске.

Поэтому я ни капельки не удивилась, когда Агата, вернувшись домой, ворвалась прямо ко мне с торжествующим возгласом:

— Нет нигде этого проклятого лосося! Я побывала везде, где только можно, клянусь! Как в воду канул! Правда, здорово? Если старый маразматик любит копченую рыбу, ему придется довольствоваться селедкой горячего копчения!

Агата разогрела обед. Не успели мы съесть суп, как под визгливый аккомпанемент транзистора явился Ясек.

— У Глендзена сестра, — радостно сообщил он. — Анджей на седьмом небе от счастья!

— У тебя целых две сестры, — ядовито заметила Агата, — но мне почему-то не приходилось слышать, чтобы ты по этому поводу благодарил судьбу.

— Но Глендзен мечтал о сестре, — поспешил Ясек отметить существенную разницу в своих чувствах и чувствах Глендзена. — Родилась час назад, весит три двести, длина метр пятьдесят пять!

— Метр пятьдесят пять? — изумилась я. — Да у нашей Агаты метр пятьдесят четыре! Ты что-то перепутал!

Ясек смерил Агату оценивающим взглядом.

— Хм… — буркнул он. — В самом деле, вроде чего-то здесь не так. Может, в ней всего пятьдесят пять, без метра, а? Или метр без пятидесяти пяти?

— Скорее всего пятьдесят пять, — предположила я.

— Все равно длинная, — с отцовской гордостью заявил Ясек. — Глендзен боится, как бы кроватка не оказалась мала. Он вчера ей кровать купил. Плетеную, вроде корзины.

— Если у этого несчастного младенца рост в самом деле метр пятьдесят пять, конечно, ноги будут торчать. А я не достала лосося, — похвалилась Агата.

— Здорово! — обрадовался Ясек. И вдруг схватился за голову: — Черт побери! Совсем забыл… Я же обещал папе сходить в парикмахерскую. Только баки отстригать я не буду, — твердо сказал он. — Надеюсь, старый маразматик не станет из-за моих баков срезать у папы премию!

…Старый маразматик опоздал на пятнадцать минут. Агата сидела у меня в комнате, когда в дверь позвонили. Мы услышали радостные восклицания родителей.

— Две минуты назад мама вздыхала и говорила, как бы ей хотелось, чтобы этот визит уже был позади. А теперь… Ты только послушай: «Наконец-то вы к нам выбрались, мне очень приятно…» — шипела Агата, прильнув к замочной скважине.

— Тише, еще он услышит, — одернула я ее. — Лучше расскажи, какой он из себя! Ты что-нибудь видишь?

— Вижу. Ясек помогает ему снять пальто. И улыбается, предатель! Ты бы на него поглядела… рот до ушей!

— Ты лучше про маразматика расскажи.

— Он стоит спиной. Высокий. Волосы темные, но спереди, наверно, лысый…

— Почему ты так думаешь? Ты видишь лысину?

— Видеть не вижу, но чутье мне подсказывает, что спереди у него волос маловато… — бормотала Агата. — Розы принес, в целлофане… Мама их нюхает через целлофан…

— Агата! — громко позвала мама. — Выйди, поздоровайся и поставь в воду эти дивные цветы!

Агата отпрянула от двери и подбежала к моей постели.

— Пока, сестрица, выхожу на сцену! Благовоспитанная барышня сейчас поставит цветочки в вазочку. «Ах, какие чудесные розы, мама!»

И Агата ушла, неплотно прикрыв за собою дверь.

— Здравствуйте, — услышала я сладкий голосок. И спустя минуту: — Ах, какие чудесные розы, мама!

Однако слова эти прозвучали настолько искренне, что в мою душу закралось подозрение, не подарил ли старый маразматик нашей маме в самом деле замечательный букет.

Через несколько минут на пороге появилась Агата с изумительно красивой темно-красной розой в бутылке от армянского коньяка.

— Получай одну, — сказала она. — Всего их пять. Старикашке пришлось раскошелиться, такие розы не меньше двадцати злотых штучка.

— Сам-то он хоть симпатичный?

— Кто его знает! Вроде ничего, если не притворяется. Ясек тоже иногда кажется симпатичным. Это же надо, сотню злотых выложить за цветочки!.. — вдруг вспомнила Агата. — Лучше бы принес маме пару чулок.

— Ты что, рехнулась?

— Я понимаю, это не принято. Но, надеюсь, ты не станешь спорить, что чулки маме нужнее, чем розы! Я только это хотела сказать.

— С чего ты взяла, что чулки нужнее? — рассердилась я.

— А я видела, как она сегодня не могла подобрать ни одной пары, которая имела бы приличный вид. Вот так!

— А мне кажется, розы маме нужнее, чем чулки. Именно розы! И именно так просто, ни с того ни с сего! Без всякого повода! Приходит человек и приносит розы. И плевать ей тогда на чулки, пусть хоть на всех сразу поедут петли. Неужели ты считаешь, что мама не заслужила букета роз?

— С тобой не договоришься, — махнула рукой Агата. — У тебя сегодня чересчур романтическое настроение.

— Ничего подобного. Просто я вижу в маме человека.

— Человек должен ходить в чулках, — не сдавалась Агата.

— И при этом получать в подарок розы!

— Ой, ты, кажется, меня начинаешь злить, — поморщилась Агата. — Заладила свое: «Розы, розы»! Босиком, но с розами…

— Ты напрасно лезешь в бутылку! Бунтовать стоит, когда в этом есть хоть малейший смысл. Представь, например, такую картину. Старый маразматик вызывает папу к себе в кабинет и спрашивает: «Скажите, пожалуйста, товарищ Мацеевский, какие чулки носит ваша супруга — светлые или цвета загара?» А папа ему отвечает: «Понятия не имею, товарищ директор! Лучше просто вручить ей сто злотых, пусть сама себе купит!»

— Ну и что, — пожала плечами Агата. — Думаю, это было бы разумнее всего. Ты меня не переубедишь. Я считаю, что в жизни главное — трезвый взгляд на вещи. — И, закрыв глаза, повторила со вздохом: — Босиком, но с розами…

Из задумчивости ее вывело появление Ясека.

— Агата, мама зовет! Покажешь пану директору свои рисунки.

— Превосходно. А потом спою ему песенку под собственный аккомпанемент. Только для этого тебе придется сбегать к Малиновским, одолжить у них на часок пианино! — злобно прошипела Агата.

— Не валяй дурака, он потрясный мужик! К тому же каждое воскресенье играет в теннис. Представляешь, Яна, он учился в школе вместе со спортивным комментатором Мрозиком. Десять лет просидел с ним за одной партой.

Когда Агата с Ясеком ушли, я развернула было газету и сразу ее отложила. Как же так?! Если старый маразматик в самом деле сидел на одной парте с Мрозиком, ему не может быть больше тридцати двух, ну от силы — тридцати пяти лет!

— Мама! — крикнула я, внезапно почувствовав острую необходимость получить достоверные сведения. — Мама!

Спустя несколько минут дверь приоткрылась и вошла мама. Вид у нее был довольно растерянный. Видимо, события развивались вопреки намеченному ею плану.

— Мама, он, наверно, вовсе не такой уж старый! — воскликнула я. — Не может он быть старым, если учился вместе с Мрозиком!

— Он не старый… — подтвердила мама. — Он совсем молодой. Даже… — почему-то заколебалась она, — даже, пожалуй, чересчур. Знаешь, чем они с Ясеком сейчас занимаются?

Я не знала.

— Сидят на ковре и играют в железную дорогу. Разложили по всей комнате рельсы, вытащили все вагончики, стрелки, семафоры. Агата гудит у него над ухом, как заправский локомотив… Когда я пригласила его к столу, он посмотрел на меня бессмысленно, прямо как Ясек, и сказал: «Сейчас, сейчас, еще минуточку…»

— А что папа на это?