Течения - Даша Благова

А есть брат или сестра? У меня просто нет, это, наверное, потому, что до родителей дошло, что родительство не для них, а жаль, на самом деле я бы очень хотела, чтобы было с кем обсудить весь этот семейный бред.

Старшая сестра.

Вы дружите?

Нет, совсем нет.

А что, сильно старше?

Нет, просто сучка она, если честно.

Вера опять густо и нескромно засмеялась. Нам дали меню, и я стала выбирать напиток по цене: самым недорогим оказалось пиво «Жигулевское». Я собиралась взять его, но Вера попросила барбарисовый сидр, и тогда я взяла то же самое. Мама затарила гречкой и рисом, да и потом разница в сто рублей не такая уж и огромная, вообще-то.

В первые же выходные я попала на настоящую общажную пьянку. В дверь постучалась Люба и сказала, что второкурсники с нашей кафедры отмечают начало года. Карины в этот момент не было, и хорошо, потому что она бы точно напросилась, а Настя-два исчезла еще вчера. Я предложила Маше пойти с нами, но она отказалась: на конец месяца назначили коллоквиум по Гомеру, к которому Маша уже вовсю готовилась. Мы с Любой пошли по коридору вдвоем.

Настюш, а она что, задротка?

Да, Люба. Именно поэтому я стараюсь с ней дружить.

Люба посмотрела на меня и нахмурилась — осудила. Она была странновата. Не понимала подтекстов и шуток, но сама все время пыталась шутить. Еще иногда замирала на несколько минут — даже во время разговора — так, будто у нее вдруг закончились силы. Но мне приходилось общаться с ней постоянно, потому что она была единственной одногруппницей, живущей в общаге.

Настюш, нельзя ведь дружить ради выгоды.

К концу первой недели я даже стала испытывать к ней нежность: Люба настолько не вписывалась в обычный земной мир, что как бы и не бесила. Я даже разрешала ей называть меня Настюшей.

Ну, вот такой я человек.

Люба походила на больную селедку с мутными глазами, ее кожа липла к костям и напоминала холст, по которому прошлись голубой акварелью. Я наблюдала за Любой всю неделю и ни разу не видела, чтобы она ела. Москвички все время бегали в буфет за багетами с начинкой, общежитские ходили в столовую или готовили на кухнях, которых было по одной штуке на этаж. Люба не попадалась мне ни в одном из этих мест.

Комната второкурсниц с нашей кафедры была в конце коридора. Прежде чем войти, Люба схватила меня за предплечье — ее ладонь оказалась такой холодной и костлявой, что я вздрогнула. Я открыла дверь и зашла, втащив за собой Любу. О, наши первачки, заходите, услышали мы. В комнате пока было не очень людно, человек пять, так что я успела со всеми познакомиться.

Больше всего мне понравилась Саша, она, как и Люба, была из Краснодарского края. Когда мы пришли, Саша скручивала южный ролл, и я вызвалась помочь: в нашей семье тоже делали такую закуску, лучше всего она елась на природе и с шашлыками. По тонкому армянскому лавашу размазать майонез, сверху густо набросать сладкой корейской морковки, а на нее — чуть реже — уложить белый сыр чечил. Все это туго скрутить и нарезать на кусочки. Лучше всего дать рулету постоять пару часов в холодильнике, но можно съесть сразу — так тоже очень вкусно.

Девочки, сколько же тут калорий! — Люба весело взвизгнула, типа, пошутила.

Мне как раз для набора массы, — сказала я, слизнув с пальца майонез, и Люба отвернулась.

Потом в комнату стали прибывать новые люди, по двое или трое, толпой, в одиночку, парни и девушки, приходили и совсем взрослые ребята, комната будто задышала и начала шевелиться. Сидели на кроватях, полу и стульях — кто-то сразу приносил свой. Из-под столов, поставленных рядком в центр, выползали водка и соки, еще какой-то алкоголь ядовитого цвета и вроде бы портвейн. Сколько денег скинуть, спросила я Сашу. Первый раз угощаем, Саша чмокнула меня в щеку. На самом деле мы обе уже были пьяные, так что я рассмеялась. Обычно я не терпела таких девчачьих нежностей.

Кто-то принес гитару, начали петь Нойза МС[1], особенно хорошо шла «Из окна», ее играли раза четыре. Меня удивило, с каким чувством старшекурсники орали первую строчку, ту, где про Первый канал. Разве не это мечта — работать на федеральном телевидении? Рядом с моим красным мини-купером и квартирой в центре лежала трудовая книжка с записью, типа, редактор Первого, ну или продюсер, что-то важное и денежное. На третий раз я уже запомнила несколько строчек, особенно припев, к тому же выпила еще, так что тоже орала, вместе со всеми.

Когда в очередной раз из комнаты вышла кучка парней и девушек, я увязалась за ними. Мы все вывалились на балкон и закурили. Я стрельнула у кого-то толстую сигарету, это было нормально, все стреляли, мне было совсем не холодно, хотя кто-то даже вышел в куртке. Я тогда решила, что это точно последний раз, когда я курю. А потом выходила еще и еще, потому что мне нравилась эта компания, все там были старше, кто-то даже с пятого, и разговаривали о чем-то сложном.

Когда я в последний раз вернулась в комнату после курения, стены пошли волнами, а потолок прогнулся. Я заметила, что людей стало вдвое меньше, а оставшиеся расселись по углам и говорили о чем-то с чувством. В центре, над столами, нависала только Люба. Она запихивала в рот южный ролл, подбирая пальцами выпадающую морковь, и смотрела только на свои кисти. Закончив с одним рулетом, Люба взяла второй и сжала его так крепко, что из слоев армянского лаваша полез майонез.

Меня начало тошнить, я сказала «пока» Саше, Любе и всем остальным, затем вышла в коридор. Вспомнила, что положила телефон на полку, и вернулась за ним. Час с небольшим ночи, восемь пропущенных от Сережи, последняя эсэмэска — одиннадцать минут назад. «Позвони срочно».

Что случилось? Я сплю.

Блин, зай, ты где там шляешься?

Говорю же, сплю.

Ты че, бухая? Ты пьешь там, что ли?

Не бухая, а сонная, все, давай.

Настя, ты офигела совсем? О чем мы с тобой говорили?

А почему тебе можно, а мне нельзя, интересно…

Ясно. Иди трезвей, завтра с тобой