Эзотерический мир. Семантика сакрального текста - Вадим Розин

Эволюционирующий человек (учение Шри Ауробиндо)

Развивающийся мир (учение Рудольфа Штейнера, «Очерк Тайноведения»)

БОГ (религиозная доктрина)

Если смерть есть ночь, если жизнь есть день —Ах, умаял он, пестрый день, меня!..И сгущается надо мною тень,Ко сну клонится голова моя…Обессиленный, отдаюсь ему…Но все грезится сквозь немую тьму —Где-то там, над ней ясный день блеститИ незримый хор о любви гремит…

Брахман, которого созерцал Рамакришна, не имеет никакого подобия — только чистое существование, единое как таковое, нечто как ничто. Как не похож его образ на образ христианского Бога в трех лицах — Отца, Сына и Святого Духа. Во все времена люди спрашивали, что есть Бог, и отвечали на этот вопрос по-разному. И тем не менее, несмотря на различие ответов, верующие не только понимали друг друга, но сходно переживали божественную реальность.

Для верующего человека Бог — не просто реальность, существующая наряду с другими, а нечто существующее безусловно, отождествляемое с самой жизнью, это то, что есть «на самом деле», а все прочее — или проявление Бога, или видимость, наваждение сатаны. Когда верующий не чувствует Бога, он считает, что в его жизни что-то неблагополучно. Митрополит Антоний Блюм с присущим ему юмором вспоминает в связи с этим одну историю:

«Около двенадцати лет назад, вскоре после моего рукоположения, я был послан перед Рождеством навестить одну старую пару. Там жила старуха, которая вскоре умерла в возрасте ста двух лет. Она подошла ко мне после первой литургии, которую я отслужил, и сказала: «Отец Антоний, я хотела бы посоветоваться с Вами относительно молитвы». Я ответил: «Я слушаю Вас, мадам такая-то». Она сказала: «Я уже много лет спрашиваю людей, которые имеют большой молитвенный опыт, и никто не посоветовал мне ничего разумного. Вот я и подумала, что Вы, вероятно, ничего еще не знаете, быть может, именно поэтому Вы случайно скажете что-нибудь правильное». Это было обнадеживающее начало. Я попросил объяснить, в чем ее вопрос. Старая леди сказала: «Вот уже четырнадцать лет я почти непрерывно тревожу Иисусову молитву и ни разу не почувствовала присутствия Бога». Тут и я сказал то, что подумал: «Если Вы говорите непрерывно, Вы не даете Богу возможности вставить словечко». Она сказала: «Что же мне делать?» Я посоветовал ей следующее: «Пойдите в свою комнату после завтрака, приберите там, поставьте свое кресло перед иконой, зажгите лампаду, сядьте, оглянитесь и посмотрите, где Вы живете. Уверен, что раз все четырнадцать лет Вы непрерывно молились, у Вас не было времени оглядеть свою комнату. Затем возьмите вязание и в течение пятнадцати минут сидите и просто вяжите перед лицом Господа. Но не произносите ни одного слова молитвы. Просто посидите и порадуйтесь покою и уюту Вашей комнаты».

Она не нашла этот совет достаточно благочестивым, но решила испробовать. Вскоре она пришла ко мне и сказала: «Вы знаете, выходит». Я спросил: «Что выходит?» — мне было любопытно, как подействовал мой регламент. Она рассказала: «Я поступила точно так, как Вы посоветовали. Утром встала, умылась, прибрала комнату, позавтракала, вернулась к себе, убедилась, что в комнате ничего нет, что могло бы меня раздражать, тогда села в кресло и подумала: «Как хорошо: у меня есть пятнадцать минут полного покоя, когда я могу, не стыдясь, ничего не делать». Потом я в первый раз за много лет огляделась и подумала: «Боже, в какой прелестной комнате я живу!» Я почувствовала такой покой… потому что в комнате было так тихо и мирно. Тикали часы, но их тиканье только подчеркивало тишину и покой. Потом я вспомнила, что должна вязать перед липом Бога, и начала вязать. И я все больше сознавала тишину. Спины задевали за ручки кресла, часы тикали, но ничто не раздражало, у меня не было причин для напряжения, и тогда я заметила, что тишина была не просто отсутствием звуков и шума, но она имела субстанцию. Эта тишина не была отсутствием чего-то, но была присутствием чего-то. Тишина имела объем, внутреннее богатство, и она начала завладевать мною. Наружная тишина пришла и соединилась с внутренним покоем и тишиной». Под конец она сказала нечто прекрасное, что впоследствии я прочел у французского писателя Жоржа Берианоса. Она сказала: «Внезапно я почувствовала, что тишина является присутствием. В сердце этой тишины был Он, кто есть полная тишина, полный мир, полное равновесие»«.

Конечно, в разных религиях Бог понимается по-разному, однако мы не очень ошибемся, если скажем, что для всякого верующего Бог всегда нечто разумное (мудрое), превосходящее, первородное. Бог — условие нашей разумности, осмысленности, это Творец (демиург) и, следовательно, Бог — источник нашего происхождения, рождения. Бог не только жизнь, но и ее закон, который безусловно подлежит исполнению, если мы хотим жить, а не жить мы не можем, как не можем существовать вне Бога. «Не думайте, — говорил Христос, — что Я пришел нарушить Закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из Закона, пока не исполнится все» (Евангелие от Матфея).

В христианском мироощущении Бог воспринимается как лицо, личность (ведь не случайно человек был сотворен «по образу и подобию»), а отношения между человеком и Богом мыслятся как понятные человеку. Это отношения любви, обожания, подчинения, руководства, законопослушания, понимания, уяснения и др. Вдумаемся в высказывания глубоко верующих людей: «Мы исповедуем Божественную природу Христа, — пишет Антоний Блюм, — Его державную власть над нами, то, что Он наш Господь и Бог, и это означает, что вся наша жизнь находится в Его воле и что мы предаемся Его воле и ничему другому». «Вначале было Ничто, — формулирует Девендранат догматы веры «Брахмосамадж», — существовал лишь Единый, Всевышний. Он создал всю вселенную… В служении Ему, в поклонении заключается наше спасение в этом и в другом мире. Служение состоит в том, чтобы его любить и делать то, что он любит». «Суть религии, — говорит Шри Ауробиндо, — это поиски и нахождение Бога, стремление к раскрытию Бесконечности, Абсолюта, Единства, Божества, заключающего в себе все эти атрибуты, но не как абстракции, а как Существа… В религии человек должен искренне переживать сокровенные отношения между ним и Богом, отношения единства и различия, отношения освященного познания, экстатической любви и восторга, полного отказа от себя и служения Ему». Жители, обосновавшиеся в Большой Мексиканской Долине (народ нагуа), создавшие в XV–XVI вв. оригинальную религию, называли своего Бога «Господин и Госпожа нашей плоти», «Господин и Госпожа дуальности», «наша мать, наш отец, старый Бог», «Даритель жизни».

Итак, для верующего Бог противостоит человеку не как нечто чуждое, нечеловеческое, а, напротив, вполне родственное, хотя и предельно мудрое, превосходящее, творящее. У Бога всегда проглядывает именно лицо (отца, сына, матери). Получается, что в сознании верующего Бог мыслится, переживается и ощущается одновременно и как начало трансцендентальное, космическое, демиургическое, и как сугубо живое, реальное, человеческое. Бог — это смысл человечности, предел ее. Поэтому Бога не просто обожествляют, склоняются перед Ним, растворяют себя в Нем, целуют следы Его ног (плиты в Его Доме), но и находят Бога в себе («Царство Божие внутри нас»), вступают с Ним в личные, интимные отношения, обращаются к Нему с мольбой и просьбой (молитвой).

Но лицо лицу рознь. Лицо христианского Бога — это нравственный образ, а сам Бог — нравственный идеал. В отличие от других религиозных доктрин христианское учение не только по сути дела эзотерическое, от сердца к сердцу, для избранных, предопределенных Богом, но и нравственно окрашенное. В христианстве верующий сразу поставлен к Богу в позицию человека, осуществляющего нравственный выбор. «Кто не со Мною, — говорит Христос, — тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает». «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Евангелие от Матфея). Увидя Иисуса, идущего к нему, Иоанн говорит: «… вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Евангелие от Иоанна). «С чего следует начать, если мы хотим молиться?» — спрашивает Антоний Блюм, и отвечает:

«С уверенности в том, что мы грешники и нуждаемся в спасении; что мы отрезаны от Бога, но не в состоянии без Него жить; что все, что мы можем предложить Богу, это наше отчаянное стремление к Нему; мы жаждем стать такими, чтобы Бог нас принял, раскаивающихся, принял нас с милосердием и любовью, С самого начала наша молитва — это смиренное восхождение к Богу, с того момента, когда обращаемся к Богу, боясь приблизиться к Нему, зная, что преждевременная встреча с Ним до тех пор, когда Его милость осенит нас, и мы станем способны предстать перед Ним… будет судом над нами и осуждением. Все, на что мы способны, это обратиться к Нему с благоговением, со всей глубиной благоговения, с глубочайшей любовью, со всем страхом, на который способны, со всем вниманием и серьезностью, которая есть в нас, и просить Его сделать нас способными на встречу с Ним — не для суда, а для жизни вечной».