Осколки континента - Бенгт Шёгрен

Креоло-французские песни постоянно обновляются. В Креольском клубе в Викторин обычно раз в неделю можно послушать какого-нибудь певца с гитарой, который мог бы иметь успех и у более изысканной европейской публики. На танцплощадках старинные танцы и чуждая местным жителям современная музыка часто заменяются танцевальными мелодиями — сегами, одинаково характерными для Сейшельских островов, Маврикия и Реюньона, как, например, калипсо — для островов Карибского моря.

Часто такие сеги становятся песнями, слова которых повествуют просто о любви, например: «Если ты меня любишь» (название это одновременно иллюстрирует удивительно деловое креоло-французское отношение к понятию «любить», то есть быть довольным) или «Я склоняю голову, я плачу, когда я вижу любимую в объятьях своего друга». Но в них нередко комментируются и актуальные события, точно так же как в настоящих вест-индских калипсо с Тринидада и других островов восточной части Карибского моря. Одна из таких песен рассказывает о шхуне «Вольтижер», которая направилась к близлежащим островам Амирантской группы для погрузки копры, но так и не добралась туда. Об этом в течение нескольких недель ежедневно сообщало радио Сейшел.

В сельской местности можно наблюдать африканские танцы, мучиас, исполняемые под звуки примитивных тамбуринов. Танцоры обычно напевают в такт тамбурина. Здесь царит типично африканский дух, пьют калу или тоди — слабые вина из забродившего кокосового сока, или нелегально полученное тростниковое пиво бакка. Поскольку такие праздники воспринимаются просто как дружеские пирушки, они могут продолжаться всю ночь. Полиция следит лишь за тем, чтобы в самой Виктории и в Других городах этого островного мира бары закрывали свои окна и двери в определенное время.

Но даже в отдаленных, высокогорных бедных селениях африканский язык не забыт, и креоло-французский густо насыщен словами африканского, малагасийского и индийского происхождения. На ранней стадии колонизации владельцы плантаций здесь смешали рабов из различных племен. Для общения рабы учили язык своих хозяев. В результате развилось множество непонятных чужеземных диалектов, конгломератов различных наречий предков рабов и разговорной речи свободных поселенцев.

Подобно тому, как непросвещенные учителя всех стран истово борются с диалектными словами, так называемыми провинциализмами, уверенные в том, что таким путем можно сохранить чистоту языка, избавиться от «низких» словоформ и просторечных оборотов, на Сейшелах и Маскаренах долгое время пытались уничтожить креоло-французский. При этом доказывалось, что типичное для него спряжение глаголов, склонение местоимений и другие многочисленные грамматические явления уже давно исчезли, и, следовательно, этот язык вырождается. Креольский воспринимался лишь как дегенерированный французский.

К этому мнению безоговорочно присоединился некий Бредли, автор двухтомной «Истории Сейшел». В 1940 году он писал: «Я считаю, что настало время покончить со всяческими словесными ухищрениями по поводу креоло-французского: это всего-навсего плохой французский диалект, на котором говорит необразованное туземное население колонии. Плохая грамматика и фонетическая, по принципу, орфография — вот его основные качества».

А один французский врач в своем письме в газету «Пипл» в 1966 году отмечал: «Креоли, будучи признанным французским диалектом, не достиг и никогда не достигнет положения языка: ведь, несмотря на красочность и образность, он грязен и невыразителен». По его мнению, в идеале Сейшелы должны быть двуязычными: сочетать истинный французский и английский.

Лично мне было весело читать тексты на креоло-французском. Конечно, они могут казаться написанными «неграмотно». Но причиной тому скорее всего — отсутствие у их авторов элементарного школьного образования, неспособность «его» или «ее» выразить себя на бумаге. Этот вид косноязычия, право же, хорошо известен и среди народов, обладающих «признанными» культурными языками в качестве родного. Что же касается тенденции к упрощению грамматики, то мы встречаем это явление в истории большинства языков. Например, в современном шведском формы множественного числа глаголов сейчас полностью заменены формами единственного.

Особенно поражает в креоло-французском тенденция к слиянию определенного артикля с существительным, при этом прилагательное остается в сильной форме и сочетается с неопределенным артиклем. Но ведь нечто подобное встречается и в других частях света. Языковеды называют данное явление аглютинацией. В их работах по креоло-французским диалектам можно найти немало высказываний, ценных с точки зрения истории языка. Так, английский лингвист Стенли Джонс писал в 1952 году в газете «Эфрикен Афэарз» по поводу креольского на Сейшельских островах: «Для тех, кто хоть сколько-нибудь знаком с африканскими языками, местный французский больше всего напоминает языки банту, на которых, без сомнения, говорила основная масса их праотцов». На этот «французский», естественно, наложил отпечаток образ мышления и способ самовыражения их предков.

Вместо того, чтобы стараться упразднить креоло-французский, считая его «дурным французским», есть все основания согласиться с историографом Сейшельских островов А. Уэббом, не считающим этот язык каким-то диалектом, обедненным и непригодным для точного выражения мысли. Наоборот, он восхищен тем, что рабы, несмотря на ужасные условия жизни, когда их заставили овладевать французским языком, сумели создать свой, новый, выразительный язык.

А. Уэбб пишет: «Вполне вероятно, что обстоятельства будут всячески противодействовать превращению креоло-французского в язык с собственной письменностью и литературой. Но сознательно пытаться уничтожить его (к чему некоторые стремятся, считая ненужным то, что кажется сомнительным) — значит лишить наше чернокожее население его единственно значительного и примечательного достижения, сохраненного со времен, когда они были изгнаны с родных земель. Школьное образование будет гарантией того, что сейшельцы всех социальных групп в будущем научатся говорить и писать на другом языке — английском или французском. Но устную креоло-французскую традицию — их родное наречие — конечно, следовало бы поощрять, сохраняя ее сильной и жизнеспособной в сельской местности… По крайней мере она заслуживает нашей терпимости и нашего уважения».

Креоло-французский язык, без сомнения, выразителен. Он пригоден не только для простой, обиходной речи, как полагают многие. Ярким свидетельством его образности являются пословицы, типа: «Комар мал, но когда он жужжит, то заполняет все ухо». Эта пословица родом с Маврикия. А вот другая, типично сейшельская: «Тина не смеет смеяться над болотом». Смысл ее становится особенно понятным, когда наблюдаешь жизнь тысяч сейшельцев, ютящихся в жалких крохотных полуразвалившихся лачугах в селениях и в бедных кварталах окраин Виктории.