То, что свято - Орсон Кард

Что ж, лед входил в ритуал и упоминался в моей клятве. Я наскреб немного, разбив хрупкую корку рукояткой пистолета, и сунул крошево в рот.

Лед был грязный, очень холодный, но, растаяв, превратился в воду. Я проглотил ее и почувствовал себя лучше. И еще мне стало легче оттого, что я уже выполнил часть клятвы… В тот момент она уже не казалась мне нелепой, словно меня заворожила некая магия.

Я с трудом встал и с мешком в руках потащился к вершине, часто оскальзываясь на покрытых льдом скалах.

Внизу послышались крики, и я увидел голони на южном склоне, в сотнях метров отсюда. Раньше меня они до вершины не доберутся. Это успокаивало, хотя в мою сторону полетели стрелы.

Только что мне казалось, что идти быстрей я уже не могу, но теперь мне пришлось пуститься бегом. Я стал чаще поскальзываться, поэтому вряд ли продвигался быстрее, чем прежде, однако, возможно, именно бег спас мне жизнь: я бежал, падал, поднимался, снова бежал, снова падал, и это мешало лучникам как следует прицелиться.

Пока я одолевал последние метры до алтаря, на меня дважды упала тень; не помню, осознал ли я тогда, что это «шаттл». Даже сейчас я мог бы все бросить и сбежать. Я снова упал, уронив мешок, который заскользил вниз по склону и наконец остановился в паре десятков метров от меня и недалеко от голони; к тому же враги бежали в мою сторону, хотя тоже оскальзывались на льду.

Что ж, я бросился навстречу летящим стрелам и подхватил мешок. И тут меня ранили — в бедро и в бок. Боль была такой, что я едва не потерял сознание, но удивление оказалось почти таким же сильным, как боль. Как столь примитивное оружие может так жестоко ранить современного человека?

Несмотря на боль, я все же не потерял сознания, поднялся и заковылял вверх по склону.

Вот до алтаря осталось всего несколько метров… вот всего несколько шагов… и, наконец, я упал на него, орошая кровью и камень и землю вокруг. Это означало, смутно осознал я, что еще одна часть ритуала выполнена.

За моей спиной уже опустился «шаттл», когда я открыл мешок, высыпал его содержимое на алтарь и разбросал по камню.

Три сотрудника корпорации подбежали ко мне и первым делом проверили, целы ли мои осколочные гранаты и пистолет. Только убедившись, что я не воспользовался оружием, они повернулись к голони и швырнули свои гранаты. Те взорвались неподалеку от моих преследователей, которые с криками ужаса повернулись и бросились бежать вниз. Никто из них не погиб, хотя, откровенно признаться, я лелеял надежду, что хотя бы один из них сверзится со скалы и сломает себе шею. Раньше представители корпорации не давали голони прочувствовать, что такое современная война, а теперь для этого хватило простой демонстрации силы.

Если бы выяснилось, что я стрелял из пистолета или что у меня не хватает гранат, люди из корпорации убили бы меня на месте. Закон есть закон. Однако оружие оказалось неиспользованным, и меня подняли и понесли к «шаттлу». Но я не забыл про последнюю часть ритуала.

— Прощай, Кроуф, — сказал я.

Позже мне рассказывали, что, пока «шаттл» уносил меня в город, я в бреду прощался со всеми остальными, с каждым отдельно, снова и снова, без конца.

Спустя две недели я уже оправился настолько, что мог принимать гостей, и первым из них оказался Пру, титулованный глава собрания Йалимина. Он был очень чуток и добр.

По его словам, спустя три дня после моего спасения корпорация наконец обнародовала то, о чем я рассказал во время сеансов связи с «шаттлом». Йалимини послали по нашим следам внушительный отряд, нашли изуродованные трупы Фоула и воина, который упал до него; потом нашли замерзший труп Пана; не обнаружили никаких следов Да и Стоуна и, наконец, добравшись до алтаря, увидели на нем пятна крови и сравнительно свежие экскременты. Потому Пру и явился — чтобы, сидя на корточках рядом с моей постелью, спросить меня кое о чем.

— Спрашивай, — сказал я.

— Ты попрощался с Кроуфом?

Я не стал спрашивать, как они узнали, что именно ради Кроуфа затевался весь этот поход чести к вершине Неба — очевидно, только Кроуф, будучи Льдом, считался достойным такого ритуала.

— Да, — ответил я.

На глаза старика навернулись слезы, челюсть его задрожала; продолжая сидеть на корточках, он взял мою руку, и на нее закапали слезы.

— А ты… — его голос сорвался, ему пришлось начать снова. — Ты не забыл о его товарищах?

Я не стал уточнять, что именно он имеет в виду; к тому времени я уже достаточно хорошо их понимал.

— Да, я попрощался и с остальными.

Я назвал всех по именам, и он заплакал громче, и поцеловал мне руку, и некоторое время говорил что-то нараспев, закрыв руками глаза.

Потом коснулся моих глаз.

— Теперь твои глаза всегда будут видеть сквозь лес и горы, — сказал он.

Вслед за чем прикоснулся к моим губам, к моим ушам, к моему пупку, к моему паху, произнося соответствующие слова.

А потом он ушел, и я снова уснул.

Спустя три недели ко мне явился Тэк. Я не спал, а никаких других предлогов, чтобы отказаться увидеться с ним, придумать не сумел. Я ожидал, что он по меньшей мере начнет меня распекать, но вместо этого он просиял и протянул мне руку, которую я с благодарностью пожал. В конце концов, мне не за что было на него обижаться.

— Милый мой, — сказал он, — милый мой, я не мог больше ждать. Сколько раз я пытался с тобой увидеться, а мне говорили, что ты спишь, или занят, или еще что-нибудь в том же духе. Но, черт возьми, есть же конец терпению человека, который хочет признать свою ошибку?

Он, конечно, хватил через край, как обычно, но слышать его разглагольствования все равно было приятно. Я не обесчещен, а, напротив, достоин всяческих похвал; я должен получить орден и солидную прибавку к жалованью; меня следует назначить главным специалистом по торговым связям с этой планетой; будь в его силах, меня объявили бы богом.

По его словам, туземцы практически так и сделали.

— Объявили меня богом? — переспросил я.

— Они целую неделю празднуют, и молятся, и все такое прочее. Не знаю, о чем вы толковали со стариком Пру, но теперь он считает тебя бесценным сокровищем. Если ты прикажешь туземцам утопиться в океане, клянусь, они это сделают. Понимаешь, какие тут открываются возможности? Ты запросто мог облажаться там, на горе. Одно неверное движение, и все пошло бы прахом. Однако ты превратил возможную большую беду — готов признать, она была делом не только твоих рук, — в чертовски хороший ксеноконтакт. Лучшего мне просто не доводилось видеть. Понимаешь, что это значит? Теперь, пока не иссяк всеобщий энтузиазм, ты должен как можно быстрее приступить к делу и подписать все мыслимые и немыслимые контракты. Индейцы приняли Кортеса за дух Белого Мессии — но все это в прошлом, а сейчас ты творишь будущее.