Спящее золото, кн. 1: Сокровища Севера - Елизавета Дворецкая

– Покажешь? – Рагна-Гейда изобразила изумление.

– Покажу! – с видом скромного благородства заверил Вигмар. – Только возьми сама. Ты же видела, где он.

Рагна-Гейда немного помедлила, потом подняла руку и коснулась тонкого черного ремешка, видневшегося на груди Вигмара в разрезе рубашки. Было жарко, дыхание перехватывало, мысли разбегались. Сейчас она ни одной руны не отличила бы от другой. Вигмар ждал, и Рагна-Гейда ощущала, что и он дышит чаще обычного. Да что же это такое, богиня Фригг!* Откуда это берется? И что с этим со всем делать?

Наружная дверь скрипнула. Рагна-Гейда метнулась к противоположной, ведущей в кухню, а Вигмар шагнул следом, спиной заслоняя девушку от глаз входящего. Она исчезла; Ульв Тресковый Хвост, в десятый раз за вечер посетивший задний двор, прошел через сени, слегка покачиваясь, и благодушно похлопал Вигмара по плечу: дескать, прости, друг, что помешал, еще успеешь. Девушки Ульв не разглядел, да и какая разница? Все они одинаковы.

– Я едва поверила своим ушам, когда услышала, что ты пропускаешь их вперед! – говорила Эльдис Вигмару на следующий день, по дороге от усадьбы Хьертлунд домой. – Что с тобой случилось? Ты никому и никогда не уступал! Или ты думаешь, что Старый Олень съест их всех?

– Я их пропускаю вперед, потому что ничего у них не получится! – весело отвечал Вигмар. Он был в прекрасном расположении духа, оставшись доволен этой поездкой, как и не ждал. – А когда у них, Стролингов, ничего не получится и они как следует опозорятся, тогда я пойду следом и заберу всю честь себе! Так что не бойся, мышка!

Вигмар стукнул указательным пальцем по носу Эльдис, и девушка рассмеялась, глядя на брата с обожанием. Пятнадцатилетняя Эльдис не была дочерью Хроара-С-Границы: она родилась во время одной из долгих – на четырнадцать месяцев! – отлучек хозяина. Десятилетний Вигмар, как единственный тогда мужчина в семье, сам взял младенца на руки, окропил водой и дал имя. Хроар хельд, вскоре вернувшийся, распорядился выбросить в лес неизвестно чью дочь, но Вигмар сказал, что вместе с ребенком его матери придется выбросить и его. Поскольку ребенок уже был наречен, его убийство стало бы преступлением, и Хроар смирился. Отослать жену назад к ее родне он не мог, потому что не имел возможности вернуть ей приданое и свадебные дары, но с тех пор он старательно не замечал ни саму фру Вильдис, ни ее дочь. Эльдис он уделял внимания не больше, чем собаке или кошке, а неверная жена до самой своей смерти, случившейся пять лет назад, ночевала в женском покое.

Именно после рождения Эльдис у Вигмара зародилась неприязнь к хозяевам Оленьей Рощи. У него не имелось оснований думать, что отцом девочки оказался Кольбьерн, Фримунд, Хальм или еще кто-то из старших Стролингов, но какая-то связь определенно наличествовала, и какой-то вины Хроар не мог им простить.

Сразу после смерти изменницы Хроар женился снова. Мачехой Вигмара и Эльдис стала Хлода, тихая и незлая женщина. Пасынка она побаивалась, с падчерицей обходилась ровно и ласково – перед ней-то девочка ни в чем не провинилась. Своих детей у Хлоды не было.

Узнав о замысле Вигмара, она так разволновалась, что даже решилась поспорить с пасынком.

– Что это ты задумал? – повторяла фру Хлода, нервно теребя край серого передника, сплошь покрытого ржавыми пятнами от селедочного рассола. – Это тебя тролли научили, никак не боги! Да Старый Олень бережет свое добро получше Фафнира!* Думаешь, до вас никто не догадался к нему слазить? Сколько народу он уже присоединил к своим спутникам в Хель? Ты об этом не подумал?

Вместо ответа Вигмар подошел к мачехе и слегка подергал за край передника. Фру Хлода замолчала, настороженно глядя на него.

– Я тебе благодарен за заботу, хозяйка! – проникновенно сказал он. – Но лезть в курган меня не отговорит и сама богиня Фригг. Ты еще не забыла, что наша треть корабля уплыла к фьяллям вместе с теми двумя, что принадлежали Стролингам? И наша треть железа тоже? А фьялли такой народ, что уже не вернут однажды взятого. И если ты хочешь когда-нибудь сменить этот троллиный передник на новый, то не пророчь мне несчастий. Для этого есть довольно много людей в округе, чтобы я еще терпел попреки в собственном доме.

Фру Хлода вздохнула и ничего не ответила. Вигмар умел как-то очень быстро убеждать в своей правоте. По крайней мере, ее.

– Но ведь это не очень опасно? – несчастным голосом спросила Эльдис. Хлода обняла девушку, как будто им обеим уже приходилось спасаться от горя утраты.

– Нет, конечно! – уверенно и беззаботно ответил Вигмар. – Лучшее из сокровищ кургана будет моим. И лучшее из сокровищ Стролингов тоже. Разве я когда-нибудь говорил тебе неправду?

Эльдис смущенно фыркнула – она отлично знала, что или кого ее брат подразумевает под лучшим сокровищем Стролингов. А Хлода опять покачала головой. По ее глубокому убеждению, в Вигмаре дремал то ли берсерк, то ли оборотень. И в придачу он был сумасшедшим.

Усадьба Пологий Холм лежала почти в конце длинного Аскефьорда, так что последнюю часть пути «Олень» проплыл один. В дружине Эрнольва Одноглазого, нового хозяина корабля, насчитывалось всего двадцать пять человек, вперемешку своих и чужих, и теперь они из последних сил налегали на весла. «Ты его первым увидел – ты и бери! – сказал Торбранд конунг. – Конечно, эту снеку не сравнить с вашим прежним кораблем, но сам знаешь: нет уздечки – и веревка сгодится». Всю дорогу людям пришлось грести без отдыха, поскольку заменить их было некому. Двадцать пять человек – двадцать четыре весла и руль.

На отмели перед ельником, отделявшим Пологий Холм от берега, виднелась пестрая толпа – чуть ли не все население усадьбы. Заметив встречающих, Эрнольв ниже склонился к веслу, словно хотел спрятаться, выгадать еще несколько мгновений. В мыслях он все оттягивал встречу, все надеялся, что сумеет хотя бы по дороге от берега к дому найти какие-то слова для матери, для отца, для Свангерды… Но какие слова здесь найдешь! Сам Один, Отец Поэзии и даритель красноречия, едва ли сумеет помочь человеку, который везет весть о смерти старшего брата родителям и вдове. Придется рассказать все-все: и про пустую усадьбу квиттинского хевдинга Фрейвида Огниво, главную цель похода, и про ночной пожар в этой самой усадьбе, при котором только чудом никто не погиб; и про то, как чудовищный тюлень, злой дух квиттингского побережья, разбил и утопил все шестнадцать кораблей Торбранда конунга, погубил треть дружины и заставил фьяллей захватывать любые суда, какие попадутся по пути, только чтобы скорее вернуться домой… И что Халльмунд оказался в числе утонувших. И что его тело, как тела почти всех погибших, невозможно было найти и достойно похоронить… Нет, все дорогу Эрнольв жалел, что Халльмунд, а не он сам сгинул в волнах квиттингского моря.

Нынешняя встреча совсем не походила на все прошлые. Никто не бегал, не махал руками, не кричал. Даже дети молча жались к бокам матерей, исподлобья вглядываясь в незнакомый корабль с оленьей головой на штевне. На верхушке мачты – чужой бронзовый флюгер, отлитый в виде волка с языками пламени в широко раскрытой пасти, на бортах висит по четыре-пять щитов, выловленных из моря… как остатки зубов в сильно пострадавшей челюсти. За этого «Оленя» пришлось заплатить «Вислоухим». У Хравна хельда из Пологого Холма имелся отличный боевой корабль, единственным недостатком которого считались слишком широко расставленные уши драконьей головы на штевне. Мастер хотел пошутить…

Берег приближался, уже можно было разглядеть лица. Эрнольв старался туда не смотреть, но одним коротким взглядом своего единственного ныне глаза охватил их всех: мать, отца и Свангерду. Женщины жались друг к другу, и маленькая, хрупкая Свангерда казалась девочкой рядом с рослой, плечистой фру Ванбьерг. Они не сводили глаз с корабля и молчали.

«Они все знают», – мелькнула догадка, но облегчения не принесла. На голове Свангерды виднелось светлое покрывало, она еще не считала себя вдовой.

«Олень» царапнул днищем песок. Эрнольв встал, как обреченный на казнь, перепрыгнул через борт и по пояс в холодной воде побрел к берегу. Больше отступать некуда.

Мать первой сделала шаг навстречу.

– Приветствую тебя, сын мой! – сказала она ровным негромким голосом, и это спокойствие всегда шумной и порывистой фру Ванбьерг так ясно выдавало горе, что Эрнольву показалось, будто он только сейчас впервые понял всю глубину их потери. – Мы рады видеть тебя дома… живым и… невредимым…

Голос дрогнул, но женщина справилась с собой и докончила приветствие. Если хозяйка не удержит себя в руках, то весь этот берег покроется воплями и плачем.

Эрнольв посмотрел в лицо матери, заметил несколько глубоких морщин возле глаз и по сторонам носа и забыл даже те жалкие слова, которые нашарил по дороге. Свангерда же вовсе не смотрела на него, обшаривая взглядом чужой корабль – от носа до кормы и обратно. Она уже все поняла, но еще не хотела верить, обманывала сама себя, в ложной надежде искала снова.