Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942—1943 - Вальтер Хартфельд

Хайнц кивнул. Конечно, Клаус был хорошим солдатом, приверженцем традиций. Он мыслил в основном по уставу. Может быть, ему не хватало воображения. Но не было ни куража, ни дерзости.

Между тем Женя в сопровождении Манфреда обошла ряд домов, чтобы собрать лошадей и сани, которые Манфред с вежливым интересом проверял. В одной избе он остановился, чтобы поклониться иконе, которая изображала голову святого с немного раскосыми глазами. Взгляд этих глаз его завораживал: печальный взгляд, который придавал всему облику выражение смиренного и отрешенного покоя. Нос у святого был слишком правильным, губы — полные, шея — мощная. Пятна сырости источили сине-зеленую мантию, которая покрывала его плечи. Икона была красивой и, конечно, очень древней.

Женя потянула его за рукав. Они продолжили обход деревни.

Весь полдень был посвящен обустройству солдат. Четыре избы, сектора обстрела из которых перекрывались, были превращены в укрепления, защищенные барьером из мин-ловушек. Эти мины, по замыслу братьев Ленгсфельд, должны были вызвать больше шума, чем вреда. Практичный Хайнц считал массированную атаку партизан возможной, хотя предполагал, что их спасение — в бегстве.

Когда наступающим нужно будет пересечь поле, желательно, чтобы дальнейший выбор у них оказался небольшим (и выгодным для немцев!).

Карл Вернер, в свою очередь, построил возниц — на глазах весьма любопытных крестьян, которые возводили забор.

Гюнтер окончательно выбрал местом проживания дом старой Усыгиной. На этот выбор не могло не повлиять присутствие Жени, хотя он опасался конкуренции.

Более повезло определенно неразлучным Людвигу и Эрнсту Райхелю. Их избой стали в этот раз столовая, кладовка и погреб с овощами. Посредством шлепков по ягодицам они привлекли к работе трех здоровых крестьянок и готовили многочисленные блюда.

Три офицера между тем составили подробный план караульной службы, предусматривавший пять постов из двух солдат на каждом, которые сменялись каждые два часа. Караульные сообщили Хансу Фертеру о своем обустройстве и условились о часах отдыха друг друга. Затем они внимательно просмотрели карту местности для обозначения маршрутов патрулирования.

Можно было убедиться, что на севере Брянск и его ближайшие окрестности находились в безопасности: там партизаны замечены не были. Южнее территория на сорок километров от Навли заслуживала изучения. К востоку тянулась пресловутая железная дорога. Но местоположение деревни Миликонец, если там находились партизаны, сейчас серьезно затрудняло доступ к значительной части полотна дороги, и Клаус понимал, почему Яковлев выбрал именно это место для базирования своего отряда.

Оставались запад и река Десна.

По другую сторону реки располагалась территория, которую они должны пройти за один день. Река произвела сильное впечатление на большинство солдат. Неторопливая, таинственная, могучая, она представлялась барьером между двумя мирами. Позже, когда они оказались перед рекой, у них возникло ощущение, что, форсировав ее, они изменят свою жизнь.

С наступлением ночи сытая и обогретая деревня заснула. Бодрствовали одни лишь часовые.

Манфреда одолевали впечатления от иконы с обликом святого и от Жени. Караульная вахта, на которую он должен был заступить, как и все другие, избавила бы его от кошмара с видением упавшей на его постель иконы и давившей на него так, словно весила тонну.

Завтра с наступлением ночи первый дозор под командованием Манфреда должен был выступить.

Помня о рекомендациях офицера разведки, Клаус решил уделить особое внимание участку железной дороги. Ему нужно было подумать о быстрых и осязательных результатах рейда, которые обеспечили бы ему благожелательный нейтралитет Генштаба.

Манфред и его солдаты, к которым присоединился Карл Вернер, экспериментировали с санями — надо сказать, к своему большому удовлетворению, поскольку сани позволяли им быстро перемещаться.

Они рискнули проехать через несколько хуторов, вместо того чтобы их объехать. Из-за холма выглянула луна, и стала заметной железная дорога. Они медленно спускались вниз сквозь ночь и снег. Ожидался поезд, и Манфред молился небесам, чтобы он благополучно прибыл по назначению. Поезд прошел по равнине, издалека словно игрушечный, и все коммандос вздохнули с большим облегчением.

Они продолжили поездку еще в течение целого часа, а затем, сделав большой полукруг, вернулись в деревню Миликонец.

Ковалев был взбешен. Он помнил последнее 7 ноября в деревне Миликонец, когда все ее жители собрались на празднование годовщины революции, а теперь деревня находилась под сапогами этих скотов. А Женя, что с ней случилось? Если эти ублюдки прикоснутся к ней, он разорвет на куски первого из них, который попадется под руку.

Яковлев и Терентьев приняли двойное решение. Во-первых, послать донесение А. Ф. Федорову (первый секретарь Черниговского обкома, руководивший очень активными партизанскими отрядами и подпольщиками на Украине, дважды Герой Советского Союза. — Ред.) с информацией об обстановке. Во-вторых, переправиться на другую сторону Десны и отыскать свои осенние базы. Надо непременно действовать. Важно отыскать эту банду фашистов.

Яковлев был вынужден долго объяснять партизанам причины, по которым он заставил их уходить. Причем отлично зная, что его люди хотят драться. Но в этом районе их держала более важная причина. Для них всех Миликонец была первой деревней, где они жили как люди со времени летнего отступления, где нашли подобие дома и семьи. А теперь пришлось снова ступить на путь скитаний, подобно бродягам.

Десна еще оставалась скованной льдом. Для большей безопасности Яковлев три месяца назад все-таки переправил людей на лодках-плоскодонках скрытно от войск. Лодки скользили по льду с серебряным звоном, который вызывал у Королева улыбку удовлетворения. На Украине во время сбора урожая колокольчики на шеях лошадей издавали примерно такой же звук.

В деревне Миликонец сохранялось спокойствие. Патрули, не обнаруживая ничего угрожающего, заканчивали свою вахту с наступлением рассвета.

Егеря наведались во все хутора этого района в радиусе двадцати — тридцати километров. Их принимали без искреннего дружелюбия или откровенной вражды. Ханс Фертер, находящийся в Ревнах, подтвердил отсутствие диверсий на железной дороге.

Для коммандос это был необыкновенный период. Весна принесла определенное спокойствие, и люди оживились. Клаус и Хайнц, как и другие, наслаждались радостями жизни, может быть, потому, что понимали временный характер всего происходящего.