Ржавые листья - Виктор Некрас

Блуд побледнел, как смерть.

— Ты же обещал, воевода!

— Я? — Свенельд глянул на Варяжко с изумлением. — Я что, ему что-нибудь обещал?

Варяжко молчал и только мрачно улыбался, во взгляде его была смерть.

— Воевода Свенельд! — в отчаянии крикнул Блуд, и тут Варяжко, наконец, разомкнул губы:

— Дозволь потешиться, воевода.

Урманин глянул на него с лёгким недоумением.

— Тешься.

Двое кметей протащили мимо огромный сундук. Судя по лёгкости — с пушниной.

— Вот что, Блуде, — сказал Варяжко, и его голос услышали все во дворе. — Я дам тебе возможность умереть по-мужски. Развяжите ему руки.

Подождав, пока руки Блуда развязали, он продолжал:

— Мы с тобой будем биться. Меч против меча, без лат, — гридень отстегнул меч справа, протянул Свенельду, потянул через голову кольчугу. — Убьёшь меня или хоть ранишь так, чтоб я меча держать не мог — хрен с тобой, живи. Не сумеешь — не обессудь.

— Осторожнее, Варяжко, — негромко сказал Свенельд. — Даже крыса, если её загнать в угол, может укусить.

Гридень только повёл плечами, и воеводе почему-то бросилось в глаза серое пятно пота на его рубахе между лопатками.

— Принесите его меч.

Взяв в руки меч, Блуд вмиг обрёл уверенность.

На миг Свенельд опять представил то, что сей час должно случиться. Стремительный переплёск клинков, падающий навзничь Варяжко, ручьи крови… Поблазнило и сгинуло, только воевода всё же потряс головой и про себя зачурался.

Варяжко спешился и спокойно потянул из ножен меч. Свенельд отъехал в сторону, чтобы не мешать. Блуд вдруг прыгнул, намереваясь достать Варяжко врасплох и сразу ранить потяжелее, но гридень извернулся и со свистом вычертил в воздухе мечом длинную сияющую восьмёрку. Блуд отпрянул.

— Зря ты это сделал, Блуде, — сказал Варяжко вроде бы даже и с сожалением. Шевельнулся лениво и вдруг перелился в стремительное движение. По двору словно покатился вихрь, словно воскресло невольное видение Свенельда, — поединщики стремительно передвигались по двору в ломаном блестящем переплёске клинков.

Туман, меж тем, совсем уже рассеялся, зависнув лишь над Днепром, и солнце подымалось всё выше. Залитый кровью двор выглядел, словно игрушечный, — даже кровь не избавляла от этой блазни. Невзаболь было всё — и ощущение того, что сотня воев улеглась поспать в лужах крови, и стоящий меж двух воев Лют Ольстич, и кружение поединщиков по двору. Всё это вдруг показалось урманину до того далёким и ненастоящим, словно он стоял где-то опричь и смотрел на красочную лубочную картинку. Воевода, тряхнув головой, отогнал новое наваждение и попытался определить, кто победит.

И заколебался. Годы брали своё, и Свенельд уже часто мог в бою с первого взгляда определить победителя. А здесь… Кружили по двору два гибких и стремительных зверя в человечьем обличье, обоими двигала какая-то зловещая сильнейшая страсть: одним — ненависть, другим — страх. Клинки со свистом пластали воздух, рубя и выписывая длинные кривые, сталкиваясь, высекали искры.

Свенельд ясно видел, что Варяжко не хватает второго меча. Хмыкнув, воевода пожал плечами: мог бы и с двумя мечами выйти — невелико бесчестье в бою с изменником немного сплутовать. Хоть Варяжко и иначе думает.

А Блуд сей час был весь в желании этот бой выиграть во что бы то ни стало. И он всё целил Варяжко в правую ключицу или по плечу. Рубани — и гридень неволей меч выронит. А он не промах, этот тиун.

Но на этом он и лопухнётся, — понял вдруг Свенельд, заметив, как хищно и довольно вспыхнули глаза Варяжко. Гридень тоже заметил и выделил тиунов способ биться. Варяжко вдруг полностью открылся, отведя меч чуть вниз и влево. Это получилось так легко, что опешил даже Свенельд, ждавший чего-то подобного. А Блуд торжествующе оскалился, его меч взвился вверх и ринулся, целясь гридню в плечо. Но Варяжко сместился на полшага вправо и перекинул меч в левую руку. Блуд промахнулся, его клинок птицей взвизгнул у лица Варяжко, кой повернулся к тиуну боком, и, слегка царапнув плечо гридня, угряз в землю. Варяжко крутанулся Блуду навстречь, клинок гридева меча располосовал грудь тиуна. Тот на мгновение замер, словно не веря, а потом его пальцы разжались, он уронил меч и упал.

Варяжко несколько мгновений разглядывал тело тиуна со странным выражением лица, потом поднял голову и глянул на Свенельда. И у воеводы мороз продрал по коже от его нечеловечески холодного и спокойного взгляда.

За утренним столом не было только Некраса. Волчий Хвост нахмурился — сын, небось, опять прошатался до первых, а то и третьих петухов на беседах да игрищах.

Боярин повёл бровью. Тиун, заметив это, быстро подошёл, и Военег Горяич спросил:

— Некрас?

— Дома, господине.

— Спит? — и, не дожидаясь ответа, хмуро спросил. — Когда пришёл?

Тиун помялся было, — неудобно было выдавать молодого хозяина, но заметив недовольный взгляд воеводы, ответил честно:

— С первыми петухами.

Военег хотел было приказать поднять сына, привести к себе и устроить ему разнос, но невольно улыбнулся, вспомнив себя в его годы, и решил: пусть спит.

Покончив с первой вытью, все разбежались по усадьбе кто куда, дочь — в сад, жена — в горницу, а сам Волчий Хвост так и остался в трапезной, тупо уставясь в окно. Слышал, как под окном в саду дочь возится с невесть отколь взявшимся приблудным щенком. Впрочем, воевода немедленно вспомнил, что это вовсе не щенок, а волчонок, и он не невесть отколь взялся, а его подарил сестре Некрас, выкупив у охотников.

Кувшин опустел уже почти наполовину, когда боярин услышал за спиной осторожные шаги. Так мог идти только тиун Путята, Некрас или какой-нито наёмник, посланный по его, Волчьего Хвоста, голову. Делать резкие движения не было ни желания, ни смысла. Волчий Хвост лениво приподнялся и обернулся. Путята, вестимо.

— Что ещё? — в подобные дни боярин особенно не любил, чтобы его беспокоили, даже в княжий терем ездил редко.

Лицо Путяты являло собой невиданную удручённость, и Волчий Хвост даже усмехнулся — настолько явно на нём было написано и бессилие перед вышней волей, и желание разорваться напополам, дабы угодить обеим сторонам. Дескать, и хозяин тревожить не велел, и набольший тормошит, покоя не даёт. Боярин даже не дал тиуну открыть рот, вмиг угадав его трудноту:

— Вестоноша от князя?

На лице тиуна проглянуло лёгкое удивление, но он сумел его одолеть и кивнул:

— Кроп. Без грамоты, так прибыл.

— Проведи в гостевую горницу, сей час я туда приду.

Когда Волчий Хвост вошёл в гостевую, Кроп сидел, полуразвалясь на лавке с чернёной серебряной чарой в руке. Впрочем, увидев Волчьего Хвоста, он, чуть помедлив, вскочил — всё ж таки Военег Горяич был воеводой, а Кроп — простым отроком, не кметем даже. В том и заключалось немалое уважение, с коим взирали вои и гриди на Волчьего Хвоста и Добрыню — нелегко выслужиться из простых воев в воеводы.