Люблю, целую, жму лапу! - Арина Ларина

Малыш без него пропал. Причём в прямом смысле слова. Мокрая подушка лежала на месте, наволочка валялась рядом, а щенок исчез. Вместо ожидаемого чувства облегчения Тарасова захлестнула волна ужаса. Словно любителя змей, у которого из аквариума внезапно исчезла ядовитая кобра. Но если змеевладельца пугала перспектива встретиться с питомицей на просторах жилплощади, то Рюрик оцепенел от осознания, что может случайно наступить на щенка или прищемить его дверью. Или нанести ещё какой-нибудь непоправимый вред и потом жить с чувством неизгладимой вины.

– Эй, мелкий, – дрожащим голосом воззвал он в тишину квартиры. – Ты где?

И тут же нервно хихикнул, представив, как щенок сейчас пробасит откуда-нибудь: «Да здесь я, здесь». Далеко этот кривоногий малыш уковылять не мог, поэтому поиски Тарасов начал с комнаты, в которой оставил найдёныша перед уходом. Ни под креслом, ни под диваном, ни под компьютерным столом щенка не было. Рюрик ходил осторожно, ежесекундно глядя себе под ноги, словно потерял не упитанную собачонку, а блоху, на которую в любой момент мог наступить.

Пропажа нашлась в шкафу-купе, который Тарасов постоянно ленился закрывать до конца. Мама ему всегда за это выговаривала. Щель, по её мнению, выглядела неэстетично, особенно учитывая неаккуратно сложенные вещи, представавшие на всеобщее обозрение. Разумеется, Валентина Петровна в каждый свой визит всё педантично складывала, речитативом приговаривая «Маечки к маечкам, трусиски к трусикам, носочки к носочкам, чтобы на каждой полке всё лежало аккуратно и ровно». Всё так и лежало до момента, пока Рюрик не брал очередную тряпку, машинально вытягивая её снизу, в результате чего вся стопка разваливалась. Он тут же пугливо подравнивал её, как кучу песка – справа и слева. Но двери так и не закрывал, вечно оставляя зазор сантиметров в пятнадцать.

Вероятно, теперь он начнёт закрывать. Щенок провёл воспитательный процесс гораздо лучше Валентины Петровны. Она лишь стыдила сына жалобным голосом, а толстопуз свил гнездо из спортивной одежды, лежавшей на дне шкафа, после чего в этом гнезде благополучно описался.

– Теперь всё придётся запирать и прятать, – раздражённо констатировал Рюрик, выуживая сонный, тёплый комок из намоченного «адидаса». – Вот ты паразит мелкий.

Тарасов сурово сдвинул брови, сунувшись хулигану прямо в мордочку:

– Ты слышишь меня, ужасное создание? Твоё место на подушке! Не смей никуда залезать! И ещё: приличные собаки делают свои дела на улице, а не в шкафу!

Воспитательная речь не удалась. Внимательно таращившийся щенок неожиданно начал самозабвенно облизывать Тарасовский нос. Это было так щекотно и смешно, что Рюрик расхохотался, упав вместе с новым другом на диван.

– Ладно, зато теперь мама будет рада. Я буду закрывать шкаф, – проворчал он, вдоволь насмеявшись. – Пойдём, я купил тебе посуду и какую-то собачью дрянь в банке. Да, и молока купил. Тебе должно понравиться.

Щенку понравилось. Он уделал в кухне пол, разлив молоко и провезя тарелку по диагонали через весь пищеблок. Наверное, следовало купить держатель для миски, как писали в Интернете. Найдёныш ел с таким азартом и напором, что миска в процессе еды двигалась по затейливой траектории, оставляя за собой тропинку из крошек и пятен.

Воду щенок тоже разлил.

– Ты мне надоел, – пожаловался Рюрик. – Сколько можно пачкать?

Щенок умильно взглянул на него и к прочему беспорядку добавил трогательную лужу.

– Ужас, – резюмировал Тарасов, остро пожалев, что не купил щенку манеж, как советовал опытный продавец. К слову сказать, продавец насоветовал столько, что если б Рюрик его послушал, то унёс бы с собой половину ассортимента этого зоомагазина.

Пришлось лезть на антресоли за какой-нибудь коробкой. Наверное, можно было бы забрать коробку из подъезда, но Тарасов побрезговал.

Удивительно, сколько мусора люди хранят дома в надежде, что этот хлам однажды пригодится. Самое смешное, что стоит только выбросить какую-нибудь совершенно дикую и точно ненужную вещь, как по закону подлости как раз она-то и понадобится.

Рюрик с изумлением выгружал из громадной коробки из-под старого телевизора стопки открыток, неработающую камеру, аляповатый светильник с треснувшим абажуром, древний коврик, свёрнутый в трубочку, совершенно новые валенки с галошами, утюг времён Хрущёва, замотанное в тряпки зеркало, пустую фигурную бутылку из-под коньяка, пятнистый мутоновый полушубок, три велосипедных насоса и спинку от железных детских санок. Коробку эту мама категорически запрещала выбрасывать, обещая непременно как-нибудь разобраться, что там лежит. Тарасов к старым вещам относился без должного пиетета. Он бы запросто это всё отнёс на помойку, но мама могла обидеться. Или даже рассердиться. Поэтому, кряхтя и чертыхаясь, он начал запихивать содержимое коробки обратно на антресоли. То, что по принципу тетриса можно утрамбовать в какую-то тару, довольно сложно так же компактно просто поместить в шкаф. Сначала Тарасову в физиономию прилетели открытки, у которых лопнула древняя бечёвка, связывавшая их в аккуратную стопку. Потом прямо в лоб съехал коврик, в довершение на макушку спланировал полушубок, накрыв Рюрика душной нафталиновой вонью. Оставалось только надеяться, что утюг или бутылка не добьют его окончательно.

Коробка щенку не понравилась. Едва Тарасов запустил в неё животное, собачонок начал душераздирающе тявкать и визжать.

– Господитыбожемой, – простонал начинающий собаковод, тоскливо взглянув на часы.

Одиннадцать ночи, спать пора, а он тут занимается неизвестно чем. И ведь собирался заняться личной жизнью, найти девушку. Вот так – человек предполагает, а Бог располагает. Вместо девушки у него теперь собака. И хорошо, если эта собака не девушка. В том смысле, что предпочтительнее кобель, нежели наоборот. А то потом вырастет, нарожает щенков, и тогда Рюрик окончательно свихнётся от безысходности. Тут же мелькнула мысль, что если он когда-нибудь женится, то хорошо бы, чтобы у него родился мальчик, а не девочка.

– Какая муть лезет в голову, с ума сойти, – пробормотал он и в очередной раз выудил щенка из коробки. – Не ори. Сейчас я тебе сделаю уютное гнёздышко.

Тут весьма кстати вспомнился мутоновый полушубок. Пусть мелкий думает, что спит с мамой – мех и тепло опять же.

Тарасов снова полез на антресоли. Едва он открыл дверцу, как на голову вывалился валенок. Хорошо, что не галошей, а голенищем. И не в глаз, а в скулу.

– Я становлюсь оптимистом, – ухмыльнулся Рюрик, выдернув полушубок, лежавший в середине кучи. Было бы странно, если б мутон ушёл с насиженного места один, не прихватив с собой кого-нибудь для компании. Хорошо, что не утюг, а светильник. Тарасов, словно мастер спорта по ловле предметов домашнего обихода, умудрился поймать его за абажур локтевым сгибом. В противном случае ему полночи пришлось бы убирать из коридора осколки.