Безумие стали - Андрей Погудин

– Только попробуй еще раз меня схватить!

– Молодой господин должны были позвать меня, чтобы одеться. Так приказал милорд, – сказал Гридо, даже не поморщившись.

– Я прекрасно справился и без твоей помощи!

– Но вновь защемили спину.

На это Ульрих ничего возразить не мог. Он позволил одеть себя, но пуговицы камзола застегнул сам. Гридо мирно стоял в сторонке, его широкое, покрытое веснушками лицо не выражало ничего, кроме предупредительной вежливости. Юноша погрозил ему увесистым набалдашником трости, сделанным в форме конской головы.

– Я прожил пятнадцать зим, не надо со мной нянчиться как с ребенком.

– Слушаюсь, сэр.

– Мой отец прикажет тебя высечь, когда я сообщу ему, как ты грубо со мной обращался.

– Вы можете сказать милорду это лично, эрл Тронвольд только что вернулся с границы.

– Что же ты молчишь, дубина?!

Ульрих торопливо встал, Гридо распахнул дверь. Опираясь на трость, юноша заковылял по коридору. Отец приехал! Он не видел его с зимы. Злые языки говорили, что эрл стесняется сына, поэтому всё время проводит на границе; при дворе шутили, что Жеребец охромел, но Уль знал точно – Ксант Тронвольд его любит, а причина частых разъездов – мать. Двоюродная сестра самой королевы, Кларисса Мировинг тоже любила сына и не могла простить мужу, что не уследил, не спас мальчика, когда гнедая кобыла сбросила его перед барьером. От матери Ульриху достались волосы цвета спелой пшеницы и голубые глаза, а отец наградил его тонким носом и чувственно-пухлыми губами.

Хоть Ульрих и спешил, но Гридо оказался у двери первым. Он отворил тяжелую створу, и на юношу обрушился водопад звуков и запахов. Ржали скакуны, копыта звонко цокали по мощенному камнем двору, где тут и там уже поднимался пар от кучек конских каштанов. Кларисса часто говорила, что дай эрлу волю, он весь замок превратит в одну большую конюшню, на что Ксант отвечал, что его абиссинец уже не раз спасал ему жизнь, а за женой он таких подвигов не припомнит. Обычно эрл отсутствовал по два-три месяца, предпочитая родовому замку крепости вассалов, но сейчас вернулся из пограничного разъезда гораздо раньше. Ульрих обрадовался и удивился одновременно.

Ксант гарцевал посреди двора на черном как смоль Марко, отдавая приказания кирасирам. Глядя на него, становилось понятно, почему его прозвали Жеребцом. Такой выправке мог позавидовать герцог Карийский Олаф Лангобард – сам страстный лошадник, а о рейдах кавалерии эрла вглубь Джангарских степей ходили легенды. Завистники утверждали, что у прозвища есть и второе значение: в граничных крепостях эрл объезжает не только породистых скакунов, но и не менее породистых кобылок – дочерей и даже некоторых жен верных вассалов. Впрочем, те же сплетники порой и оправдывали Ксанта Тронвольда: что еще остается делать статному мужчине, если жена так холодна к его стати? Ульрих не слушал никого, хотя в отношении матери соглашался с молвой – любовь родителей давно переросла в привычку.

– Отец!

– Эй, Ульрих!

Ксант спрыгнул с коня и подбросил сына в воздух. От эрла пахло потом, кострами и сталью. На кирасе блестела свежая царапина, в густой шевелюре запутались травинки. Ульрих с внезапной болью ощутил собственное увечье – ему никогда не стать таким, как отец. Тот осторожно опустил его на землю и спросил:

– Ну, как нога?

– Ходит, – грустно улыбнулся юноша.

– Спина болит?

– Немного, но Гридо её лечит.

– Это хорошо. Ты чего такой кислый? Давай перекусим, небось, не завтракал ещё? Представляешь, в степи снег уже сошел, полезли травы, цветы, – говорил по дороге Ксант, приноравливаясь к походке сына. – Сарматы, правда, тоже повылазили…

– Ты их прогнал? – спросил Ульрих с горящими глазами.

– Конечно! Они как нас увидели, сразу разбежались.

– Ага, только кирасу поцарапали.

– Ух, ты мой глазастый! Гридо, привет. Расшевели там поваров, пускай накрывают столы. О, леди Кларисса! Рад вас видеть!

Мать спускалась по лестнице – статная, красивая и… холодная. Бархатный жакет ладно облегал тело, кружева струились по юбке, разрез не скрывал точёную ножку, затянутую в шелковый чулок. Кларисса, как и её сестра Фрига, была урожденной кабистанкой – высокая, с чуть раскосыми миндалевидными глазами и стройной фигурой. Ладонь с длинными пальцами скользила по гладким перилам, леди надменно посмотрела на мужа.

– Мне пришлось закрыть окна, чтобы комната не провоняла навозом. Что заставило милорда вернуться в замок столь рано? Мы с Ульрихом ждали вас только летом.

– Я получил известие, которое вас обрадует, но об этом позже. Я хочу умыться и съесть целого поросенка на вертеле! Или даже с вертелом вместе, – сказал Ксант и подмигнул сыну.

Слуги уже суетились вокруг столов, выставляя холодные закуски: сыр, рубленую ветчину, зимние яблоки и груши. Синий зал наполнялся людьми, многих Уль знал. Тучный барон Гилт Парэ из Васко командовал пограничным гарнизоном рядом с Рагвудским лесом, подтянутый граф Ван Дарго Саросский был правой рукой отца, круглолицый и узкоглазый барон Жюль Карота занимался разведкой. Следом вошли три капитана кавалерии – Честер Дафт, Майрт Казе и Колин Бонарт, а за ними начали подтягиваться остальные воины, рассаживаясь в дальнем конце зала. Эрл занял место во главе стола, стоящего на возвышении. Волосы Стража Границ уже блестели, свежий камзол, рубашка и кожаные штаны сменили пропыленную одежду с кирасой. Умытые и посвежевшие дворяне сели тут же, Ульрих пристроился на своем стуле с высокой спинкой. Мужское общество разбавляли лишь служанки, разносящие морс и слабый эль. Кларисса ушла в покои, сказав, что тут слишком шумно и чем-то пахнет.

Ксант выглядел собранным и спокойным, но Ульрих чувствовал, что отец чем-то встревожен. Карота разложил на столе карту, сдвинув блюда к Парэ, чему тот только обрадовался. Эрл склонился над прямоугольником тонкой кожи.

– Показывай, Жюль.

– Значит, так, – начал Карота, его палец коснулся желтого овала. – Вот здесь ставка хакана, а вот тут они стояли десять дней ранее.

– Двигаются на север, – заметил Ван Дарго. – Но ведь юг уже полностью свободен от снега, травы для скота там больше.

– Именно, – продолжил Жюль. – Кроме того, тарханы Мулутхая снялись с мест зимовок и также идут в северном направлении. Со стороны это выглядит обычной сменой пастбищ. Они не торопятся, подолгу останавливаются в удобных долинах, но миля за милей приближаются к нашим границам.

– Думаешь, грядет война? – спросил эрл.

– Мы здорово потрепали их в прошлом году. Тархан Ланкуш был двоюродным братом Мулутхая.