8, 9 – аут. Таинственная река - Владимир Буров

– Нет, нет, теперь я вспомнила.

– Всё вспомнила?

– Кажется.

– Значит, ты помнишь, что в случае твоей победы, ты поступаешь в полное мое распоряжение. Вплоть до того, что…

– Что? Вы хотите на мне жениться?

– Я бы женился, если бы ты не пила так много. Но теперь это уже в другой жизни. Сейчас ты просто моя собственность. Моя Надежда.

– Более того: твоя последняя Надежда. И знаешь, я не против. Не хочу быть причиной твоего несчастья. Прости. Я забыла, что должна проиграть.

– Сегодня какое? – спросила Аннушка. Она сидела за одним столом с Грибоедовым. Так они договорились с владельцем ресторана Амба Булгаковым.

– Так мне легче будет забрать выигрыш, – сказал Грибоедов.

– Я не против. Можете даже нарядить ее тортом, – сказал Булгаков.

– Зачем?

– Вы будете смотреть на нее, и, еще не выиграв, радоваться. Ведь приз, который находится еще только в будущем, который вы еще только должны получить, уже рядом с вами, за одним столом. Как торт, перевязанный ленточкой. – Она и выглядела, как торт. Прага. Грибоедов так и обращался к ней. Натурально, без смеха:

– Прага. – Точнее, Прага со сливками. Ибо снизу, а именно ее тело было коричневым, как у негра, а сверху белая. В белом платье, как невеста, приготовленная к свадьбе. С рюмкой пока что Мартеля в руке. В случае победы своей боксерши Грибоедов обещал Хеннесси. Точнее, Хеннесси в результате окончательной победы. А именно, после второго боя. А сегодня Камю. Матовая бутылка с большой печатью. Я пила, ничего особенного. Хотя не исключено, что это была подделка.

Сегодня нельзя было запутаться:

– Выигрывать надо или проигрывать? – Ибо Грибоедов выставил свою боксершу, а Афанасьевич свою. И это была… Это была дама с желтыми орхидеями. Это была Марго.

– Ужас, – сказала Прага – так ее пока что называл Грибоедов.

– Да?

– Нет.

– В чем да, и в чем нет?

– Она похожа на Анну Каренину.

– А в чем нет?

– Она никогда не бросится под поезд.

– Почему?

– У нее семь детей. Кто их будет водить в детский сад, спрашивается?

– У Анны Карениной был только один ребенок. Кажется, его звали Алексей.

– Ну, она-то выглядит, как будто у нее детей намного больше. Я даже не уверена, что она хоть когда-нибудь видела боксерские перчатки. Ее сейчас изобьют до полусмерти. Кстати, кто у нас там?

– У нас?

– Хорошо, у вас. Если вы не считаете меня своей – дело ваше. Проиграете.

И вышла неизвестная Михаилу боксерша.

– Кто это? – спросил он метрдотеля. Его звали Берлиоз. Почему? Другие имена Афанасьевичу не нравились. Да он и не мог их запомнить. Говорил, бывало:

– Ты, как тебя, Степа, сколько сегодня заказов на вечер?

Или:

– Поди-ка сюда, Римский, я тя сейчас научу считать бабло.

А Берлиоз почему-то ему запомнился. В принципе запомнить нетрудно, если вы знаете, что был Бетховен. Вспоминаете:

– Бетховен! – Есть такой большой, добрый лохматых пес. А этот лысый. И делаете логичный вывод:

– Значит, это Берлиоз.

– Я не звал ее, и тем более, впервые вижу.

– Так узнайте. Что за народ. Никой любознательности.

– Любопытной Варваре вон… вы знаете, что сделали?

– Что? Отрезали голову трамваем?

– Простите меня, Миша, но вы же ж знаете, что я таких шуток не люблю. Впрочем, если хотите, я узнаю.

И скоро Берлиоз сообщил:

– Это русская эмигрантка. Победительница чемпионата Америки прошлого года. Имя… – метр полистал блокнот: – Черная Мамба.

– Неужели всё так серьезно? – нервно улыбнулся Михаил. – Черных Мамб не бывает.

– Может и не бывает, – сказал Берлиоз, – но сегодня одна есть.

– Я с ней справлюсь, – сказала Марго.

– Ты уверена? А то, может, не надо. Ибо я могу потерять не только этот кабак, но и тебя. Май либе дих.

– У тебя ужасный акцент, мой сладкий. Я пойду на ринг. Время уже на исходе.

Она вышла в изумрудном халате с букетом желтых орхидей. Черная Мамба вышла в черно-сером халате с красной мордой змеи на спине и на руках.

Бой начался.

– Прижми подбородок, – помогал размышлять своей боксерше Грибоедов. – Обходи ее.

– Проведи ей серию, – говорил Марго Афанасич. – Вес на правой ноге – бей левой! Вес левой ноге – бей правой! Проведи серию, – повторил Булгаков. – Представь себе, что колешь лёд пестиком.

– Ноги не должны выходить за линию плеч! – орал Гриб. – Бей ее до тех пор, пока не поймешь, что победила.

В принципе, что здесь странного? Каждый кричит именно то, чего он так давно хотел сказать.

Боксершам не разрешили пить после первого раунда. Да они и не привыкли. Просто наслушались, что здесь так принято, что здесь так обычно делается, и тоже потянулись к рюмкам. Только Грибоедов сказал:

– Меня не интересует, что здесь происходит обычно. Пить нельзя. – И Миша, глядя на него, запретил пить Марго. Хотя и услышал в ответ:

– В ресторанах не бывает запретов.

Марго удивила всех. Она продержалась до четвертого раунда. Она несколько раз вылетала за канаты, но каждый раз успевала заползти назад, пока судья считал до десяти.

Перед четвертым раундов Гриб даже разрешил Черной Мамбе выпить. Но услышал в ответ:

– Я не пью.

– Не стесняйся, чего ты? Считай, что мы уже выиграли. – Однако эта боксерша была непоколебима. Может, для кого-то это покажется удивительным. А все просто. Это только здесь забыли, что боксерские бои проводятся не только в ресторанах. Это же спорт, в конце концов. А вино со спортом не совместимо. Даже если это виски или коньяк. По крайней мере, во время самого боя.

Михаил заглянул в блокнот и прочитал:

– Не опускай левую. Не опускай левую, – я тебе сказал!

Грибоедов, между прочим, тоже открыл маленький блокнот. Он прочитал:

– У нее открыто лицо. Почему ты не бьешь в лицо. – Я тебя спрашиваю?!

– Помни о самозащите!

– Обойди ее справа.

– Обойди ее слева.

– Правой по корпусу. Я тебе сколько раз говорил: правой по корпусу.

Глава четвертая. Наследница

– Проведи ты ей, в конце концов, удар Лемана. – Мама! Это слово прозвучало. Одна девушка за столом нервно дернула рукой, и рюмка с водкой упала. Упала прямо на пол. Витя обслуживал и этот стол. Он не стал вызывать уборщицу, сам протер салфеткой пол у ног красавицы, вымыл руки и принес даме новую рюмку.

– Не прошло и часа, как вы всё быстро сделали, – сказала девушка.

– Это было долго? – спросил Витя. – Я с вами не согласен. И знаете почему? Бой на ринге еще продолжается. А это последний раунд, и он еще продолжается. И да: разрешите налить коньяку?

– Я сегодня пью только водку.

– Мне.

– Что?

– Налейте мне коньяку,

– Вам? Но у меня нет коньяка.

– Я найду, вы только закажите.

– Ну, окей. Сто хватит?

– Сто пятьдесят.

– Может быть, тогда уже двести?

– Спасибо.

– Но только не французский. Пять звезд вас утроит?

– Это как раз то, что мне нужно.

Крик ужаса прервал их задушевный разговор. Это закричал, как ужаленный Грибоедов. Черная Мамба упала и не могла встать. Судья еще не досчитал до десяти, и она продолжала попытки подняться выше. Два раза она уже пробовала, но не получилось. Один раз ей удалось поставить ногу на ринг, но вторая сорвалась, и Черная Мамба, поняв, что таким образом не встанет, поползла к канатам. Но и этот второй раз был неудачным. Она добралась до второго каната, но опять рухнула на пол. Было еще время для третьей попытки. Судья продолжал считать:

– Шесть, семь… – Он каждый раз делал резкую, но не спешную отмашку рукой, сгибаясь прямо к телу боксерши. Вероятно, хотел, чтобы она не только умом, но сердцем уразумела:

– Времени осталось совсем мало.

И в третий раз она поняла, что не сможет еще раз доползти до канатов, а с колен уже самостоятельно не подняться. Тогда боксерша зацепилась за белые брюки судьи. Потом за ремень. Некоторые в зале ахнули. Одна дама даже спросила:

– Это что, стриптиз? Или как-то по-другому называется? – Разумеется, Черная Мамба не собиралась ни с кого снимать брюки, тем более с судьи. Более того: она даже не думала об этом. Тем не менее, ремень на брюках у судьи почему-то расстегнулся, и они упали. Ничего страшного, ибо судьи никогда не ходят в одних брюках. Внизу всегда находится спортивная форма. Однако, голоса:

– Ай! – И:

– Ой, – раздались. Более того, сам Афанасич даже крикнул:

– Меняю судью на импортный шампунь! – В том смысле, что не надо помогать спортсменке, не надо подсуживать. – Где возьму? В Березке.

Уж полетели пуговицы на такой же белой, как брюки рубашке, а боксерша все еще продолжала карабкаться вверх.

– Сучка, – сказала Марго. И добавила: – Запомни, что после удара Лемана еще никто не вставал.

– После этих слов судья сказал: