Кибернетическая гипотеза - Тиккун

подходе играет роль предотвращения событий, то неизбежным его следствием становится предвидение как способ борьбы с неопределённостью будущего. И здесь ставка делается на технологии статистики. Но если присущие социальному государству технологии целиком бросаются на предсказание рисков, вероятностных и нет, то технологии, свойственные кибернетическому капитализму, стремятся увеличить число сфер ответственности. Дискурс о рисках – это движущая сила кибернетической гипотезы: сначала его широко распространяют, чтобы затем он проник внутрь и усвоился. Потому что риск лучше принимается тогда, когда те, кто его испытывает, думают, что сами пошли на него, считают себя ответственными, и в особенности когда чувствуют, что в силах сами его контролировать и управлять им. Но как признаёт один из экспертов, «нулевого риска» не существует: «Понятие риска ослабляет причинно-следственные связи, но при этом не стирает их целиком. Даже напротив, увеличивает их число. […] Воспринимать опасность как риск неизбежно означает признать, что мы никогда не защитимся от него полностью: им можно управлять, приручать его, но никак не уничтожить»18. И под предлогом своего постоянного присутствия в системе риск становится идеальным инструментом для утверждения новых форм власти, которые содействуют всё возрастающему влиянию механизмов на индивидов и коллективы. Он устраняет любую почву для конфликта, в обязательном порядке собирая всех индивидов вокруг управления угрозами, которые якобы одинаково касаются каждого. Аргумент, который ЛЮДИ хотели нас заставить проглотить, в следующем: чем больше защиты, тем больше сопутствующего производства беззащитности. И если вы думаете, что растёт незащищённость, в то время как предвидение становится всё более безошибочным, значит это вы сами боитесь рисков. А раз вы боитесь рисков, значит вы не доверяете системе целиком контролировать вашу жизнь, тогда ваш страх может быть заразным и представляет уже реальную опасность недоверия системе. Иначе говоря, бояться рисков – значит самому представлять риск для общества. Императив рыночного круговорота, на котором строится кибернетический капитализм, преобразуется в общую фобию, выдумку про саморазрушение. Общество контроля есть параноидальное общество, что подтверждается постоянным размножением в его лоне теорий заговора. Следовательно, каждый индивид при кибернетическом капитализме субъективируется в опасного дивидуума[18], в некоего врага сбалансированного общества.

Нет ничего удивительного в том, что главные коллаборационисты Капитала (каковыми во Франции можно считать Франсуа Эвальда или Дени Кесслера) в своих построениях утверждают, что Государство всеобщего благоденствия, типичное для фордистской модели общественной регуляции, снизив общественные риски, отучило индивидов быть ответственными. Следовательно, цель ликвидации систем социальной защиты, которую мы наблюдаем с начала 1980-х, в том, чтобы сделать каждого ответственным, перераспределяя «риски», которые в рамках единого социального тела несли только капиталисты, на каждого. В конечном итоге, речь о том, чтобы вдолбить в голову каждого индивида идею воспроизводства общества, чтобы он ничего не ждал от него, но жертвовал для него всем. Ведь общественная регуляция катастроф и всего непредвиденного уже не может происходить так, как боролись с чумой в Средние века: за счёт общественной изоляции, козла отпущения, смирительных рубашек и заборов. Если каждый должен нести ответственность за риск, который привносит в общество, то ЛЮДИ его уже не могут исключить, не лишившись потенциального источника выгоды. Итак, благодаря кибернетическому капитализму таким образом параллельно идут социализация экономики и усиление «принципа ответственности». Он производит гражданина как «опасного дивидуума», который самонейтрализует свою способность к разрушению порядка. Таким образом, нужно сделать самоконтроль общим местом, как благоприятное условие для размножения механизмов контроля и их эффективного переключения. При кибернетическом капитализме любой кризис подготавливает усиление его механизмов. Споры про ГМО, как и «эпидемия коровьего бешенства», окончательно позволили за последние годы ввести во Франции беспрецедентный сквозной контроль за дивидуумами и вещами. Возросшая профессионализация контроля – который наряду со страхованием является тем сектором экономики, чей рост гарантируется кибернетической логикой, – всего лишь оборотная сторона роста гражданина как политической субъективности, полностью самостоятельно подавляющей тот риск, какой она объективно несёт. Так гражданская бдительность вносит свой вклад в улучшение механизмов управления.

Если рост контроля в конце XIX века шёл путём разрушения личных связей – отчего ЛЮДИ могли вести разговоры об «исчезновении сообществ» – при кибернетическом капитализме теперь ткутся новые социальные связи, целиком проникнутые императивом управления собой и другими во имя общественного единства: такое становление человека механизмом воплощается в гражданине Империи. Нынешняя важность новых систем «гражданин-механизм», которые перекапывают старые государственные институты и приводят в движение коллективно-гражданскую туманность, показывает, что огромная общественная машина, которой призван быть кибернетический капитализм, не может обойтись без людей, хотя некоторым неверующим кибернетикам потребовалось немало времени, чтобы это осознать, как подтверждает это следующее разочарованное признание середины 1980-х:

«Системная автоматизация действительно стала бы радикальным средством преодоления физических и умственных границ, которые чаще всего становятся причиной человеческих ошибок: минутная потеря бдительности из-за усталости, стресса или однообразия; неспособность быстро обработать одновременно поступающую противоречивую информацию, а значит справляться с чересчур сложными ситуациями; недооценка рисков под грузом обстоятельств (аврал, давление начальства…); ошибки представлений, приводящие к переоценке защищённости систем, обычно демонстрирующих надёжность (сообщают о случае, когда пилот категорически отказывался верить, что один из его двигателей горит). При этом, следует задуматься, не приведёт ли изъятие из системы человека, часто воспринимаемого как слабое звено в связке человек/машина, к созданию радикально новых уязвимостей, не будет ли это лишь расширением ошибки представлений и потери бдительности, которые, как мы видели, часто бывают обратным эффектом чувства чрезмерной защищённости. Как бы то ни было, это требует дискуссии».

Действительно.

V

Эко-обществу свойственна децентрализация, общинность, соучастие. Индивидуальная ответственность и инициативность существуют здесь по-настоящему. Эко-общество основывается на множественности идей, стилей и жизненных привычек. Следствие: равенство и социальная справедливость развиваются. Но также разрушаются привычки, принципы и нравы. Люди придумали другую жизнь в обществе равновесия. И осознали, что поддержание состояния равновесия требует большей тонкости, чем поддержание постоянного роста.

Благодаря новому взгляду, новой логике взаимодополнения, новым ценностям люди эко-общества изобрели экономическую доктрину, политическую науку, социологию, технологию и психологию состояния управляемого равновесия.

Жоэль де Росней, «Макроскоп», 1975

Капитализм и социализм представляют два способа организации экономики, вышедшие из одной базовой системы, а именно системы подсчёта добавленной стоимости. […]

Если смотреть под этим углом, система под названием «социализм» – всего лишь подсистема для корректировки «капитализма».

Можно даже сказать, что самый утрированный капитализм в чём-то социалистичен, и что всякий социализм есть «мутация» капитализма, призванная попытаться стабилизировать систему через перераспределение – которое видится необходимым, чтобы обеспечить всем выживание и вовлечь их в более широкое потребление.

В этом наброске