Поп на карнавале - Андрей Евгеньевич Белов

сейчас давай еще целоваться. Одного раза было недостаточно.

Украинец Демьян Йопт. Согласен, давай!

Варвара с Демьяном вновь сливают свои губы в единое целое и совсем не замечают немцев, вышедших из-за кулис. На правах командира штурмбаннфюрер СС Румпель фон Штильцхен притрагивается к поданному угощению первым. Схватив Варю за тугую косу, он что есть силы ударяет ее головой о стену. Череп несчастной поварихи с хрустом раскалывается, открывая доступ к аппетитным мозгам, в которые тотчас впиваются заостренные зубы. Оставшиеся двое солдат-зомби отдают предпочтение мужской мускулистой шее. Демьян Йопт даже шашкой не успевает взмахнуть, как его горло разрывается на части, исторгая наружу потоки густой красной крови (кетчупа). А все потому, что шашка является грозным оружием лишь в руках опытного фехтовальщика, чего нельзя сказать о человеке, умеющем орудовать исключительно штыковой лопатой. Заостренный клинок, сверкающий в лучах софитов, вываливается из ослабевших рук Демьяна и со звоном ударяется об пол.

Штурмбаннфюрер СС Румпель фон Штильцхен. (На секунду прервав пиршество) О-о-о! Блут! Фрышблут!

Ефрейтор Йозеф Шультц. (Тоже прервав пиршество) А-а-а! Флайш!

Рядовой Хоффман Гюнтер. А-а-а! Фрышес флайш!

Услышав незнакомую речь, доносящуюся из коридора, попадья Клавдия Петровна, вооруженная скалкой, подходит к двери и выглядывает наружу. Немцы рефлекторно поворачивают головы в ее сторону. (Видать, в их гнилых мозгах все-таки остались искорки угасшего разума.)

Штурмбаннфюрер СС Румпель фон Штильцхен. Матка, штин бляйбен! (Mutter, stehen bleiben! Перевод с немецкого: Мамаша, ни с места!)

Попадья Клавдия Петровна. Ой, мамочки, страх-то какой! Фрицы вернулись! (В панике закрывает за собой дверь.)

Штурмбаннфюрер СС Румпель фон Штильцхен отталкивает от себя обмякшее тело Вари и жутко скалится. Голод не утолен, а значит нужно во что бы то ни стало попробовать попадью на вкус. Вдруг плоть новой жертвы принесет ему долгожданное успокоение. Неожиданно раздается скрип дальней двери. Кто бы это мог быть? Естественно, участники всесоюзной бригады передовиков-строителей! Тракторист-бульдозерист Иван Скала в наряде бразильской танцовщицы, путевой обходчик Онисим Кочерыгин в костюме чумазого шахтера, казах Жанбырбай Таргынбеков в костюме Эрнесто Че Гевары, китаец Прав Чан в костюме дракона и китаец Лев Чан (по понятным причинам) без костюма – вываливаются дружной гурьбой наружу, да так и столбенеют от ужаса при виде растерзанных товарищей. Их замешательство длится считаные мгновения, однако немцам этого вполне хватает, чтобы перегруппироваться и ринуться в атаку.

Штурмбаннфюрер СС Румпель фон Штильцхен. О-о-о! Блут! Фрышблут!

Ефрейтор Йозеф Шультц. А-а-а! Флайш!

Рядовой Хоффман Гюнтер. А-а-а! Фрышес флайш!

Первым под руку попадается Иван Скала, лишающийся в ходе непродолжительной борьбы половины лица. Второй жертвой становится Онисим Кочерыгин, лишающийся большей части затылка. И, наконец, третьей жертвой становится казах Желоба, умудряющийся растерять все свои кишки. Хотя, нет, если приглядеться, небольшой трепыхающийся огрызок немцы-зомби ему все же оставляют. Не иначе как для устрашения братьев китайцев – дескать, поглядите, во что вы превратитесь в скором будущем.

Китаец Прав Чан. (Пятясь к двери) Спасайся кто может!

Китаец Лев Чан. А как же наши товарищи?

Китаец Прав Чан. Желобе со Скалой уже ничем не помочь. Они сдохли, не видишь? К тому же у нас на двоих всего лишь одна пара рук, а у врагов их целых шесть. Что мы можем сделать, когда численный перевес не на нашей стороне?

Китаец Лев Чан. Ты прав! Бежим, брат, в зал! Попробуем укрыться за креслами.

Оба юркают в дверной проем со скоростью профессиональных спринтеров, но, к сожалению, жить братьям остается недолго, потому что отряд немцев-зомби увязывается за ними в погоню, и вскоре истошные вопли несчастных бедолаг разносятся по всей сцене, знаменуя ужаснейшую кончину.

Чуть погодя из-за кулис выходит отец Онуфрий Тихонович в сопровождении звонаря Осипа Ферапонтовича и лесника Афиногена Гавриловича. Все трое спотыкаются о труп Вари, отчего тот перекатывается на спину.

Протоиерей Онуфрий Тихонович. Ничего себе. Глазам не верю. Кто же тебя так изуродовал, дочь моя?

Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Что я говорил? (Возводит руки к небу.) Апокалипсис начался! Мертвые восстали из могил.

Протоиерей Онуфрий Тихонович. (Обводит взглядом весь коридор.) Тише ты, Афоня. Зачем панику наводишь раньше времени? Пока я вижу лишь мертвых передовиков-строителей. (Пауза.) Причем не в полном составе. И их никак нельзя назвать восставшими.

Звонарь Осип Ферапонтович. (Тоже обводит взглядом коридор.) Поглядите, Онуфрий Тихонович, небеса снизошли до наших молитв. Теперь церковь сносить некому.

Протоиерей Онуфрий Тихонович. (Укоризненно качает головой.) Опять за старое взялся? На чужом горе счастья не построишь. (Спохватывается и стучит в дверь кухни.) Клавдия Петровна, дорогая, ты здесь? Впусти нас, пожалуйста.

Попадья, прячущаяся все это время за духовкой, кладет скалку на стол и пулей бежит к выходу, но прежде чем повернуть замок в замочной скважине, уточняет (как бы на всякий случай):

Попадья Клавдия Петровна. А фрицы уже ушли?

Протоиерей Онуфрий Тихонович. Тут нет никаких фрицев. Есть только я, наш звонарь и лесник Афиноген Гаврилович.

Попадья Клавдия Петровна. Афоня что ли?

Протоиерей Онуфрий Тихонович. Да.

Попадья Клавдия Петровна. Тогда заходите.

Все трое заходят, и попадья тут же запирает за ними дверь.

Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Вы, слышали, отец Онуфрий? Вы, слышали? Ваша жена тоже видела фрицев. Говорю вам, апокалипсис начался! Мертвые восстали из могил! Точно говорю!

Протоиерей Онуфрий Тихонович. (Вытаскивает из-под рясы тот самый наградной револьвер, который прятал в подполе.) Спокойно! У нас есть чем ответить врагу! (Машет им над головой.) Только для начала нужно во всем по порядку разобраться. Начнем с тебя, Афоня. Повтори еще раз для всех, что с тобой и охотником Роговым приключилось на кладбище?

Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. (Не сводя глаз с револьвера) Хорошо, могу и повторить. Решили мы вчера с Николаем Васильевичем полакомиться свежей олениной.

Звонарь Осип Ферапонтович. Извини, перебью. На кладбище?

Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Да, на кладбище.

Звонарь Осип Ферапонтович. А другого места найти не могли?

Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Это старое немецкое кладбище. Оно давно заброшено. И оленя мы совсем рядом подстрелили. Не тащить же его ко мне в сторожку. До нее два часа ходу. Как говорится, где словили, там и сварили.

Звонарь Осип Ферапонтович. Ладно, продолжай.

Лесник Афиноген Гаврилович Самострелов. Так вот, насадили мы тушу на вертел, сидим ждем, когда она приготовится, и вдруг со стороны кладбища шорохи странные начали доноситься. Один раз. Второй. Потом чей-то шепот послышался.

Протоиерей Онуфрий Тихонович. Уточни, что именно шептали? Молитвы? Или, быть может, заклинания? Упаси меня господь.

Лесник Афиноген Гаврилович