Соловей и кукушка (СИ) - Разумовская Анастасия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы батюшка, например, узнал, что Томашек уже успел нарушить некоторую грань приличий, что мы с ним жарко целовались в розовых кустах (это, скажу я вам, более романтично, чем удобно), то, наверное, выдал бы меня замуж за этого мальчишку. А оно мне надо? Да, сын садовника малый горячий, но… О чём с ним говорить между поцелуями?
Я подобрала туфли с мраморных ступенек. Теперь надо было надеть чулки и как-то незаметно пробраться домой, не спалившись ни перед кем мокрым платьем. И ту вдруг сверху раздался смех и чьи-то тяжёлые шаги. Мужчины. Охрана? Они явно идут сюда! Ой, неприлично то как: девушка с босыми ногами. Да ещё невеста принца.
Позади меня ровными чёрными свечами высились туи. Я осторожно скользнула за их молчаливый ряд, попятилась. Скорее всего, у охраны есть фонари, поэтому мне стоило отойти куда-нибудь подальше. Трава ласкала ноги, я безбожно наступала на закрывшиеся бутоны цветов. Но вот, наконец, высокие кусты. Стараясь не ломать их ветви, я пробиралась внутрь, подальше от открытого пространства. Остановилась. Всё, можно выдохнуть.
Задрала юбку и стала натягивать длинную белую змею чулка. Закрепила. Надела туфлю, нагнулась ко второму чулку, свернувшемуся на земле и…
Пальцы. Это точно пальцы, а не призрачные грибы. Я сглотнула и перевела взгляд по тонкой застывшей чуть голубоватой руке дальше. Светлые волосы, в темноте казавшиеся серебряными, разметались, словно в танце. Глаз не было, на их месте зияли чёрные провалы. Рот ощерил зубы в безмолвном крике… Части зубов не хватает… Застывшее тело застенчиво пытаются прикрыть обрывки одежды…
Меня замутило, и я закрыла рот руками, а затем шагнула назад и нагнулась, не в силах сдержаться. Горло обжог желудочный сок.
Её насиловали. А потом жестоко убили. Предварительно поглумившись.
Кто-то закричал. Пронзительно, истошно, очень неприятно. Это была я. Я зажала глаза руками, но мои зрачки всё равно видели эти чёрные пятна застывшей крови на голубовато-белом теле.
Я визжала и тогда, когда полицейские в палевой форме ворвались в куст, и один из них, крепко обхватив меня руками, наконец отвернул от трупа и прижал лицом к своему мундиру.
— Селсо, сообщи капитану, — пробасил тот, кто прижимал меня к себе. — Алонсо, уведи девушку. Сеньора, вы кто и откуда?
Я вцепилась в его мундир, меня трясло, а живот мучительно скручивало.
— Это Катарина, одна из горничных, — голос донёсся немного снизу, говорящий явно присел, скорее всего, вглядываясь в лицо покойницы. — Пречистая Дева, её сложно узнать. Она сегодня выходная, поэтому бедолаги с утра не хватились. Бедная девушка…
Он суеверно зашептал молитвы.
— Сеньора, кто вы? Куда вас проводить? — настойчиво пытался узнать обнимающий меня.
В присутствии мужчин мне стало легче. Я подняла голову и вгляделась в выбритый подбородок, нависший надо мной. Отсюда, снизу, был виден только он и ещё крылья немного сплюснутого носа. Я сглотнула. Стало стыдно за свою трусость. Всегда считала себя здравомыслящей девушкой, а тут…
— Донья Ирэна де Атэйдэ, — просипела, мучительно пытаясь унять дрожь в голосе.
Он тотчас отпустил меня и отошёл на шаг, кланяясь.
— Простите за дерзость…
Симпатичный, черноволосый, черноглазый молодой человек в палевой форме с золотом. Конечно, цвет был плохо виден в свете керосиновых фонарей, но я знала как выглядит мундир полиции.
Без его объятий меня снова охватила ледяная дрожь.
— Позвольте спросить вас, донья де Атэйдэ, что вы делали здесь?
О, кто-то попался… Я тут же вспомнила, что стою перед ним в одном чулке и в одном туфле. Не хватает только господ журналистов с их фотокамерами. Правда, вряд ли можно что-то сфотографировать в такой темноте.
— Я гуляла, промочила ноги в море, услышала ваши голоса и решила переодеть… ну вы понимаете?
Скромно потупившись, я искоса взглянула в бесстрастное лицо доблестного кабальеро. Вдруг раздался треск кустов и что-то тёмное и лохматое ворвалось в куст, порядком изломанный внутри.
— Энцо, что там? — донёсся до нас весёлый голос со стороны лестницы. — Опять наш лунный маньяк повеселился? Кто на этот раз?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Ничего себе! Такого уровня цинизма я не скоро достигну. Вообще-то тут зверски изуродованный труп. Что за веселье в мужском баритоне?
— Сеньор капитан, это Катарина, одна из дворцовых горничных, — отрапортовал тот, кто лишил меня тёплых объятий, едва услышав моё имя. — Здесь невеста его высочества…
— Какого демона? — выругался недовольно приближающийся голос. — Она-то что здесь забыла?
Мне в руку ткнулось что-то холодное и влажное. Я опустила глаза и увидела тёмную лохматую собаку с висячими ушами. В холке она доставала мне до колена и сейчас с интересом обнюхивала, двигая блестящим мокрым носом. Сеттер.
Энцо смущённо глянул на меня, не зная, как оправдать грубость капитана.
— Не любит он женщин, — вздохнув, наконец выдавил максимально глупое из возможных оправданий. — Вы уж так-то не сердитесь…
Кусты раздвинулись, и в них быстрым шагом вошёл плечистый и высокий человек. Формы на нём не было. Светлая рубашка, тёмный жилет, на одно плечо небрежно накинуто лёгкое клетчатое полупальто. Блондин с тёмными широкими бровями и игривой тонкой полоской тёмных усов.
— Надеюсь, затоптать ещё не всё успели? — процедил он.
— Никак нет, — вытянулся Энцо.
Да и все остальные тоже подтянулись. Господин капитан дёрнул верхней губой, а затем направился к трупу, помахивая изящной тросточкой. Бегло осмотрел с явным интересом. Отвернулся, прислонил тросточку к тонкому стволу, вытащил из кармана пальто длинные матерчатые перчатки и склонился над телом убитой.
— Что вы делали в это время в этом месте? — бросил холодно.
Я огляделась вокруг. Все смотрели на меня. Даже чёрный сеттер.
— Й-а? — пролепетала с недоумением.
— Нет, я с трупом разговариваю. Конечно, сеньорита, вы. Давайте кратко, быстро и по существу вопроса. А то повешу это убийство на вас, и будете доказывать свою невиновность на суде.
Вот же нахал! Я аж растерялась от злости.
— Во-первых, — процедила, — труп уже окоченел. Это значит, что её убили никак не позже, чем утром. Во-вторых, всем известно, что мы прибыли во дворец пару часов назад.
Он оглянулся, смерил меня голубой сталью глаз.
— Во-первых, — передразнил насмешливо, — не утром, а ночью, ближе к вечеру. Но вам простительно не понимать тонкостей. А во-вторых, три с половиной часа назад.
Я не опустила перед ним взгляд, лишь надменно приподняла бровь.
— В любом случае, мы были слишком далеко, когда произошло убийство.
Он прищурился, и я на миг ощутила неприятное покалывание где-то в совести. Перед нами лежит милая, несчастная, замученная жертва, а мы тут устроили…
— Так. Отлично. Где вы были вчера ночью и кто может это подтвердить? — холодно уточнил сеньор капитан, а затем обернулся к охранникам: — Накройте тело и отнесите его в подвал корпуса охраны. Оцепите куст алой лентой и выставьте стражу. До полудня завтрашнего дня никому не подходить. Даже близко. Сеньориту провожу я сам. Марш исполнять.
— А может я не хочу, чтобы меня провожали вы? — ощетинилась я.
Он смерил меня высокомерным взглядом.
— Пока что вы главная подозреваемая, поэтому ваши желания остаются все при вас.
— Что за чушь⁈ — взвилась я и шагнула к нему, тыча пальцем в крепкую грудь. — Да вы сами себя слышите?
Он вдруг довольно улыбнулся, как нашкодивший мальчишка, поднял с примятой травы чулок и ехидно спросил:
— Не ваш? Или забрать в качестве вещественного доказательства?
Я покраснела и вырвала у него из рук несчастную белую змейку. Наклонилась, обула босую ногу в туфлю и гордо направилась прочь.
Что за порядки в этом дурацком дворце⁈ Как вообще смеет этот наглый выскочка вот так разговаривать с невестой своего принца⁈
Моя комната встретила меня запахом свежего белья и лунными коврами на полу. Я быстро приняла ванну (здесь была такая же система, как в приснопамятной гостинице), завернула волосы в полотенце и села на окно, глядя на лужайку меж сосен. Сна не было ни в одном глазу. Память рисовала страшные картины. Интересно, убитая Катарина может ли превратиться в призрак и отправиться, например, ко мне? Я вздрогнула, представив, как она стоит где-то там, в тени и смотрит на меня своим безглазым лицом. И чуть не заорала от ужаса, когда заметила, что одна из сосновых теней действительно пошевелилась.