Литературная Газета 6571 ( № 41 2016) - Литературка Литературная Газета

Антология формируется в тесном взаимодействии с региональными редакционными советами, специально созданными для отбора и рекомендации авторов и произведений. Каждый совет может рекомендовать в антологию не более пяти авторов. При этом отобранные произведения должны быть написаны и опубликованы на языке оригинала не ранее 1991 года – года создания новой России.

Представляем подборку новых переводов современных бурятских поэтов, как вошедших в антологию (Д.-Д. Очирова, Сандже-Сурун (Г. Раднаевой), Г. Базаржаповой, Т. Гомбожапова и А. Будаева), так и не вошедших в неё.

Перед всяким переводчиком бурятской поэзии стоит мучительная, практически неразрешимая задача: либо пытаться адекватно передать просодию обладающего качественно иным мелосом языка, либо изложить содержимое стихотворения привычными средствами отечественной поэзии. Бурятское стихосложение рифм лишено – оно держится на анафорах, параллелизме родственных звуковых сочетаний в начале строки. И на богатейших аллитерациях. Попытка сымитировать их приведёт – с большой долей вероятности – к тому, что перевод будет восприниматься как некая экзотическая поделка. То есть фактом отечественной поэзии не станет по определению. Не менее опасна другая крайность: переводить исключительно содержание подстрочника, размер и строфику подбирая произвольно.

Я пытался избрать некий срединный путь: следовать числу слогов в строке, передавать по возможности аллитерационный узор – но вместо анафор ставить привычные отечественному стихосложению рифмы. Это тем более оправдано, что некоторые современные бурятские поэты осознанно вводят образцы европейской версификации в свои стихи. В качестве примера хотел бы обратить внимание на подборку Галины Раднаевой (Санджэ-Сурун) – влияние поэтической техники Цветаевой, на мой вкус, у неё весьма ощутимо. Но эта европейская прививка сделана столь деликатно и бережно, что никоим образом не нарушает ни традиционного бурятского мелоса, ни присущей её стихам буддийской картины мира.

Я счастлив, что за время своих посещений Бурятии не только открыл для себя поразительную красоту этой земли, подружился с редкостно щедрыми, глубокими, праздничными людьми – но и сумел прикоснуться к удивительной, ни на что не похожей поэзии. Любой опыт соприкосновения с иной языковой стихией является для переводчика зеркалом. Я ощущаю себя перед Бурятией в долгу: такого красивого, редкостного, оригинального зеркала в моей практике ещё не было.

Предлагаемые переводы – попытка посильно начать выплату этого волшебного долга.

Виктор Куллэ

Булат Жанчипов

Родился в 1939 году в улусе Зун-Ульдурга Еравнинского аймака Бурят-Монгольской АССР. Окончил вечернюю школу сельской молодёжи, филологический факультет Бурятского пединститута им. Д. Банзарова в Улан-Удэ. Работал редактором и ведущим программы художественного вещания республиканского телевидения. Автор многих книг стихов, рассказов и очерков. Перевёл на бурятский стихи М. Лермонтова, Ф. Тютчева, А. Фета, А. Майкова, А. Плещеева, И. Бунина, С. Есенина и др. Член Союза писателей России, Союза журналистов. Заслуженный работник культуры РФ, лауреат Государственной премии Бурятии по литературе. Живёт в Улан-Удэ.

Вечерний пожар

Сверкающее солнце ввечеру

с небес спускалось, срок свой отслужив.

Слегка задело боком о скалу –

раздался взрыв.

Пожар был ослепителен, жесток.

Весь мир увидел, как закат багрян –

но после небо пеплом заволок

туч тяжких караван.

После грозы

Ливень степь лупцевал наугад.

Но едва отшумела гроза –

в небе дивные трели звенят.

Это жаворонков голоса.

Одуванчик мгновенье спустя

жадным жёлтым бутоном воскрес:

в каплях – влажных серёжках дождя –

внемлет песне небес.

* * *

Чёрный плащ распластав

по степи, словно тать,

ночь настала стремглав –

мир со звёзд увидать.

Но землёй не смогла

любоваться она –

лишь бездонная мгла

с неба звёздам видна.

Благо месяц-старик

не таил, аксакал,

серебристый свой лик –

землю им показал.

Майская ночь

Давно, совсем мальчишкой, чей покой

был юношеских комплексов лишён,

шёл майской ночью по степи домой –

ещё в шальных девчонок не влюблён.

Их стайка озорная не могла

души бесхитростной смутить ничуть.

В свой домик на окраине села

той майской ночью я держал свой путь.

Там, где-то за рекой, в ночи звенел

протяжный колокольчик табуна.

Той кроткой ночью я считал, пострел:

иная музыка мне не нужна.

Ночь – без предчувствия иных ночей,

когда был светел, счастлив, не влюблён.

Из всех сокровищ юности моей

она – мой самый драгоценный сон.

Святая воля

В лесу поляна, а на ней –

могильный холм. Я вижу: тут

куда привольней и пышней

ромашки жёлтые цветут.

Тянуться к солнцу, как трава,

как жёлтый крохотный цветок, –

святая воля такова

того, кто под землёю лёг.

Единственный напев

Над ширью моей стороны родной,

сколь можно выше к небу взлетев,

жаворонок, как заводной,

тянет единственный свой напев,

захлёбываясь от восторга, – расплав

музыки всё горячее… И вдруг,

песню на полузвуке прервав,

мёртвым упал на зелёный луг.

Певец мой, ты был, несомненно, мил –

но крыльев размах оказался мал.

А ты дирижировать ими решил,

Ты новой мелодии возжелал.

Степь необъятная – вечный мотив,

в котором без счёту нотных значков.

Но ты, постоянство не возлюбив,

камнем разбиться оземь готов.

* * *

Птиц разномастных звонкий гам

на все лады пропеть готов

те песни, что примчали нам

из тёплых, из чужих краёв.

Распался утренний туман,

и солнце катится в зенит.

Гора бурят – седой Саян –

от птичьих голосов звенит.

Лишь хан всех птиц – орёл-старик –

в всеобщем гвалте ни при чём.

Он с высоты Мунку-Сардык*

крылом поводит, как плечом.

Далёкие молнии

Р. Ж.

Я сижу у окна, наслаждаясь покоем ночным.

Вот и окна в деревне погасли – одно за другим.

Воздух душен и влажен предчувствием будущих гроз.

Дымокура далёкого ветер горчинку принёс.

А во мгле, у истоков далёкой Хааги-реки,

опаляя иззубренным скалам седые виски,

как клинки, вспышки яростных молний скрестились вдали,

но – сломались. И, мир озарив, мирно в землю ушли.

Я сижу у окна, я к тебе свою память тяну.

Как антенною, сердцем я чутко ловлю тишину.

В схватках молний далёких я нашу любовь узнаю.

Сожаленье и грусть точат исподволь душу мою.

Я сижу у окна, бодрым воздухом ночи храним.

Вот и окна в деревне погасли – одно за другим.

Вспышки молний на небе схлестнулись опять и опять.

Это – память, любимая! Мне от неё не удрать.

* Мунку-Сардык – высочайшая вершина Саян, высота 3491 м.

Огонь в очаге – наш оберег

Огонь в очаге – наш оберег

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Бурятии

Даши-Дондоб Очиров

Родился в 1948 году в местности Ботолло Курумканского района Бурят-Монгольской АССР. Окончил физико-математический факультет Московского горного института, аспирантуру философского факультета Ленинградского государственного университета. Работал переводчиком в районной газете «Баргузинская правда», горным мастером подземных разработок рудника Холтосон. В настоящее время – преподаватель в Восточно-Сибирском государственном университете технологий и управления. Автор трёх поэтических сборников. Член Союза писателей России. Живёт в Улан-Удэ.

Спасение

В бою, когда было так тяжело,

когда меня одолевало зло, –

от пули, от хищной могилы

колечко любимой меня спасло.

Она его обронила.

В драке, когда, закусив удила,

пьянка у праздничного стола

в поножовщину перерастала, –

серёжка любимой меня спасла,

она её потеряла.

Бурная Селенгá страшна:

чуть не захлебнулся в то лето,

но спасся – а позже узнал, что она

лишилась в толпе браслета.

Когда, ослеплённый желаньем, я мог