Гадюка в сиропе - Дарья Донцова

Более чем, продала дочь и рада. Шмякнув трубкой о рычаг, я призадумалась: что теперь делать?

Поколебавшись минут пять, я позвонила следователю Митрофанову и нагло заявила:

– Надо поговорить.

– Вы кто? – изумился мужик.

– Близкая приятельница Славы Самоненко, Романова.

– И зачем я вам понадобился?

– Слава в больнице, с аппендицитом.

– Знаю.

– Когда примете меня?

– Да зачем?

– По телефону нельзя, – загадочно сообщила я.

– Приезжайте сейчас, – коротко бросил мужик.

Митрофанов оказался полноватым коротконогим парнем с нездорово отечным лицом. Либо пьет втихую, либо мучается почками. Маленькие глазки терялись под пышными, сросшимися на переносице бровями. Зато на голове волос было мало, и следователь старательно маскировал плешь, зачесывая волосы сбоку. Рот у него был презрительно сжат и напоминал куриную гузку. Словом, Митрофанов мне решительно не понравился. Как и я ему, потому что мужик окинул меня оценивающим взглядом и холодно поинтересовался:

– Чему обязан?

– Разрешите мне свидание с Разумовой.

– Это еще зачем?

Минут десять я уговаривала мужика, приводя те или иные аргументы, но сломался он только тогда, когда дверь в кабинет распахнулась и вошел Леня Меньшов. Я не приятельствую с ним, как со Славой и Володей, но все же знакома.

– Лампа? – удивился Меньшов. – Славка-то в Боткинской, слыхала?

Я кивнула.

– Ты ее знаешь? – поинтересовался Митрофанов.

– Конечно, – засмеялся Ленька. – Это мать Славкиного сыночка.

Митрофанов чуть не упал со стула.

– Мать сына?!

– Да я шучу, – объяснил Леня. – У Лампы дома живут два мопса, вот она Славкиной жене и подарила щенка, Вальтера. А Самоненко совсем с ума съехал, всем рассказывает про «сыночка», фотографии под нос сует. Неужели тебе альбомчик не показывал: Вальтер на диване, Вальтер с мячом, Вальтер спит…

– Показывал, – буркнул Митрофанов.

Короче, через час привели Лену. Следователь демонстративно взял в руки газету, но страницами не шуршал, скорее всего слушал.

Лена выглядела подавленной. Бледность лица перешла в желтизну, и пахло от нее чем-то затхлым, но лицо было аккуратно подкрашено, волосы причесаны. Выслушав про мои разговоры с ее знакомыми и про беседу с Лизиной матерью, она протянула:

– Ну а ты тоже думаешь, что видишь перед собой убийцу?

Я постаралась ответить поделикатней:

– У меня не слишком много информации по данному вопросу.

Внезапно ее глаза наполнились слезами.

– Лампа, клянусь здоровьем, я не убивала Кондрата. Честное слово.

Ее лицо уверенной в себе женщины вмиг превратилось в мордочку несчастного ребенка, потерявшегося в шумной толпе.

– Кто-то подставляет меня, специально оговаривает. Не просила я Антона никого убивать. Мне бы в голову не пришло обратиться к этому слизню.

– Но он говорит…

– Значит, ему заплатили, – уверенно сказала Лена. – Сходи к нему, Коломенский проезд, 18, и потряси за бока.

– Свидание закончено, – быстро подал голос Митрофанов, складывая газету.

Лена схватила меня за руку и быстро-быстро зашептала:

– Слышь, Лампа, все друзья бросили, родственников нет, адвокат балбес, лапки сложил, помоги, съезди к Антону, предложи ему денег.

В комнату вошел конвой.

– Разумова, пошли.

Но Лена не собиралась вставать.

– Все равно освобожусь, тебе заплачу, возьми все деньги в сейфе, только помоги.

– Разумова, двигай, – велел милиционер.

Она встала, дошла до двери, потом обернулась и тихим голосом сказала:

– Если ты бросишь, мне точно каюк. Видишь, как все складывается.

– Вы уверены, что она убийца? – спросила я у Митрофанова.

– Абсолютно, – ответил тот.

– Но…

– Никаких «но».

– Она отрицает!

– Все отрицают…

– Однако…

– Есть еще ко мне вопросы? – рассердился следователь. – У меня дел полно!

Я глянула в его одутловатое, злое лицо. Вопросов нет, господин Митрофанов уже все решил, и сдвинуть с занимаемой позиции его может только нечто экстраординарное, например, признание истинного убийцы. Потому что я верю Лене без всяких оснований, просто так, верю, и все, хотя это, конечно, может показаться странным.

В небольшом магазинчике, купив стаканчик отвратительного кофе и замечательно вкусную булочку с маком, я приняла окончательное решение. Итак, Лиза остается со мной. Девочке просто некуда деться. Я же потрачу все силы, чтобы найти истинного убийцу Кондрата. Ну не верю я в то, что мать хладнокровно дала ребенку боевое оружие. Даже если она ненавидела мужа и имела легион любовников. Ни одна мать не пойдет на такое, побоится, что малыш нанесет вред себе. А Лена искренне любит Ванечку. Да, она замечательная лентяйка, предпочитающая жить в свое удовольствие – спать до полудня, гулять до полуночи. Да, она наняла няню и не занимается мальчиком сама, но сына любит. Я видела, как она обнимает и целует его… И потом, ну зачем ей убивать Кондрата? Я жила в доме и наблюдала ситуацию изнутри. Похоже, что литератор не слишком много времени проводил с женой. Уж не знаю, какие отношения связывали их раньше, но сейчас они были ровные, спокойные, без страсти. Спали супруги в разных комнатах. Ежедневные гости не слишком способствовали романтическим отношениям, но, похоже, обе стороны подобное положение вещей устраивало полностью. Кроме того, скажите, ну кто убивает курицу, несущую золотые яйца? А Кондрат был для Лены именно такой несушкой. Конечно, она говорила про новые романы, спрятанные деньги, огромную квартиру, но…

Но Лена неглупа и отлично знает, что в нашем обществе выгодней быть женой писателя, чем его вдовой. Потому что поклявшиеся в вечной дружбе за поминальном столом люди наутро моментально забудут не только обещания, но и телефон, адрес, да и имя-отчество вдовы. Так, на всякий случай, вдруг и впрямь о чем-нибудь попросит. А уж арест действует как лакмусовая бумага.

У Лены осталась только я. Она наняла меня на работу, заплатила за месяц вперед, и, по-хорошему, я до сих пор являлась ее экономкой. И если хозяйка просит съездить к Семенову, то я просто обязана выполнить приказ.

Уговаривая себя, я дошла до метро и, засовывая в телефон-автомат карточку, наконец призналась самой себе. Да Лена мне просто нравится, и потом, не привыкла я бросать человека в беде, к тому я же обожаю детективы…

– Да, – сказала Лиза.

– Ты не волнуйся, часа через два я приеду.

– Хорошо, – прошелестела девочка.

– Возьми в холодильнике еду.

– Ладно.

Нет, определенно, нужно что-то придумать, Лизавета явно боится оставаться одна.

Дом 18 по Коломенскому проезду давно не ремонтировался. Дверь в подъезд угрожающе раскачивалась на одной петле. Наверное, городские власти не хотят тратить зря средства – пятиэтажка явно предназначена к сносу.

У Семенова в квартире никто не отзывался. Я присела на подоконник и закурила. Тут же распахнулась дверь соседней квартиры, и высунулся парень:

– Чего сидишь?

Я решила не обращать внимания на хамство и вежливо ответила:

– Жду Антона. Не знаете, где он?

Парень вылез на лестницу, почесался и сообщил:

– В табачный ларек двинул, обещался и мне сигарет принесть. Закурить не дашь?

– У меня ментоловый «Вог».

– Отрава, – резюмировал сосед. – Давай, других-то нет!

Он закурил и через секунду загасил сигарету.

– Не понравилась? – ехидно спросила я.

– Жуть, – хмыкнул юноша и ткнул пальцем в окно. – Вон Антошка идет. Надеюсь, купил «Мальборо».

Я проследила за его рукой и увидела высокого, стройного парня в черной куртке, не спеша пересекавшего пустой проспект.

– Ползет, кавалер, – хмыкнул сосед.

– Почему кавалер? – вяло поинтересовалась я, но ответа не услышала.

Откуда-то сбоку, из переулка, выскочила темная машина с квадратным задом и понеслась в сторону Семенова. Не ожидавший ничего дурного, Антон замер как раз посередине дороги. Автомобиль летел прямо на него. Парень рванул к тротуару, но шофер оказался проворней. Раздался глухой стук. Мы смотрели в окно, разинув рты. Взвизгнув на повороте, машина-убийца умчалась на шоссе, возле автобусной остановки осталось лежать тело.

Перепрыгивая через две ступеньки, я вынеслась на улицу и чуть не заорала от ужаса. У Антона просто не было головы. Череп раскололся почти пополам, внутри виднелось что-то тошнотворно-желтоватое, и вокруг медленно-медленно разливалась темно-бордовая, почти черная лужа. В правой руке трупа был блок сигарет. Отметив, что он купил-таки «Мальборо», я завизжала:

– Кто-нибудь, помогите!

Улица начала медленно наполняться народом. Потом приехала милиция. Хмурая женщина лет сорока стала меня допрашивать:

– Номер машины?

– Не разглядела.

– Цвет?

– Вроде черный.

– Марка?

– Не знаю, зад квадратный.

Дама вздохнула и, записав мои паспортные данные, сообщила: