Бирюк - Чередий Галина Валентиновна

– Я… – вышел какой-то сип, и снова прошило болью. Совсем другого свойства. Губы, треснувшие, болели, горло, ребра. – Мне нужно…

– Сейчас, – мой спаситель нахмурился. Кажется. Мне так почему-то показалось, пусть света и было недостаточно, когда он стал разворачивать меня, как спеленутого ребенка. – Ведро вон там в углу, – он кивнул в нужном направлении. Реально ведро. С крышкой.

– Что? – оторопела я.

– Я не буду смотреть, не хипишуй.

– Я не могу…

– На улицу не хрен шастать. Потная вся со сна, – с легким раздражением ответил он.

– Я не буду при тебе! Я замужем вообще-то! – черт знает зачем и выпалила это. Очень вовремя вспомнила. К месту. И не плевать ли ему?

– Угу. Замужем, – шумно выдохнув, кивнул мой спаситель.

– Я… я не знаю, как вышло… это.

Он только молчал и смотрел. Глаз и выражения лица в полумраке не разобрать, но у меня аж мурашки рванули.

– Я никому не скажу… ни о чем, – промямлила, все более теряясь под его невидимым, но физически тяжело ощутимым взглядом.

– Думаешь, меня е… волнует? Сдохли и сдохли. Мрази.

– Я не только про… этих. Мы там… будем считать, что не было… ничего.

– Не будем, – отрезал он, пугая меня. – Вставай.

Не дожидаясь, пока послушаюсь, он отбросил тяжелый край шкуры и рывком поставил меня на ноги. Стало стыдно до удушья. Сверху его свитер, ниже пояса ничего. Ничего не видно «такого», но я в жизни себя более голой перед посторонним человеком не ощущала. А приток влаги между ног… Само собой, ни о каком предохранении в момент вышибшего мне мозги безумия я не вспоминала. Хотя вспомни даже, будто бы это что-то поменяло в э-э-эм-м-м… процессе. С Гошей мы всегда пользовались защитой. Он отказывался доверять только мазям и таблеткам. Странно даже, до чего он боялся моей беременности. Боже, Алька, о чем ты опять? Мы же сто раз все это обсудили, переговорили. Наши дети не должны были рождаться пока просто потому, что кому-то кажется, что пора. Во-первых, нам рано, мы же никуда с этим не торопимся. Во-вторых, хватит и того, что мой отец давит на меня и Гошку. Не хватало еще и им это терпеть. Пока мы не станем совсем независимыми, никаких детей.

Внезапно подумалось… это выходит, что мы с Гошей ждем смерти моего отца? Ведь так? Почему именно сейчас осознанием накрыло?

– Сашка, отомри. Быстро давай дела свои делай, – заставил меня вздрогнуть его голос.

– Ка… как вас зовут? Или мне лучше не…

– Николай.

– Понятно, – встав на ноги, я охнула, поняв, что у меня, похоже, подвернута правая нога.

Поковыляла к ведру, говоря себе, что, наверное, и не смогу. Оглянулась на Николая. Он отвернулся и как раз загружал дрова в небольшую печку. Присела, едва дыша от стыда. Даже если он не видит, то не глухой же! Но организму было плевать на мою неловкость. И после всего… что было, еще такого стесняться?

– А нет… салфеток влажных? – робко спросила, морщась от липкости между ног.

– Были. В машине.

Мужчина подошел к сумке на лавке и, порывшись в ней, достал серую футболку.

– Хорошо хоть барахло сразу достал, – сказал он, намочив край трикотажа в котелке на печке. – Босиком не стой на полу!

– Я вам все компенсирую, – выпалила, попятившись, когда он подступил ко мне. – Спасибо вам. За все. Я отблагодарю. Никому не расскажу. Никогда.

– Сядь, – кивнул он на лежанку.

– Я сама, – схватилась я за мокрую ткань. – Не нужно больше… ничего такого.

От его близости мне моментально стало жарко, сердце замолотило, и снова в низу живота стало тянуть и внутри сжиматься.

– Сядь, говорю. – Николай мягко, но так, будто и не было сопротивления с моей стороны, толкнул меня в грудь, опрокидывая на лежанку. – Посмотрю, чего натворил. – И опустился на корточки напротив.

– Что? – Я подтянула ноги к себе, зажимаясь. – Все в порядке, не… не нужно.

– Сашк… Кончай это, – уронил так… тяжело, окончательно, что ли, что я, сама не знаю почему, подчинилась.

Безропотно позволила ему развести себе бедра и всего раз дернулась, стоило ему первый раз провести по коже влажной тканью. Задержала дыхание, зажмурила глаза, твердя себе сквозь бешеный грохот крови в голове, что это ничего не значит, что сейчас все закончится, что, в принципе, ничего такого не происходит…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Сашка, не психуй, дыши, – хрипло пробормотал Николай, проводя между моих ног снова и снова, и с каждым движением это все больше напоминало ласку, или просто я подвигалась умом от невыносимой нереальности ситуации. Такого не может происходить со мной! Не может! Не снова! – Это нужно. Не держи себя. Бесполезно.

Что? Что нужно?

Жадно хватнув воздух, вместо него я вдохнула будто живой огонь, что вмиг промчался с током крови повсюду. Спину выгнуло конвульсивно. Я стукнулась затылком о стену за спиной и застонала. Пошло, как какая-то…

– Больно? – Голос мужчины уже напоминал скрип.

А мне было больно. Больно от того, что заживо загорелась. От того, что внутри все узлами связало мучительными в… предвкушении? Чего? Того, что он опять будет во мне? Как это опять может происходить со мной? Как я, замужняя женщина, могу на пустом месте, ни с чего вот так начать задыхаться от желания к незнакомцу? Не от желания, нет. От лютой похоти. Безотлагательной.

– Ко мне иди! – рыкнул Николай и дернул за руку, практически роняя на себя.

А я… я потянулась трясущимися руками к его ширинке. Рывками расстегнула его штаны, не глядя, запрокидывая голову и подставляясь под его жалящие поцелуи. Окончательно поплыла от его хриплого стона и от ощущения мощного ствола, что стиснула загребущей ладонью. Слепо щупала его, ловя пальцами пульсацию в выпуклых венах, размазывая его влагу по массивной головке. И заорала до боли в горле, когда Николай приподнял меня, как невесомую, и насадил на себя. Так же, как в первый раз. Разом, до конца, с болью и взрывом чистейшего кайфа в каждом моем нервном окончании. Меня мотало, как безвольную тряпку, пока он врывался снизу снова и снова, толкаясь так мощно, что мои колени отрывались от пола. Пусть я и была сверху, но абсолютно ничем не управляла. Он брал меня, как сам хотел, порыкивая по-звериному в мою кожу что-то матерное про то, какой кайф быть во мне. Долбил, как одержимый, с силой насаживая на себя. Заставляя кричать и кричать от чрезмерной наполненности. Улетать от того, что во мне не могло уместиться столько ощущений разом. Я взорвалась, забившись в его захвате, а Николай замер, вдруг отстранившись, и смотрел, как меня колотило в оргазме, смотрел неотрывно, и со мной это творило нечто совсем безумное. Я обмякла, задыхаясь от мучительного удовольствия, которое он продлил, сорвавшись в совершенно бешеный темп, доводя себя до финала. И кончая в этот раз, он выстонал мое имя.

Боже, что же я творю?

Глава 8

Поздняк метаться, Колян. Вставило тебя. Реально так. Сходу. И похер, что прежде такого не случалось. Не осознать, что случилось, невозможно. Ведь если никогда в жизни в яму с кипятком не проваливался внезапно, то совсем не значит, что ты станешь сомневаться, что это она, когда там окажешься. А я, сука, в кипятке. По макушку. Стоит только к этой Сашке приблизиться. Прикоснуться. Уловить, как она на меня отзывается. Сразу как разрядом по моим тормозам шарашит и вырубает их, отпуская лютую похоть с цепи. Один вдох – и понеслась. И с ней та же херня. Пусть и сопротивляется, стыдом давится, опору ищет, чтобы тормознуть. А нет ее. Как и у меня. Ни опоры, ни оправдания больше в виде первого адреналина в крови. Это просто есть между нами. И от этого еще все жестче и горячее. Вот только кончил, еще в ней, а все равно голодный. А надо ведь мозги включать и выбираться. Выхаживать Сашку мою, разбираться, что да как. Муж еще какой-то где-то на задворках маячит. Сейчас, когда мы здесь, она ко мне прилипла, – на задворках. А потом хер знает, еще надо будет постараться его куда подальше отправить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Стоп. Надо? Кому надо? Мне?

– Вот так это происходит, да? – подрагивая еще, пробормотала Сашка в мою потную шею.