Повести о Ветлугине - Леонид Дмитриевич Платов

повертел в разные стороны маленькой головой, будто принюхиваясь к морозному воздуху, швырнул в открытую форточку окурок и снова отошел от окна.

Это был Фим Фимыч.

Удивленные, мы приблизились к дому и, приподнявшись на носки, заглянули в окно.

Видно все-таки было неважно.

Тогда я недолго думая проворно вскарабкался на дерево, которое росло как раз против окна, и, скорчившись, пристроился на ветке, хотя она потрескивала и гнулась подо мной.

Испытанный прием разведчика! Отсюда, со своего наблюдательного поста, я передавал краткие волнующие сообщения Андрею, нетерпеливо подскакивавшему внизу.

Комната была хорошо видна. Фим Фимыч, скрестив длинные ноги, раскачивался на качалке. У книжного шкафа стоял Петр Арианович. По брезгливо выдвинутой нижней губе можно было судить о том, что он не очень-то обрадован посещением помощника классных наставников.

О чем говорили собеседники, слышно не было — нас разделяли двойные рамы.

Видимо, Петр Арианович не нашел на полке книгу, которую искал. Он сказал что-то Фим Фимычу и, взяв со стола лампу, вышел.

С полминуты, наверное, в комнате было темно.

Потом вспыхнул колеблющийся огонек спички. Он поплыл по диагонали через всю комнату от качалки к письменному столу. Пятна света падали на книжные шкафы, на разбросанные повсюду географические карты.

Спичка потухла. Тотчас Фим Фимыч зажег другую. Он, видимо, волновался, потому что, шагнув к столу, свалил стул и некоторое время стоял неподвижно, втянув голову в плечи, уставившись на дверь.

Всё в комнате приняло совсем другой вид — причудливый, тревожный. Пламя спички покачивалось в высоко поднятой руке. На стеклах шкафов появились отблески. Казалось, вещами в комнате овладело беспокойство. Враг, вор, чужой был среди них!

Горящая спичка — уже четвертая или пятая по счету — совершала порывистые зигзагообразные движения в руке Фим Фимыча. Он кинулся к столу, остановился, с раздражением оттолкнул свиток карт, который подкатился под ноги, преграждая дорогу.

Скрюченная, как вопросительный знак, зловеще длинная тень скользнула по потолку. Она закрыла от меня стол.

Так вот что означало это выражение: «человек с тенью»! У Петра Ариановича действительно была тень. И она, как в сказке, существовала самостоятельно, отдельно от него. Стоило человеку уйти за дверь, как тень тотчас же принималась хозяйничать в оставленной им комнате, притворяясь человеком.

Вдруг спичка, догорев, пролетела по комнате. За ней мелькнул длинный светящийся след.

Секунду было темно. Затем в дверь вплыла лампа под зеленым абажуром. И все вещи сразу же встали на свои места.

А посреди комнаты на качалке, удобно скрестив длинные тощие ноги, всё так же покачивался Фим Фимыч.

О притворщик! Вероломный!

Надо было что-то сделать, подать Петру Ариановичу сигнал. Но как?

С удивлением я увидел, как помощник классных наставников, изогнувшись, принял у Петра Ариановича книгу. Нижняя, брезгливо оттопыренная губа нашего учителя оставалась в прежней позиции. Впрочем, он проводил своего гостя до дверей.

Спускаясь с крыльца, Фим Фимыч прошел под веткой, на которой я сидел. Скрип снега затих вдали.

Петр Арианович остался в раздумье стоять у стола, над исписанными листками.

Бедный, доверчивый человек! Он не знал, кого принимает у себя! Фим Фимыч — его враг, это ясно. Фим Фимыч стремится выведать важную тайну, быть может, похитить со стола одну из драгоценных записей учителя географии…

Записи!

Я нагнулся к Андрею, чтобы сказать о записях. Не терять ни минуты! Спасти Петра Ариановича, немедленно предупредить! Он еще успеет нагнать похитителя!

Но ветка не была приспособлена для чересчур порывистых движений и подломилась подо мной.

Добро бы, я упал в снег. Нет, угораздило упасть прямехонько на крыльцо. А по обыкновению мальчишек нашего города, я набивал карманы разнообразной, преимущественно металлической дрянью и, покатившись по ступенькам, затарахтел всеми этими жестяными коробочками, медяками, свистками.

Оглушенный, ничего не понимая, я начал было подниматься, как на меня налетело сзади что-то визжащее.

Ах, пропади ты пропадом! Ведь это девчонка исправницы!

— Ага, попался! Aга! — кричала она невыносимо пронзительным, торжествующим голосом. — Одного держу, другой убёг!

Я отмахнулся от девчонки, но сильная рука придержала меня.

— Подожди, голубчик, — сказал надо мною голос Петра Ариановича. — Как это ты попал сюда? Из рогатки выстрелили тобой или как?

Я совсем уж по-глупому зажмурил глаза.

— Вот оно что! Ладыгин Алексей? Странно! Да нет, ты не жмурься! Когда жмуришься, ты сам не видишь. А тебя-то видно очень хорошо.

Я открыл глаза. Петр Арианович смотрел на меня в упор, чуть прищурясь.

Рядом суетилась девчонка, продолжая цепляться за мой рукав.

— Вышла за вашим гостем двери закрыть, а он у окна, — докладывала она, то и дело срываясь на визг. — Подглядывал в окно. Я его пугнула раз от дома, а он…

— Как же, пугнула ты! — пробормотал я. — Мы сами не захотели, ушли.

— Да у тебя, брат, синяк, — вдруг сказал Петр Арианович. — Вон и кровь на руке. О ступеньку разбился? Тебя надо перевязать. Так?

— Так, — сказал я, ничего не понимая.

— Матери моей нету, в гости ушла, — сообщил Петр Арианович, пропуская меня внутрь дома. — Но мы сами, сами… Вот бинт достанем, йод…

И он принялся с грохотом открывать ящики комода.

— Куда же йод девался?

— Двери вышла закрыть, — сказала девчонка, входя за нами следом и стряхивая снег со своего короткого ситцевого платья. — Глянула в щелку, а он у окна…

— Хорошо, хорошо. Йод поищи!

Она нашла йод. Но этим не ограничилось. Петр Арианович заставил ее еще и помогать бинтовать мою руку. Видимо, это было уже свыше ее сил, потому что, оказав первую помощь, она поспешила уйти. Слышно было, как с негодованием бурчала себе что-то под нос в соседней комнате. Вскоре на втором этаже гулко захлопали двери.

— Сердитая! — Петр Арианович улыбнулся. — Значит, ты уже бывал здесь? А зачем?

Он сел на стул и посмотрел на меня. Некуда было деться от этого спокойного серьезно-вопросительного взгляда.

Можно было, конечно, попытаться убежать, но тогда Петр Арианович не узнал бы ничего о поведении Фим Фимыча.

Запинаясь, дрожа, не заканчивая фраз, я рассказал обо всем, что мы видели в окне. Петр Арианович выслушал меня, не прерывая, ничем не выражая своего удивления.

— Спасибо, не пропало ничего, — сказал он. Потом, поморщившись, добавил непонятно: — Я ведь знаю, зачем он ходит. Его подсылает ко мне инспектор училища.

Он задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Но ты сказал «мы». Кто же это «мы»? Разве вас, таких вот взъерошенных мальчишек, еще много под моим окном?

— Еще один.

— Кто же?

— Товарищ мой.

— Небось убежал, — предположил Петр Арианович, взглядывая на меня исподлобья.

— Нет, не такой, — сказал я уверенно. — Не бросит