Опасное соседство - Ялмар Тесен

В проникавшем сквозь воду солнечном свете самка целаканта казалась аквамариновой; двухметровая, весом почти в десять раз превосходя Меченого, она плавно скользила в океанских глубинах и являла собой настоящее чудо живой природы — ведь она была живым ископаемым, чьи ближайшие родственники жили на Земле четыреста миллионов лет назад и приходились дальними предками как Меченому, так и Джеймсу Риверу. Самка целаканта обитала на склонах уединенного небольшого подводного вулкана в компании всего лишь двух сотен себе подобных и в четырех тысячах километров от всех прочих представителей своего древнего рода.

Внезапно в темной океанской ночи эхом разнеслись далекие крики китов, и Меченый с самкой целаканта поплыли в разные стороны, каждый навстречу собственной судьбе. Больше им не суждено было встретиться. Киты, проплывавшие над ними, своим происхождением тоже были обязаны целакантам, и их тоскливые крики звучали не то как приветствие, не то как прощание с этим древнейшим представителем позвоночных животных, существующим, кажется, вечно и как бы таившим в себе намек на возможность столь же невообразимо долгого будущего, в том числе и для человека.

Меченый пересекал падающий полосами весенний солнечный свет, пронизывающий воду на все большую глубину, по мере того как солнце поднималось к зениту. Он вместе со стаей горбылей проплыл сто пятьдесят километров над песчаным, слегка каменистым дном, точно следуя магнитной стрелке, указывающей на север, и влекомый страстной потребностью воспроизведения себе подобных. Тучи планктона служили пищей огромным стаям мелких серебристых сардин и различных сельдевых рыб, которые каждую ночь поднимались к поверхности вместе с планктоном, не опасаясь ночью птиц-ныряльщиков, однако же не в силах спастись от бесчисленных хищников, которые устремлялись к поверхности следом за ними. Некоторые из охотников были куда крупнее и быстрее Меченого: акулы, похожие на торпеды, с легкостью пересекавшие любой океан, бутылконосы, с плачем и восторженным писком проносившиеся мимо. Меченый успел отплыть подальше от них, нырнув на глубину, поближе к спасительному дну; однако же не всем из его стаи удалось спастись.

День за днем барабанный бой разраставшейся стаи горбылей-холо звучал все громче, все настойчивей; самки и самцы рвались вперед, забыв обо всем, кроме одного неистребимого желания. Места, где они метали икру, гремели от их брачных песен, и Меченый наконец содрогнулся над икрой самки в пароксизме наслаждения, позабыв обо всем на свете и почти лишившись чувств.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Джеймсу Риверу часто приходилось ездить по району, представлявшему собой примерно равносторонний треугольник, вершинами которого были Кейптаун на западе, Порт-Элизабет на востоке и Кимберли на севере. В центре основания этого треугольника была Книсна, являвшаяся для Джеймса опорным пунктом. В Кейптаун и Порт-Элизабет он ездил по делу — покупал товары для своего магазина, а Кимберли посещал раз в год вместе с зятем, чтобы поохотиться на южноафриканских газелей шпрингбоков. Семейным бизнесом в это время занималась Делия, она же присматривала и за магазином Джеймса. Делия вполне охотно соглашалась взять на себя эти заботы, поскольку целую неделю «отдыхала от мужчин»; к тому же она не слишком любила семейные сборища на ферме у отца Йохана: они всегда казались ей чересчур шумными.

Одного-единственного раза, когда она согласилась поучаствовать в них, ей хватило с избытком; эти три дня, как ей показалось, были целиком заполнены ловлей боопсов, охотой, стрельбой и бесконечной выпивкой. Делия только удивлялась, как это никто никого не подстрелил и не отравился алкоголем.

Йохан считал такое положение дел само собой разумеющимся и был даже несколько уязвлен отношением жены к забавам мужчин, упрекая ее в том, что она с пренебрежением воспринимает семейные традиции, зато Джеймс тогда заявил, что это лучшая поездка в его жизни. Делия в ответ буркнула лишь, что раньше он как-то не отличался склонностью к развлечениям и празднествам.

Гряда рифов, на которой обитал Меченый, как бы замыкала описанный выше треугольник, точнее, служила обратной стороной его основания по линии прибрежных вод. Территория Меченого тоже представляла собой треугольник, с высотой раза в два меньше, чем у первого, и центральной вершиной на юге; на востоке он плавал до бухты Алгоа, где охотился на кальмаров, на западе — до мыса Игольный, где в изобилии водилась капская ставрида, а на юге нападал снизу на огромные стаи сардин, совершавших свои зимние миграции в воды Наталя. На этой территории он и перемещался по кругу в течение последних двух лет, и всегда летом в его душе вновь раздавался магический барабанный бой — зов продолжения рода.

Между восточной и западной оконечностями его гряды побережье было изрезано множеством рек и речек и их эстуариев; некоторые из них он знал очень хорошо — каждый по особому вкусу воды; однако лишь огромный эстуарий Бридривер на западе и реки Книсны на юго-востоке наилучшим образом подходили для длительного проживания и метания икры. Существовало, конечно, и множество других, более мелких эстуариев с черной водой там, где устья рек во время прилива оказывались ниже уровня моря и соленая морская вода устремлялась по их руслам вверх, против течения, меж высокими, заросшими лесом берегами до тихих заводей, где водяные лилии, похожие на голубые фонарики, обильно цвели в тени старых кладрастисов. Лучше всего Меченый знал реку Гоукамму, глубина которой в устье во время отлива была менее метра, с песчаным дном и длинной, никем не разоренной устричной отмелью в нескольких километрах к западу от Книсны.

Меченый часто плавал здесь, за линией прибоя, вдали от огромных валов, однако ощущая их силу. Волны, откатываясь обратно в море, влекли за собой тучи взбаламученных песчинок и казались кремовыми, когда с грохотом падали в белоснежные простыни пены при полной луне. Даже вдали от этих океанских валов вода опьяняла кислородом, и в ней отлично были видны стаи серебристой кефали.

Здесь, на мелководье, приливы и отливы имели примерно такое же значение, как дорожные вехи на суше, маяки на море или — для Меченого — запахи различных рек. С приливной волной он за полчаса успевал проплыть от эстуария до устья реки, хотя приходилось отчаянно сопротивляться течению тепловатой речной воды, мчавшейся к морю полосой метров в сто и всего лишь в метр глубиной над песчаным дном. Наконец Меченый попадал, плавно изогнувшись в последний раз своим сильным телом, в тихую, спокойную заводь.