Я сделаю это для тебя - Тьерри Коэн

Даниель

Я живу в Лондоне уже неделю. Я приложил немало усилий и получил право на освоение бюджета «Спаркс». Нанятый внештатный сотрудник сопровождает меня на встречах, обобщает данные и готовит документы к совещаниям. Мне необходимо время для слежки за шейхом и выработки плана, который позволит подобраться к нему.

Я обосновал решение взять помощника, заявив, что ставки в игре очень высоки и мне необходим двуязычный консультант, иначе не получится уловить всю информацию, выдаваемую административной командой «Спаркс». Кейта я выбрал не только за профессиональные, но и за личные качества. Этот молодой человек напорист, но предельно сдержан: он не станет удивляться моему поведению — либо сделает вид, что ничего не замечает.

Я все чаще теряю контроль над собой, и меня это очень тревожит. Бывает, что я погружаюсь в сумеречное состояние среди дня и не могу отличить явь от кошмара, переживаю болезненно-тревожное расстройство. Мое душевное здоровье под угрозой. Нельзя расслабляться, вызывая недоумение и подозрения у окружающих, я не могу сорваться, иначе цель не будет достигнута.

Предполагалось, что я пробуду в Лондоне месяц. Неизвестно, хватит ли мне времени, но, если понадобится, я сумею задержаться.

Я нашел гостиницу на той улице, где живет шейх Фейсал. Из окна хорошо виден вход. Я распланировал график работы с клиентом на две недели вперед: в первые семь дней мы проводим встречи и рабочие заседания в первой половине дня, а в следующие семь — во второй. Это позволяет изучать передвижения моей мишени.

Я сижу у окна за шторами, выставив вперед длинноствольный объектив, и иногда чувствую себя то ли шпионом, то ли наемным убийцей из плохого триллера. Видимо, боюсь, что в скором времени стану таковым и в реальности.

Вчера утром я впервые увидел его воочию. Он вышел из дома в окружении телохранителей. Угрюмо оглядел улицу и быстро сел в роскошный автомобиль.

Странно, но я остался спокоен.

Я думал, что захлебнусь ненавистью, когда наконец увижу убийцу моего сына, и мне придется из последних сил сдерживаться, чтобы не поддаться порыву и не провалить дело. Вышло иначе. Осознав это, я решил, что мое бесстрастие сродни безмятежности воина, не сомневающегося в смысле порученного ему дела. Своего рода профессиональная реакция. Точно так же наемный убийца или снайпер умеют оставаться предельно собранными, чтобы сохранить ясность сознания.

Потом я понял, что через оконное стекло вижу его как на экране телевизора, он выдернут из реальности. Он похож на свои собственные многажды виденные изображения, на которых я мысленно оттачивал ненависть. Я столько раз представлял шейха рядом с собой, что мог угадать цвет его глаз, почувствовать живое дыхание, ощутить холодный запах. По всем этим причинам далекое видение на другой стороне улицы показалось мне менее реальным, чем те, что жили в моем мозгу.

Я сломался во второй половине того же дня, когда он снова вышел из дома: стоял на ступенях крыльца в окружении друзей и чему-то смеялся. Его смех пробил брешь в защите, я ожидал встречи с чудовищем, а увидел человека. Как ни странно, человек показался мне куда омерзительней.

Моя душа переполнилась яростью, я не мог совладать с исступлением. Он все еще радуется успешному теракту, во время которого погиб мой сын, думал я. Он насмехается над нами, над нашим горем! Мне даже показалось, что он произнес наши с Жеромом имена. Меня качнуло, я схватился за спинку стула и закричал.

Как это возможно — убивать, а потом смеяться? Разве мыслимо быть убийцей и иметь друзей?

Я отказывался в это верить.

И лучшее тому доказательство — я сам. У меня больше нет друзей, и я разучился смеяться.

Заранее.

Бетти задалась целью предложить мне другую жизнь.

Для возвращения блудного сына в общество она решила помочь мне оценить простые радости, честные удовольствия и законные устремления.

Бетти преуспела только потому, что, целуя ее, я покорно соглашался измениться, дорасти до нашей любви и того будущего, которое она нам сулила. В тот день я сжимал в объятиях другой мир. Мир, в котором я стоил дороже мелких краж и выходок, приносящих мгновенное возбуждение, за которым неизбежно следовала душевная опустошенность.

Бетти все удавалось, потому что действовала она очень умно.

Она не противопоставляла свой мир моему, не пыталась опорочить моих друзей и разлучить нас. Ей было весело с маленькой бандой, она проявляла уважение, хотела убедить остальных в полезности перемен.

Она ничего мне не навязывала. Просто указала направление и позволила идти новыми путями, оглядываясь по сторонам и оценивая многообещающие возможности, а себе определила скромную роль штурмана. Она умело представила эту жизненную перемену как возможный и логичный результат моего опыта и жизненной ситуации. Льстя моему эго, поощряя честолюбие, Бетти помогла мне оценить альтернативы, где я мог бы пустить в ход волю, хитрость и мой, как она говорила, грубый ум.

Я медленно следовал за ней, постепенно отвыкая от прежних привычек и отдаляясь от приятелей.

Чтение стало одним из главных мостиков, перекинутых между мирами.

Бетти часто говорила о своих любимых авторах, рассказывала мне их биографии. Она действовала тонко, учла мою натуру и начала с тех, кто мог оказаться мне ближе других, выбрав хулиганов и бунтарей, отклоняющихся от нормы. Буковский, Фанте, Селин, Керуак. До знакомства с Бетти я, как дурак, думал, что литература создается одними буржуа для других, и вдруг обнаружил среди писателей алкоголиков, арестантов, забияк, ставших гениями, властителями дум, кумирами. Люди, чья жизнь была трудной и голодной, изгои могли вызвать трепет в душах образованных читателей, потому что писали, обмакивая перо в кровь собственных страданий и времени, в которое жили.

Оказалось, что существует страна, где правильно расставленные буквы могут изменить жизнь, заставить мое сердце биться сильнее, а душу — трепетать в ответном переживании. Я открывал эти новые земли, слушая, как Бетти пересказывает сцены из повестей и романов или читает тщательно подобранные отрывки.

Как только мне стало мало просто кивать в ответ и задавать вопросы, она подсунула мне роман Джона Фанте «Спроси у пыли». Я прочел его за одну ночь, обнаружив, что способен глотать страницу за страницей, борясь со сном. Простые, отточенные, как лезвие бритвы, слова ранили мне душу. Агрессивные образы воспринимались как удар кулаком в лицо. Чтение превращалось в иную форму столкновения, и я уже не мог без него обойтись.

Моя ненасытность делала Бетти счастливой. Книг для борьбы с моим невежеством у нее было без счета! А я спешил наверстать упущенное и был готов проводить за книгами дни напролет, стараясь компенсировать отставание, но требовалось еще и зарабатывать на жизнь. Как? Работать? Она предложила это как еще одну совершенно естественную идею.

«Коммерческое образование. Я все придумала и нашла. Ты умный, язык у тебя подвешен отлично, ты обаятельный, ты преуспеешь», — сказала она.

С тех пор Бетти ни разу не ошиблась насчет того, что для меня хорошо. И я ее слушался. Приятно чувствовать, что все помыслы и желания любимой женщины направлены на тебя. Раньше никого никогда не заботило, в чем я нуждаюсь, что делает меня счастливым. Теперь я жаждал новых ощущений. Она была моей подружкой. Моей любовницей, моим наставником, моей наперсницей.

И моей матерью.

Она была моим островом.

Жан

Три дня.

Три дня без спиртного. Тело больше ему не подчинялось. Боль возникала внезапно, в самых неожиданных местах. Мышцы напрягались, жестокие судороги не давали шевельнуться. Руки и ноги беспрестанно дрожали, он то и дело складывался пополам, как от удара в живот, когда внутренности сводило спазмом. Казалось, каждая частичка его существа нуждается в алкогольном болеутоляющем. Мозг уподобился сухому ореху, бьющемуся о стенки скорлупы, одежда все время была влажной от пота. Он уже проходил курсы принудительной детоксикации: его запирали, накачивали лекарствами, а потом он с гордо поднятой головой возвращался на улицу. Одно было плохо: стоило проясниться мозгам — и терзавшие душу демоны возвращались, он хватался за бутылку и снова превращался в пьяницу, которого обитатели квартала звали Поэтом.

Жан свернулся калачиком, пытаясь унять дурноту. Он стонал и задыхался.

Почему они его не убивают? Это должно прекратиться, он больше не выдержит!

Хаким с явным удовольствием наблюдал за муками узника.

— Подонок! — закричал Жан в припадке неконтролируемой ярости. — Упиваешься чужим страданием! Что, не умеешь получить удовольствие иным способом?

— Я благословляю всемогущего Аллаха за то, что никогда не уподоблюсь тебе, — ответил тот с привычной саркастической ухмылкой.