Отдохновение миссис Мэшем - Теренс Уайт

Человечек побледнел, но ответил ей твердо и на хорошем английском:

– Сей Остров принадлежал нам, Мадам, Ваша Честь, Мисс, на Протяжении без малого тридцати сотен Лун.

– Меня не интересует, принадлежал он вам или нет. Этот остров построил мой предок, Первый Герцог. Так говорилось в книге из библиотеки, которую теперь продали.

– Действительно, – сказал человечек, лицо которого на полсекунды приобрело заинтересованное выражение (это был полноватый мужчина средних лет, и одень его поприличнее, он мог бы сойти за адвоката или члена парламента). – Происхождение столь огромного Сооружения давно уже составляло для наших Мудрецов Предмет глубоких Размышлений.

– Да ты же говоришь по-английски!

– Английский Язык стал нашим вторым Языком, Мадам, со Времени Изгнания при Капитане Джоне Бидле.

– Значит и та женщина тоже понимала…

Тут разговор их прервал трехдюймовый мальчонка, также вытолкнутый из колонны и подбежавший к посланнику лиллипутов с каким-то экстренным сообщением. Они коротко пошептались, и мальчик удалился исполненной достоинства поступью, – впрочем, надолго его не хватило, ибо когда до двери осталось лишь несколько шагов, он ударился в паническое бегство.

– Коротко говоря, Мадам, – холодно промолвил посол лиллипутов, которому, похоже, посоветовали поменьше трепаться с великанами, – мои Соплеменники поручили мне попросить, чтобы вы оказали нам Услугу и без Промедления покинули сии многострадальные Земли.

– Ну хорошо, – сказала Мария. – Я понимаю. Вы, пожалуйста, не пугайтесь, мне придется сделать несколько движений. Я хочу сесть.

Она осторожно опустилась на нижнюю ступеньку и оперлась локтем на верхнюю, так что голова ее оказалась достаточно близко к голове посланника, избавляя его от необходимости кричать. Посланник отшатнулся.

– Так вот, – сказал Мария, – я все это обсудила с моим Профессором. Ваш народ скрывается на острове – почему? Очевидно, потому, что вы боитесь, как бы вас люди не захватили, и Профессор говорит, что его это нисколько не удивляет. Он говорит, что защитить вас способно только сохранение вашей тайны, потому что, если эта тайна откроется, спасения вам уже не будет. Но ведь она все равно открылась. Какой же смысл гнать меня с острова, если я уже про вас знаю? Профессор говорит, что Случай Отдал Вас В Мои Руки, и что бессмысленно Запирать Конюшню, Когда Конь Уже Вырвался На Волю. И еще он говорит, что теперь вам лучше подружиться со мной, чтобы я никому про вас не рассказала. Он говорит даже, что это Единственная Ваша Надежда.

– Мадам…

– И честное слово, – сказала Мария, – я никому не скажу, даже Стряпе.

– Случай, Мадам…

– Послушайте. Я вас прошу, идите в колонну и растолкуйте там все, что сказал Профессор. Объясните, что я готова Защищать Вашу Тайну Даже Ценой Собственной Жизни, независимо от того, будут ли ваши друзья любезны со мной или нет. Профессор говорит, что я не должна Угрожать Вам Разоблачением. Он говорит, что тайну следует сохранить в любом случае, и что всякий Порядочный Человек должен оставить право выбора за вами.

– Профессор, Мадам…

– Ваша женщина знает его. Готова поспорить, что она не упустила ни единого слова. А теперь, пожалуйста, идите внутрь, обсудите все как следует, и Профессор еще сказал, что пока идет обсуждение, мне следует Передвигаться С Большой Осмотрительностью.

Казалось, лиллипутскому посланнику хочется сказать сразу и то, и другое, и третье, однако он взял себя в руки, кое-как собрался с мыслями, вспомнил о Предмете, который желал бы обсудить, открыл было рот, закрыл, оглянулся на дверь в колонне, поклонился и пошел прочь. В дверях он обернулся, снова открыл рот, снова закрыл и исчез.

Мария, глядя во все глаза, обошла лужайку, но никаких особых открытий не сделала. Правда, она углядела, что лужайка четырьмя каменными стенками дюйма в три высотой разделена на выпасы. В прошлый раз эти стены показались ей просто грудами мусора. Судя по всему, их и соорудили из мусора, собранного внутри храма, бывшего, как начала подозревать Мария, скорее всего, полым. Она знала, что в тропических странах муравьи, случается, выгрызают мебель изнутри, – или не муравьи, а термиты? – похоже, и народ лиллипутов проделал нечто подобное. Во всяком случае, ни единого дома или иного строения, способного выдать их присутствие, снаружи не имелось.

Обойдя лужайку, она вернулась к храму и около получаса просидела на его ступеньках, однако никаких признаков того, что совещание внутри беседки подходит к концу, ей заметить не удалось. Мария еще раз обошла лужайку, навестила замаскированный док и внимательно осмотрела кустарники. И здесь ничего интересного не обнаружилось. В низу зарослей, в той их части, которую в лесу мы бы назвали подлеском, похоже, были проложены тропы, ведущие к разным участкам берега, но приметить их мог разве что кролик. Кое-что она, впрочем, нашла, – малиновку, попавшуюся в прилаженную к одной из верхних веток петлю из конского волоса. Малиновка была мертвой. Марию это не взволновало, поскольку она не питала иллюзий относительно присущих малиновкам повадок, к тому же она поняла, что пойманная птица предназначается для чьего-то обеда.

Побродив по острову, Мария снова присела на ступеньки и просидела еще полчаса, испытывая сильнейшее желание, чтобы Парламент, наконец, до чего-нибудь договорился.

Когда это и впрямь случилось, к ней вышел прежний посланник лиллипутов, – вышел один, довольный, важный и несколько запыхавшийся. Он вежливо поклонился, маленьким платочком отер лоб и объявил, что идеи Профессора победили! Если Мария будет столь любезна, что присядет вот здесь, на безопасном расстоянии от хлева, Народ готов предстать перед нею.

Мария, еле дыша от волнения, села, где ей было указано, а посланник встал рядом – так, словно она была его личным приобретением. И начались чудеса.

Сначала распахнулись ворота нижней ступеньки, и из них выступили коровы, – каждую вел на веревке особый работник, видимо, из опасения, что коровы, увидев Марию, могут разбежаться. Скот был сплошь черный, наподобие фризского, и как ни странно, никаких признаков страха не обнаруживал. Видимо, Мария оказалась для скотов столь велика, что те ее и не заметили. Приняли за дерево и на том успокоились. Следом потянулись, блея, овцы с мемекающими и скачущими ягнятами. Ягнята, когда они пьют, крутят хвостами, будто пропеллерами, – то же самое они проделывали и теперь. Молочный скот был ростом дюйма в четыре, а овцы – в полтора. Было тут и некое подобие овчарок, выглядевших так, словно они только что соскочили с Ноева Ковчега. Овчарки бегали вокруг овец и тоненько лаяли, явно испытывая большое удовольствие.