Посредник - Леонид Нузброх

Я оглянулся. Передо мной стоял незнакомый мужчина средних лет, высокий, худой, в солнечных очках и бейсболке.

– Не поверни ты свой профиль в сторону моря – ни за что бы тебя не узнал. Но твой еврейский профиль… Дай Б-г вспомнить, в каком классе он у тебя прорезался? – мужчина наморщил лоб.

– Иосиф?! Да нет, ты не Иосиф. Погоди-погоди, сейчас вспомню… Ой, да ты же…

Увидев, что я начинаю его вспоминать, мужчина назвался первым:

– Шмуэль. Не удивляйся: так звали моего покойного дедушку. И мне как первому отпрыску мужского пола в нашей семье дали его имя. Но там, в той стране, откуда мы с тобой родом… там мало кто из нас носил своё настоящее имя. Насколько я помню, и ты тоже.

«Ну что ж, пусть будет Шмуэль», – подумал я.

Когда-то, в далёком детстве, мы жили в соседних домах и были очень дружны, но потом его семья переехала в другой город и с тех пор мы больше не виделись.

Я обрадовался этой неожиданной встрече и засыпал его вопросами, так как кое-что о нём слышал.

– Началась эта история ещё там, на доисторической родине. А закончилась она здесь, в Израиле…

– Шмуэль наклонился, подобрал большую, красивой расцветки ракушку, и продолжил. – Это произошло так давно, что порой мне кажется, что и не было вовсе. А если и было – то не со мной. Я не люблю об этом вспоминать, тем более рассказывать, но наша дружба… Не знаю, что она значила в те давние годы для тебя, но для меня наша дружба – самое светлое воспоминание детства. А это, я так думаю, всё-таки к чему-то обязывает. Даже сегодня, через такую толщу лет… Или нет? – он посмотрел мне в глаза, словно пытаясь прочесть в них ответ. – Если ты не возражаешь, мне легче будет рассказывать об этом в третьем лице.

Я кивнул.

Море уже наполовину поглотило солнце, и хотя было ещё достаточно светло, с востока неумолимо надвигались, отвоёвывая всё больше и больше пространства у дня душные вечерние сумерки.

Шмуэль помолчал минуту, потом, вздохнув каким-то своим мыслям, заговорил…

Звали его – Илья. И был он – как все. Но всё же было нечто, что отличало его от обычного парня двадцати трёх лет. Он был чуть более длинноват, чуть более суховат, менее красив и бредил ею.

А ей было семнадцать. Она была среднего роста, обладала прекрасной фигурой, красотой, и, увы, была к нему абсолютно безразлична. Она знала о его чувстве и была немного удивлена и испугана тем, что, сама того не желая, разбудила в нём такую глубокую и страстную любовь.

Ирина, так звали её, была немного ветрена, встречалась со многими парнями, но знала себе цену, дорожила своей свободой и поэтому считала преждевременной и ненужной эту неожиданную встречу с настоящим чувством.

Конечно же, Ирина могла бы сказать ему, что между ними ничего не может быть, так как она уже встречается с другим, или что он, Илья, ей безразличен, или что она его просто не хочет видеть.

Но, как любой женщине, Ирине эта любовь льстила, а так как Илья старался не надоедать ей своим обществом, если видел, что ей сейчас не до него, то его любовь не была ей в тягость.

Илью можно было бы принять за одного из её поклонников, если бы он чаще искал с ней встреч, надоедал любовными объяснениями или ревновал к другим парням. Но он молчал. И ей это нравилось.

Зная, что Илья готов выполнить любую её просьбу, Ирина, тем не менее, старалась за помощью к нему не обращаться. Хотя случалось, что иногда, когда ей хотелось отделаться от чересчур настойчивого поклонника, она заходила в будку телефона-автомата и звонила Илье.

Илья выкатывал свою красную, блестящую никелированными боками «Яву» и, стоило только парню на несколько секунд отвлечься, чтобы поздороваться с кем-нибудь из своих знакомых или просто прикурить, как Иринки и след простыл.

Ирине очень нравилась езда на мотоцикле, когда дорога бесконечной асфальтовой лентой с бешеной скоростью ложится под колёса, деревья вдоль обочины сливаются в сплошную зелёную полосу, а она, обхватив руками и вплотную прижавшись животом, грудью, бёдрами, сливалась с Ильёй настолько, что ощущала два тела, как одно целое. Экстаз скорости будоражил кровь, проникая, словно хмель, в каждую клеточку тела, но даже в эти минуты Ирина не могла бы представить себе, что их связывают отношения более близкие, чем просто дружба.

Случалось, Илья учил её водить свой мотоцикл, чему она всегда была очень рада. В одну из таких поездок произошел случай, полностью изменивший их отношения.

В тот раз они забрались далеко за город. Несколько раз, на безопасных участках дороги, Ирина водила мотоцикл. А поздно ночью, уже возвращаясь обратно, Илья поцеловал её.

Поцелуй был нежным и осторожным, бесконечно долгим, как вечность, и коротким, как мгновенье. Таким, каким может быть только первый поцелуй. А когда он всё же закончился, Ирина сморщила своё прекрасное личико и отёрла губы тыльной стороной ладони.

Его самолюбие было уязвлено. Илья молча отвёз её домой и две недели не появлялся. И только потом, много времени спустя, он понял истинную причину происшедшего.

Во время той поездки неожиданно заглох мотоцикл. Причину Илья установил быстро: бензин перестал поступать в двигатель.

Чтобы устранить неполадку, Илье пришлось продуть фильтр через шланг карбюратора. На губах остался запах бензина. Он-то и не понравился Ирине. Но сделать вторую попытку Илья не решался.

Время шло. Сама собой, сначала реже, а потом всё чаще и чаще, стала приходить мысль, что в их отношениях надо что-то менять.

Потерпев неудачу в попытке добиться её расположения, Илья решил заставить себя забыть Ирину.

Домой к ней он больше не заходил. Встречая изредка в городе, Илья, как джентльмен, здоровался с Ириной и, не останавливаясь, проходил дальше, стараясь хоть внешне не выдать тех разноречивых желаний, которые в этот момент переполняли его. Ему хотелось побыть с ней вдвоём. Хоть несколько минут. Безразлично, молчать или говорить, стоять на месте или идти, лишь бы быть с Ириной рядом, видеть её, слышать её дыханье, знать, что она жива и ей хорошо.

Он и желал этих встреч всей душой, и в то же время боялся их.

Проходя мимо Ирины, Илья старался изобразить на своём лице полное безразличие и, как ему казалось, у него это совсем не плохо получалось. Но его глаза… Его взгляд, задержанный на её лице немного дольше, чем того требует холодная учтивость, говорил Ирине всё. О радости и горе, о муках и об отчаянии, желании, боязни, надежде. А она… Ей он был всё так же безразличен.

Шли месяцы. А Илья всё не мог забыть Ирину. Он пытался заглушить своё чувство алкоголем. Но крепкие напитки ему претили, а от вина он не пьянел. Не помогали и ночи, проведённые с другими женщинами. Да и не могли помочь, потому что в каждой женщине Илья старался найти вторую Ирину и не находил.

Но женщин на свете много. Со временем, нашлась та, которая смогла понравиться Илье. В противоположность тихой, задумчивой Ирине, Тоня была весёлой, игривой и беззаботной девушкой.

Илья полностью, не оглядываясь и не раздумывая, отдал себя ей.

Ежедневные встречи, ласковые многозначительные взгляды, поцелуи и жаркие объятья медленно разлагали его любовь к Ирине. Он стал её забывать.

Всё свободное время Илья посвящал Тоне. Кажется, не было в округе уголка, где бы они ни побывали на его «Яве». Однажды, после одной из поездок, Тоня вернулась домой женщиной. А для него с той ночи, проведённой вместе в палатке на берегу озера у самой кромки воды, не стало на свете человека дороже Тони.

Прошёл месяц. Каждый раз, случайно, но довольно часто обладая ею, Илья словно познавал Тоню заново. Ему нравилось её тело. Обнажённое, упругое и одновременно такое податливое, оно чуть трепетало под его рукой.

Он был начитан. Природа наделила Илью наблюдательностью и гибким умом, что делало его интересным собеседником. Он мог часами что-нибудь рассказывать Тоне, а его рука нежно гладила её плечи, мягко скользила по шее, груди, животу, бёдрам, успокаивающим движением обводила талию, как бы подчёркивая красоту и изящество её фигуры.

Илья… Илья был счастлив. И счастью этому, казалось, не будет конца. А потом настал вечер, когда после долгих колебаний, Тоня всё же решилась сказать ему, что ждёт ребёнка.

Спустя некоторое время, ночью, полной страстных ласк, обессиленная, уже почти засыпая в его объятьях, она сказала: «Я боялась, что тебе будет неприятно моё признание. Что ты будешь раздасован и возможно решишься на разрыв наших отношений. Но ты рад. Я так счастлива». Прикоснувшись губами к его плечу, Тоня, словно на подушку, склонила свою голову, улыбнулась. Через минуту она уже спала.

Илья привычным движением протянул руку за голову.

Раздался тихий щелчок сигаретницы. Затем огонёк зажигалки на секунду осветил два обнажённых прижавшихся друг к другу тела, и комната снова погрузилась во мрак.

О чём только не думал Илья в ту ночь. И о Тоне, что спала рядом, и о заканчивающейся холостяцкой жизни, о ребёнке, который родится в его будущей семье, о своей зарплате и о своей квартире, вполне сносных для одинокого холостяка, но, увы, совсем не приемлемых для будущей семьи…