Красный Робинзон - Ставр Восточный

Носился, как ошалелый. Напрашивался в рейды к самым дальним границам нашей лакуны. Она у нас в Ярославле небольшая, поближе к Миру Грез попадаются очень ценные камни. Вот только навыки-то мои лучше не стали… И я трижды чуть не сдох. Один раз лишь чудом руку назад приштопали, — парень повел левой рукой. — Из пасти тероса её выудил. А в последнем походе из-за моей придури чуть весь отряд не погиб.

Красноармеец криво усмехнулся:

— Я, как из лазарета вышел, сразу к своим — извиняться. А они меня в тот же вечер обратно на койку определили. Месили всей командой и сказали, чтоб больше к ним не приближался. А там ещё и Наташка заявилась — пригласила на свадьбу! Прямо в лазарет пришла… — тут парень сжал зубы до скрипа, да и бинокль в его руках начал подозрительно потрескивать. Собственно, это его из ступора и вывело. — В общем, как только оправился я, тут же собрался и ушел в армию. Благо, тут Охотников, даже Бронзовых, всегда видеть рады.

Сибиряк молодого слушал внимательно. Ещё бы! Такая история, да и полезно узнать получше, с кем ты на боевом посту сидишь.

— Ну и что, не жалеешь?

— Вот ни капельки! — усмехнулся парень и, приподнявшись, снова стал обшаривать взглядом окрестности. — Тут кормят, поят, одевают, жалование какое-никакое. Как официальному Охотнику мне ещё и материалы для культивации положены. А ведь раньше постоянно выбирать приходилось — еду в дом принести или запасы благовоний пополнить. И, в итоге, или сидишь смотришь, как сестренка с матерью недоедают, или каша с маслом комом в горле встает. Ибо кажется, что ты шанс на светлое будущие на жратву променял… В армии же с этим проблем нет. Еда мне, жалование семье, пилюли и прочее выдают по расписанию. Выделяют, правда, немного, но всяко больше, чем я бы смог раньше себе позволить. А ещё Петровский всех в кулаке держит и заставляет тренироваться, сдавать нормативы постоянно. Большинство, конечно, воет, но для того, кто в Гильдии за такие тренировки деньги платить должен был, это прямо дар Богов! Я за три года так и характеристики поднял и уровней добавил. Нас ведь даже в тренировочные рейды на окраины лакуны для ускорения прокачки водили.

— Что, в обязательном порядке? — подивился сибиряк.

— Нет, только особо отличившихся…

— И каковы результаты твоей такой службы?

— Осенью экзамен на бронзу сдавать планирую, хотя нужных показателей ещё зимой достиг! — приосанился парень. — Причем, как военнослужащий, я даже вступительный взнос платить не обязан.

— Знаем мы такое! — ухмыльнулся охотник, — Зато, если экзамен завалишь, то с тебя потом в части семь шкур спустят.

— Это точно! — хмыкнул молодой. — Будешь потом месяцами в наряды ходить и станешь мастером по возведению полевых сортиров…

Снова в люльке повисло молчание, изредка разбавляемое звуками далекой (пока) пальбы.

Вдруг на севере города раздался сильный рев, сопровождаемый слышимыми даже отсюдавзрывами.

— Похоже, опять Четверка вылезла, один из опорников с землей сравняла, — нахмурился сибиряк.

И тут целый квартал осветился вспыхнувшим огненным штормом, вдали раздался многоголосый боевой клич, а в груди у наблюдающих напряжение уступило место уверенности и готовности идти до победного.

— Кто-то с Пламенным сердцем нарисовался, — со смешанными чувствами выдал старший, вспоминая, как он сам с подобным воодушевлением пару раз чуть не отдал Богам душу, без сомнения кидаясь на врага лоб в лоб.

Вскоре сияние угасло, и город на время погрузился в обманчивую тишину.

— Ох уж этот проклятый ветер, — проворчал мужчина, поплотнее кутаясь в шарф и снова наполняя кружку новой порцией согревающего напитка.

Глава 5

Мягкая травка под ногами начала сменяться россыпью мелких камешков. У меня перед носом завис фамильяр и оживлённо замахал щупальцами:

— Так! Лесная прогулка заканчивается. Сейчас надо максимально очистить голову и настроить зрение и слух. Начинается гористая местность. Тут нас заметят с куда большей вероятностью, так что бежать придётся быстро. Вверх не полезем, чтобы потом не тратить времени на спуск и, в случае чего, не маяться с дроблением скальных пород. Большая пещера нам не нужна — её охранять сложно. Но вот небольшая нора или расщелина — это то, что доктор прописал. Найдешь такую — сразу ныряй. И будь готов в любой момент вступить в драку, но при этом старайся «ни о чем не думать» и отрешиться от происходящего. В недавнем бою у тебя уже получилось.

Я кивнул. А что мне оставалось делать?

— Слушаюсь и повинуюсь, — и, закрыв глаза, приступил к дыхательным упражнениям. Расслабиться на сытый желудок да после приятной прогулки обычно бывает проще, но не в этот раз. Оптимизм и уверенность в себе внезапно покинули меня, помахав на прощанье щупальцами Алукарда. В голову лезла всякая чушь, предвещающая страх, мрак и светопреставление. Дружным парадом прошли перед глазами напыщенный Мишка Петровский, номенклатурщик Ворон, шпана из библиотеки с барабаном и трубой. Анна гналась за мной верхом на волке, размахивая ремнём с сияющей пряжкой. Бухарин лично ставил к стенке Юхтина, Малыша, Шкоду и Вику за укрывательство опасного преступника и дезертира, то есть, меня. Мама, роняя слёзы, штопала на моей рубахе обугленную, окровавленную дырку…

— Ты дурак, или как? — услышал я ворчливый голос Алукарда и открыл глаза. — Я сказал «очистить голову», а не разложить её красивыми дольками на блюдечке с голубой каёмочкой, приглашая на пир всех окрестных теросов!

Разгневанный колобок продолжал покачиваться перед моим носом, уперев руки в бо… Стоп! Боков-то у него нет! Свои щупальца он упирает прямо в голову, отчего становится похож на букву «Ф».

— Давай! Давай! Ассоциативному мышлению устроим раздолье! Аналитическое подключим на полную мощность! Ага!!! Э-эй!!! Теросы!!! У нас тут бездонный кладезь ментальной энергии жаждет поскорее расстаться с жизнью! Я тут, из кожи вылезая, стараюсь держать над нами защиту, а ты не можешь хоть на полчаса от мыслей воздержаться. — Алукард был так рассержен, что даже в размерах увеличился — его глаз сейчас запросто можно было натянуть мне на голову… и не только… Он пульсировал, подпрыгивал в воздухе, как мяч, и потрясал щупальцами, то и дело сворачивая их в кулачки. Я устыдился. И если бы не был в этот момент ящерообразной чешуйчатой тварью, наверное, покраснел бы:

— Всё-всё! Понял я. Сейчас исправлюсь.

— Фиг с маслом! — рявкнул колобок, раздувшийся до размеров кракена. — Я не собираюсь рисковать твоим телом, полагаясь на твой неуравновешенный разум! В глаз смотри!!!

Выпученное око заслонило мир. От бездонного зрачка побежали алые трещинки. Чернота вспыхнула и превратилась в бешеный водоворот. Остатки осмысленности пропели на периферии сознания: «Вы слышите меня, бандерлоги?» «Мы слышим тебя, Каа!» И я погрузился во мрак.

Ну, то есть, как — во мрак? Я всё видел и слышал, и отчасти даже понимал. Я действовал очень быстро и уверенно. Но всё это делал как будто не я: мчался ужаленным сайгаком, брызжа в стороны мелкими камешками и перепрыгивая валуны, петлял меж редких деревьев, высматривал в горном монолите пригодную для укрытия расщелину, прислушивался, стараясь выделить в общем шумовом оформлении подозрительные и опасные звуки. Наконец, меж камней я заметил углубление и ринулся к нему. Опершись руками о камни, сунул ноги внутрь, примерился. Почувствовал, что как раз, и скользнул весь туда, как в танковый люк. Треснулся пятками и задницей о твёрдое дно, с размаху оседлав какой-то каменный выступ. Охнул и выругался, когда мне на голову всеми когтями приземлился Дружок (моя зверюшка виновато взвизгнула, прокатилась по мне мускулистым, мохнатым телом и замерла возле моих ног упругим комком с ощеренной пастью). И только тут перевёл дух.

— Вот так надо отключать сознание! — назидательно сказал Алукард.

— Угу… — буркнул я, устраиваясь поудобней, ощупывая хвостом площадку вокруг себя и настраивая зрение на ночное видение. Нора кишела шорохами, писками и похрюкиванием. Их источник злобно сверкал из темноты парой десятков красноватых глаз. Эти мигающие огоньки резво приближались ко мне, и количество их увеличивалось — видимо, из какого-то прилегающего к норе туннеля подходило подкрепление.

Вглядевшись, я довольно чётко разобрал их очертания. Пухленькие тельца с густым серо-коричневым мехом, короткие, но явно сильные лапки, снабжённые массивными когтями, круглые головы с подвижными ушками и носиками, пуговичные глазёнки… Хомяки! Размером с раскормленного кошака, но всё равно — хомяки. При других обстоятельствах, например, мои секретарши назвали бы их милыми мулипусиками. Но других обстоятельств у меня пока не предвиделось. И об их зубах в уменьшительно-ласкательной форме говорить я бы не стал: резцы