В ожидании Догго - Марк Миллз

– Принес, – повторила Эмма. – Это собака дяди Дэна.

– Его зовут Догго, если ты не предложишь кличку получше.

Маленькое личико Алисы посерьезнело. Она долго думала и наконец произнесла:

– Хорошая кличка.

Я сделал вид, будто испугался.

– Ой! – похлопал себя по карману джинсов и с удивленной миной достал пакетик. – Что это у меня такое?

– Мне! Мне! – закричала Алиса.

Это было серебряное ожерелье.

– Символ мира, – объяснил я.

– Мира?

– Потому что в мире очень много войн и убийств.

– Ты еще ей покажи фотографии насилия в Интернете, – усмехнулась Эмма.

– Хорошее, – расцвела Алиса. – Надень на меня.

Данкан находился в саду и махал над мангалом куском картонки.

– Проклятый уголь совсем отсырел. Всю зиму пролежал в сарае. Рад тебя видеть. – Он прервал процесс махания, чтобы пожать мне руку.

Данкан хороший малый, из тех, кого хочется иметь рядом в окопе, парень, кому можно было бы сказать: «Данкан, старина, капитан спрашивает, не сгонял бы я по-быстрому в разведку на ничейную землю, а у меня жутко болит голова». И он бы пошел за тебя, вернулся невредимым и, не исключено, заодно заработал бы медаль. Данкан совершенно не похож на прежних партнеров Эммы, слабаков, которые, когда я был юнцом, учили меня ругаться, курить и слушать Боба Дилана.

– Я расстроился, узнав о вас с Кларой, – смущенно произнес он. – Поставил бы пять к одному, что вы не сойдете с дистанции.

Данкан всегда любил делать ставки. Смотрел на жизнь, просчитывая шансы. Но больше не играл – Эмма не разрешала. Разве что на работе, где занимается торговлей облигациями итальянского банка.

– Может, все еще образуется?

– Вряд ли.

Я действительно так считал. Пару недель изнывал от жалости к себе – был сбит с толку, чувствовал себя уязвленным, даже жаждал мести. Но не стал одним из тех жалких идиотов, которые разжигают в себе ненависть к людям, решившим от них избавиться.

– Сорвалась с места? – Взгляд Данкана стал задумчивым. – Ты не знаешь, куда она делась?

– Нет.

Он снова начал махать картонкой.

– А мне она нравилась.

– Правда?

– Точно. По большей части.

– Ее бы непременно тронуло, знай она, что нравилась тебе по большей части.

Данкан всегда смеялся, как плохой актер по заказу, и теперь сдавленно проквакал:

– Ха-ха-ха. Не могу утверждать, что с ней всегда было просто.

Это он так вежливо выражался, а имел в виду, что порой Клара совершенно слетала с катушек.

Я пришел первым, но был не единственным гостем. Ждали еще семейную пару Хьюго и Люсинду, с которыми я уже несколько раз встречался, и Фрэн – приглашенную для меня девушку, работавшую в банке Данкана исследователем-аналитиком. Я решил, что ее пригласили для меня, поскольку она одного со мной возраста. Фрэн замкнута, раздражительна, иронична. Она нелицеприятно отозвалась о Догго, пренебрежительно об Ислингтоне, где мы все собрались, и бросала ехидные замечания о родителях, бесконечно бубнящих о своих детях. Вполне достаточно, чтобы оттолкнуть от себя любого через двадцать минут.

Пока Данкан сражался, стараясь не позволить распластанной ноге барашка превратиться в уголь, я смотрел на Фрэн через тиковый стол в саду и удивлялся: почему умной женщине нравится выводить из себя людей? Складывалось впечатление, что она сознательно совершает социальное самоубийство. От этого Фрэн, конечно, кажется исключительно интригующей, но лишь потому, что привлекательна. Не будь у нее такой внешности, сидела бы она у себя дома.

Когда Фрэн прошлась по одержимости среднего класса употреблять в пищу органические продукты, у меня именно это невольно и сорвалось с языка:

– Если бы не твоя внешность, сидела бы ты сейчас дома в полном одиночестве.

– Дэн! – одернула меня Эмма.

– Думаешь, я не знаю? – Фрэн с удивлением взглянула на меня. – А тебе спасибо. Это была первая искренняя фраза, которую я услышала с тех пор, как пришла сюда.

– Жизнь – не только искренность, – буркнул Хьюго.

Фрэн не обратила на него внимания и продолжила сверлить меня взглядом.

– Скажи что-нибудь еще.

– Quid pro quo.[3]

Фрэн опустила очередной ломтик салями в пасть Догго.

– Почему сбежала твоя девушка?

– Так нечестно.

– Ты не оговорил условия, что нельзя задать вопрос.

– Ладно. Потому что я не верю в ангелов.

– Неужели?

– Нет никаких свидетельств, что они существуют.

– Ах, ты эмпирик. Может, ты слеп и не замечаешь этих свидетельств? Пытаешься разглядеть нимбы и крылья, а нужно искать нечто совершенно иное. – Фрэн помолчала и добавила: – Может, ангел – я.

– Отлично замаскировалась, – заметил я.

Она рассмеялась.

У Данкана был прекрасный винный погреб, и по мере убывания кларета Эмма все больше раскрепощалась. Да и Фрэн тоже. Она еще продолжала держать позу: «Смотрите на меня: я ваш личный мизантроп», но была достаточно умна и понимала, что перегибать палку невежливо. Даже рассказала милый анекдот про ежа и садовую метлу, от которого все покатились со смеху.

Я понес тарелки в кухню и оказался наедине с Эммой, посыпавшей домашний шоколадный торт сахарной пудрой.

– Извини за Фрэн. Бог знает, что это Данкану пришло в голову.

– Она мне нравится.

– В таком случае ты еще хуже, чем я о тебе думала, – усмехнулась сестра.

Я стянул из вазы малину.

– Не смей! – прикрикнула на меня Эмма.

– Это всего лишь малина.

– Знала же, что надо было купить еще одну корзинку на фермерском рынке.

Вот уж не думал, что услышу нечто подобное от сестры.

– Два раза «Отче наш» и два раза «Аве Мария» все искупят, – отозвался я.

Мы, некогда католики, отошли от церкви и шутить такими вещами нам позволяется. Когда Эмма спросила про работу, я ответил правду: здорово, что могу снова что-то делать, функционировать, зарабатывать на жизнь.

– И кто теперь обрядился в одежды Толстого Трева? Ах, извини, я должна была сказать «в его халат».

– Некто Эди. Сокращенное от Эдит.

Сестра бросила на меня понимающий взгляд.

– Интересно. Какого же возраста?

– Двадцать пять.

– Красивая?

– Вроде того.

– Колись.

Я начал описывать Эди, потом вспомнил, что у меня есть в телефоне ее фото, которое я сделал сразу после того, как мы закончили передвигать в кабинете мебель. Она позировала в середине комнаты, широко улыбалась и, взмахнув рукой, изображала привлекающую внимание публики ведущую: «Полюбуйтесь!»

– Тут не «вроде того» – очень даже эффектная. Стерва.

«Вот тебя и прорвало, – подумал я. – Дождались».

Объяснил, что у Эди есть парень, Дуглас, и они вместе уже целую вечность – с тех пор, как познакомились в Кембриджском университете.

– В Кембриджском? Ты ей рассказал, что пытался туда поступить и провалился?

– Да.

– А то, что я тоже туда поступала и тоже провалилась?

– К слову не пришлось.

– Университетские связи длятся недолго.

Я объяснил ей, что есть Дуглас или нет Дугласа – не имеет значения. От одной мысли, что живу и работаю с одной и той же женщиной, у меня мороз по коже. Весь день с ней, а потом и ночь с ней? С ума сойдешь.

– Через неделю полез бы на стену – только бы найти лазейку и удрать. Я же себя знаю.

– Я тебя тоже знаю. Сразу изменишься, как только влюбишься в нее.

– Прости, забыл: старшие сестры все знают лучше. – И я стянул еще одну ягоду.

Когда я уходил, Алиса отвела меня в сторону и попросила не забыть, что у нее скоро день рождения. А затем задала вопрос, на который, по ее мнению, способен ответить только крестный отец. Ей хотелось узнать, правда ли, что церковные колокольни имеют такую форму, потому что они ракеты и уносят умерших на небеса? Я обнял ее и сказал, что она самая догадливая из всех крестниц в мире.

Подвезти нас было некому – Хьюго и Люсинда жили на севере, за Сток-Невингтоном, – и мы с Фрэн и Догго зашагали в сторону Аппер-стрит, рассчитывая там взять такси. Последние пару недель я жил каким-то единым порывом – словно бы лишился тела и воспарил над происходящим. Резкие суждения Фрэн вернули меня на землю, не оставляя места для парений.

– Когда Данкан пригласил меня на воскресный ленч, я чуть не расхохоталась.

– Почему? – удивился я.

– Догго понимает. Правда, Догго? – Пес поднял голову. – Вот видишь.

– Он съел с твоей ладони килограмм мяса. Чего же ему на тебя не посмотреть?

Фрэн одобрительно хмыкнула.

– Так почему ты чуть не расхохоталась?

– Потому что Данкан знает, каким я могу быть кошмаром.

– Это проявление мазохизма?

– Или садизма.

– Даже так?

– Перестань, мы оба понимаем, почему меня пригласили.

– Ты слишком самонадеянна. Может, это меня пригласили для тебя.

– Господи, – вздохнула Фрэн. – А все моя проклятая самовлюбленность. Для тебя? Такое мне и в голову не приходило.

Она жила неподалеку от Эрлс-Корт, так что был смысл взять одно такси на двоих и хотя бы часть пути проехать вместе. Мы с Догго вышли у Марбл-Арч, и Фрэн отмахнулась от моей десятки, предложенной в качестве доли за проезд.