Спасти нельзя развестись - Екатерина Серебрякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне понравилась энергия, которая исходила от Галины Яковлевны, решительность. В ее глазах не было видно страха или растерянности. Но чем обусловлена такая резкая смена настроения?
Неужели свекровь решила ни с того ни с сего помириться с мужем?
Я думала о таком исходе. Наше с Борисом примирение не могло пройти бесследно. Возможно, что-то внутри щелкнуло, вспомнились былые чувства…
– Чудесно, да?
– А? что? – я растеряно повернулась к Борису и улыбнулась в ответ на его улыбку. – Прости, я отвлеклась, не расслышала.
– Говорю, здорово, что мама приняла правильное решение. Им с отцом нужно помириться.
Я смотрела в счастливые глаза Бориса и не смогла возразить. Вышло только нелепое угуканье, которое я утопила в глотке некрепкого кофе.
Мужчина был как будто слеп или попросту не мог чувствовать того, что чувствует обиженная женщина, преданная мужем.
Борис не знал о существовании второй семьи у его отца, не знал, как больно Галине Яковлевне было узнать об этом, пережить разрыв. Поэтому он и верил в возможность сохранения семьи Миролюбовых старших.
А я вот в это верила с трудом…
– Я зайду? – поднявшись на второй этаж после завтрака, я первым делом зашла в гостевую комнату к свекрови.
Она, напевая под нос незатейливую мелодию, прикидывала на себя платья из арсенала, привезенного с собой из дома.
Я давно не видела, чтобы у этой женщины так горели глаза. Но это был какой-то дьявольский огонь…
Совсем не тот, что был, когда она улыбалась или с особым усердием работала. Это была радость на грани сумасшедшего помешательства.
– Оленька, лучше в этом платье поехать или надеть брюки с блузкой?
– Какая разница? Мы же едем в магазин, чтобы купить платье для вечера.
– Женщина всегда должна быть неотразима, – с этими словами свекровь извлекла из шкафа длинную юбку и полупрозрачную шифоновую блузу с объемными рукавами.
– С Вами не поспоришь. Надевайте платье, его удобнее снимать. К тому же голубой Вам к лицу.
Продолжая напевать себе под нос, Галина Яковлевна выбирала украшения к наряду.
Я наблюдала за ней пару минут, чтобы распознать, что именно переменилось в настроении свекрови. Но ответа в счастливом взгляде так и не увидела.
– Что происходит?
– Серёжки выбираю. Хочешь, тебе какие-нибудь одолжу? – я отрицательно мотнула головой, не сводя взгляда с женщины. – Ну как знаешь.
– Не заговаривайте мне зубы. Вы на расстояние пушечного выстрела отказывались подходить к мужу, а тут, пританцовывая, собираетесь на благотворительный вечер, где все внимание будет к его персоне и нашей семье?
– А что такого? Мы же семья. Вы с Боренькой и мы с Гришей.
– Вы кофе с коньяком на завтрак пили, да? – свекровь рассмеялась, отворачиваясь к зеркалу. – Галина Яковлевна, я женщина и мне сорок. Не думайте, что я поверю этому спектаклю.
Больше сказать мне было нечего, и я ушла в спальню, чтобы самой собраться.
Борис предлагал поехать с нами, но я отказалась.
Почему-то было ничуть не грустно уезжать от мужа. Напротив я цеплялась за возможность остаться без него, снова ощутить это приятное одиночество, к которому развилась привычка за месяц разрыва.
Компания свекрови мне крайне импонировала. Терзал тот факт, что сейчас я не могу быть искренней с ней полностью, но я уговаривала себя, что это временная вынужденная мера.
В конце концов, она тоже не до конца честна со мной.
– Так и не скажете, что задумали? – спросила я в одном из бутиков, где свекровь примеряла на себя невесть какое по счету платье.
– Я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать.
– Правду.
Я встала с удобного диванчика, подошла к женщине и осторожно подобрала подол платья, чтобы приоткрыть носочки туфель.
– Длина должна быть вот такой. Что думаете?
– Думаю взять предыдущее. Красное. Я в нем роковая, правда?
– Правда, но дело вовсе не в платье.
– Ты мне льстишь!
Свекровь умело уходила от ответов, что вызывало еще большие подозрения.
Она с удовольствием ехала на вечер, где будет муж, который чуть не довел ее до полусмерти, выбрала шикарное платье, собиралась сделать яркий макияж. Все это походило на тщательно продуманный план.
Женщина собиралась мстить.
Я знала, что ей больно, обидно. Знала, что желание вернуть мужу бумерангом все то, что получила она, сильнее здравого смысла.
Понимала, что Галина Яковлевна что-то замышляет, но не собиралась ее останавливать, нет… Она взрослая женщина, и если решила, что так нужно, значит так действительно нужно.
В салоне красоты в руках умелых мастеров мы провели несколько часов, наслаждаясь уходовыми процедурами и процессом создания макияжа и прически.
Я попросила лишь подчеркнуть мою природную красоту, а вот свекровь постаралась на славу и своим сегодняшним образом скинула несколько десятков лет.
– Как я тебе?
– Выглядите так, будто собираетесь отобрать у мужа все его состояние.
– Пусть подавится, – гневно прошипела женщина, глядя на свое отражение в зеркале. – Я сделаю ему больнее.
Мы встретились взглядами в идеально гладкой поверхности зеркала примерочной и синхронно улыбнулись.
Я сделала вид, что не расслышала, а Галина Яковлевна благодарно кивнула в ответ на это.
Она бы поступила так же по отношению ко мне, я уверена.
К назначенному времени мы добрались до галереи в центре столицы.
На парковке здесь уже собирались элитные машины их состоятельных владельцев.
Повсюду слышались светские разговоры, богатые джентльмены вели под руки своих прекрасных спутниц, одетых в лучшие одежды. Все выглядело дорого, пафосно, масштабно. Под стать благотворительному вечеру.
Мы с Галиной Яковлевной были в числе тех немногих, кто входил в галерею без спутников. На нас косо поглядывали и даже перешептывались, но зал буквально замер, когда к нам подошли Миролюбовы.
Борис тепло улыбнулся мне, коснулся щеки нежным поцелуем и взял под руку, чтобы отвести к столику для двоих в самом центре зала.
Получив одобрение от свекрови, я с чистой совестью позволила себе следовать за мужем.
Стоило нам сделать первый шаг по паркету, как все внимание прессы переключилось с меценатов на нашу пару.
Затворы камер щелкали ежесекундно, журналисты потеряли всякий контроль и буквально тыкали в нас микрофонами и усыпали вопросами.
– Пожалуйста, соблюдайте субординацию, – попросил Борис, буквально отодвигая от меня толпу надоедливых писак.
В эту же секунду рядом появилась охрана, которая поспешила утихомирить разбушевавшуюся прессу.
– Все комментарии после мероприятия, – обнадеживающе произнесла я по долгу своей профессии.
За расспросами толпы журналистов я упустила из виду пару старших Миролюбовых. Мои свекры обменялись улыбками, а после я их не видела.
