Приглашение в космос - Валерий Шаров

Тем не менее, несмотря на некоторые неприятные, тяжелые, а порой и мучительные процедуры, работающие в отделе врачи и весь персонал сумели создать предельно деловую и доброжелательную атмосферу. Как-то само собой получается, что к трудным (в моральном и физическом отношении) пробам ты оказываешься незаметно готовым благодаря их постоянной работе с тобой, а также дружеским, иногда просто юмористическим советам и комментариям лежащих рядом кандидатов в космонавты и космонавтов. А потом с удивлением отмечаешь, что испытание, которого боялся, как черта, уже позади.

Получив в самый первый день специальный пропуск и предъявив его внимательному вахтеру, я совсем уж было решил, что существовать здесь придется чуть ли не на лагерном режиме. Однако, вскоре заметил, что постоянная нудная опека, которую вполне можно было бы ожидать в столь ответственном заведении, совершенно отсутствует. Наоборот, кое-что, даже по медицинской части, обследуемый решает сам: можно, например, отложить какой-то тест, если считаешь себя не вполне подготовленным в данный момент. В любое время можно отлучиться за пределы территории, съездить куда-то по своим делам, а на выходные и праздники – вообще покинуть стационар.

Это сочетание свободы и делового, серьезного отношения к тебе со стороны врачей достигает цели, над которой в иных местах бьются с нулевым результатом: ты вдруг начинаешь испытывать чувство высокой ответственности за свое здоровье, за то состояние, в котором придешь на очередную пробу. И сказанные как бы между делом слова ведущего терапевта Ларисы Михайловны Филатовой – настоящей матери и в каком-то смысле воспитательницы всех обследующихся (кстати, когда-то в здании отдела находился детский садик), – слова о недопущении какой-либо пищи или ограничении себя накануне ответственного исследования становятся вдруг железным законом, который совершенно не тягостно выполнять.

В физическом отношении для меня самым серьезным и запомнившимся испытанием оказалась центрифуга – она является истинным промежуточным этапом между отлично известными земными ощущениями и пока незнакомыми космическими. Ее и назначают самой последней в длинном ряду испытаний, когда здоровье твое уже не вызывает никаких сомнений. И неспроста после первого же вращения на 4 G командующая этим «аттракционом» милая и внимательная врач Инна Федоровна Виль-Вильямс спускается из своего «центра управления» к каждому испытуемому в кабине центрифуги. Заботливо расспрашивает о самочувствии, вглядывается в лицо, произносит успокаивающие и ободряющие слова, советует, что надо делать для облегчения предстоящих через несколько минут более тяжелых нагрузок. А после окончания испытания помогает выбраться из кабины и спуститься по ступенькам вниз. Врачи тоже ставят центрифугу на первое место по сложности. Морально же наиболее тяжелое в стационаре ИМБП – это постоянное ожидание, на чем и когда тебя забракуют. Ибо случиться это может в любой момент, после любой пробы. Поэтому серьезно думающий о космосе человек постоянно находится здесь в состоянии мучительной неопределенности. Конечно, оно порождено сильнейшим эмоциональным напряжением, которое в свою очередь связано с высокой значимостью для кандидата выбранной цели. В нашей, журналистской среде это рождало порой сценки, которые не увидишь ни в одном театре.

– Ну как, не стошнило? – спрашивает один из журналистов другого после его появления с очередного десятиминутного вращения на тошнотворном для вестибулярного аппарата кресле «КУКа». Вроде бы заботливо спрашивает, но в то же время – с плохо скрываемой надеждой услышать утвердительный ответ конкурента.

– Нет, не стошнило! – отвечает тот, слегка даже расцветая явно побелевшим за время нелегкого обследования лицом.

И, что особо интересно, настроение его сразу улучшается.

Впрочем, взаимной поддержки и нормальных человеческих отношений у нас было гораздо больше, конечно. А без них продерешься ли через настоящий частокол «космических» тестов и проб, что выпадают на долю решившихся на столь отчаянную авантюру людей?

Все слетавшие в космос, а также большинство готовящихся к полету гражданских претендентов (военнослужащие кандидаты в космонавты обследуются аналогичным образом, но в своем госпитале) прошли здесь джентльменский набор тестов. От элементарных физиологических анализов и крайне неприятных глотаний желудочных зондов, внутривенной урографии и тому подобного (на что в обыденной жизни многие согласились бы разве только под дулом пистолета) до совершенно неизвестных простым смертным ортостатических проб, кресел «КУКа», специальных психологических тестов, барокамеры и центрифуги.

Еще год до нашего появления здесь все это было жутко засекречено. Не то, чтобы фотографировать или писать в газете – вспоминать «в миру» о чем-либо содержащемся и творящемся в двухэтажном здании на улице Габричевского, расположенного на северо-западной окраине Москвы, было нельзя. К моменту же появления в нем советских журналистов и одновременно некоторых иностранных кандидатов на полет здесь стали спокойно фотографировать, снимать фильмы, писать обо всем в газетах и журналах.

Обыденно звучат тут имена героев космоса – пациентов здешних медиков: такой-то побил на кресле «КУКа» все рекорды длительности вращения, такому-то здесь делали прокол гайморовой пазухи, на этой кровати лежал Гагарин… Волей-неволей постепенно начинаешь и себя чувствовать как-то особо приближенным к загадочному миру «небожителей». А через неделю моего пребывания в стенах стационара и вовсе двое из них прописались в соседней палате – два Александра, Лавейкин и Иванченко, поступили на очередное годовое медицинское переосвидетельствование. И за многие минуты, проведенные в неформальных беседах с ними, – за обеденным столом, в холле у телевизора, перед различными пробами – шаг за шагом начал передо мной раскрываться особый мир космонавтов-профессионалов.

Путь в космос для большинства из них устлан отнюдь не благоуханными цветами, а тяжелейшими физическими и моральными испытаниями. Заветного полета, как правило, приходится ждать многие годы – известен случай 18-летнего ожидания, – и, к сожалению, не всегда решающее значение имеют здоровье и профессиональные качества. Тут я, наконец, нашел объяснения отрицательному отношению к полету в космос советского журналиста, которое высказывали некоторые космонавты и руководители космической подготовки: дескать, тут люди кладут годы жизни, через такую мясорубку прорываются, а они хотят за полгода в космос попасть! Вот уж дудки – давайте-ка через все это тоже пройдите.

– Самое ужасное, – произнес вдруг в разговоре со мной на эту тему заведующий лабораторией психологической совместимости ИМБП Михаил Алексеевич Новиков, – что в скоротечной подготовительной кампании журналисту никогда не понять надорванную душу космонавта! Это можно постичь, только покрутившись в этой системе лет десять, пройдя через все унижения, интриги, подлости. Пройдя через самого себя. Когда космонавт отправляется в полет – это для него огромнейшее облегчение: наконец-то вырвался из этого ада!

Слова этого мудрого и искреннего человека – кстати, через него прошли очень многие готовившиеся к полету наши космонавты, в том числе и Юрий Гагарин, и даже собак Белку и Стрелку ему довелось оперировать – сильно запали в душу. Всплыли они снова в очередной раз, когда наша небольшая группа отправилась на текущее обследование в Звездный городок и там, в медицинском корпусе чуть ли не нос к носу столкнулась с только-только возвратившимися на Землю космонавтами Александром Викторенко и Александром Серебровым. Нас очень волновала тогда возможность опередить японского журналиста и подготовиться к полету за оставшиеся у нас не по нашей вине три-четыре месяца.

– Да что там, конечно, можно подготовиться, – ответил, чуть подумав, Александр Серебров.

– А что самое сложное в подготовке? – спросил кто-то из журналистов, не понимая еще многих тонкостей этого мира.

– Выдержать все это! – был ответ. – Тут же сотни офицеров. И надо всем дать кусок хлеба. Было время, нас тут всего четверо было на подготовке. А каждый должен протащить тебя через свой тренажер, вбить в тебя пару-тройку слов. Более сотни экзаменов приходится сдавать за очень короткое время. От этого же дуреешь…

Как выяснилось много позднее, это были не самые главные трудности космической подготовки в Звездном городке. Но об этом – не сейчас.

Своеобразными довесками к «подаркам» земным являются сюрпризы, которые ждут любого космонавта в полете. Так, во время старта ракеты с космонавтами Владимиром Титовым и Геннадием Стрекаловым произошли серьезнейшие неполадки, которые привели к ее взрыву прямо на стартовой площадке. Двух космонавтов успели отстрелить от ракеты за полторы секунды до катастрофы с помощью САСа (системы аварийного спасения), и вместо ожидаемого полета в космос они отлетели от ракеты со сокростью пушечного ядра, получив при этом запредельные для человека перегрузки в 23 G. Но, слава Богу, остались живы!