Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1. - Владимир Топоров

ПРИГЛАСИЕ СВЯТОУМУ ЕВАНГЕЛИЮ [38]

Яко пророци / прорекли сутъ прежде,Хрестъ грядетъ / съберати языкы,Светъ бо естъ / вьсему миру сему [39]5–6 Реша бо они / Слепии прозьрятъ,Глуси слышятъ / слово букьвеное.Бога же убо / познати достоитъ.Того же дьл'я / слышите, Словене, си.10 Даръ бо есть / отъ Бога се данъ.Даръ Божии / естъ десныя чясти.Даръ душамъ / николиже тьл'ея.Душамъ темъ / яже и приимутъ.Матфеи, Маркъ, / Лука и Іоанъ15 Учятъ весь / народъ глагол'юштеЕлико убо / душамъ си лепотуРадуете ся / видети и л'юбите.Греховьную / тьму отогьнатиИ мира сего / тьл'ю отъложити,20 И раискою / житию приобрести,И избежати / отъ огн'я горушта,Въньмете ны / от своего ума.Слышите убо, / народи Словеньсти.Слышите слово, / отъ Бога бо приде.25 Слово же кръмя / чловечьскыя душя.Слово же крепя / и сръдьце и умъ,Слово готовя / вься Бога познати.Яко бе–света / радость не будетъОку видяшту / Божию тварь вьсю.30 Не без лепоты / не видимою естъ,Тако и душа / вьсека без букъвъ,Не сведушти / ни закона Божия,Закона иже / на греховьнааго,Закона раи / Божии явл'яюшта.35 Кыи бо слухъ / громьныи тутьнъСлышя можетъ / Бога не бояти ся;Ноздри же пакы / цвета не ухаюштяКако Божие / чудо разумеютъ;Уста бо яже / сладъка не чуютъ40 Яко камена / творятъ человека.Паче же сего / душа безбукъвьнаЯвл'яетъ ся / въ чловецехъ мрътва.Се же вьсе мы, / братие, съмысляште,Глагол'емъ вы / съветъ подобьнъ,45 Иже чловекы / вься отлучитъОтъ жития / скотьска и похотиДа не имуште / умъ неразуменъ.Туждемь языкомъ / слышяште слово,Яко медьна / звона гласъ слышите.50 Се бо святыи / Павелъ учя рече,Молитву свою / воздая прежде Богу,Яко·Хошту словесъ / пять издрешти [40],Да и вьсе братия / разумеютъ,55 Неже тъму словесъ / неразуменъ.Чьловекъ бо / не разумевая иНе прилежитъ / къ притъчи мудреиСъказаюшти / беседы правы намъЯко бо тьл'я / плотехъ настоитъ,60 Вьсе тьляшти, / паче гноя гнояшти.Егда своего / брашьна не иматъ.Тако душа вьсека / опадаетъ,Жизни Божия / не имушти до века.Егда словесе / Божия не слышитъ.65 Ину же пакы / притъчу мудру зелоДа глагол'емъ / подобаштую семяХотяште расти / Божиемь растомъ.Иде бо веры / сеяи естъ правы,Яко семена / падаюшта на ниве,70 Тако на сръдьцихъ / чловечьсцехъ.Дъжда Божии / букъвъ требуюштаДа въздрастетъ / плодъ Божии паче.Къто можетъ / притъчя вься рештиОбличаюштя / бес кън'игь языкы,75 Невегласы я / съмысльне гласяштя.Ни аште вься / языкы оумеетъМожетъ съказати / немошть сихъ.Обаче свою / притъчу да приставл'ю,Мъногъ умъ / въ мале речи кажя.80 Нази бо вьси / бес кън'игь языци.Брати cя не могуште / без оружияСъ противьникомъ / душъ нашихъ.Готовъ пленъ / въ мукы вечныя.Убо языци / не л'юбяштеи врага,85 Брати же ся съ н'имъ / мысляште зело.Отврести двери / умомъ прилежите,Тверъдо нын'я / оружие имуштеЕже ковутъ / кън'игы Господьн'я,Главу тьруште / неприязни вельми,90 Боукъви сия / имьже приимете,Мудрость ихъ / душя вашя крепитъ [41].Апостоли же / съ пророкы въсеми,Иже бо сихъ / словеса глагол'юште95 Подобъни будутъ / врага убити,Победу приносяште / къ Богу добру.Плъти бежяште / тьл'я гноевьныя.Плъти еяже / животъ яако сено.Не падаюште, / крепко же стояште,100 Къ Богу явл'ьше ся / яко храбъри,Стояште о десную / Божия столаЕгда огнемь / судитъ языкомъ,Радуюште ся / съ анг'елы въ векы,Присно славяште / премилостиваго,105 Вьсегда акы / кън'ижьни песньмиБогу поюште / чловекы милуюшту.Яко подобаетъ / вьсека слава,Честь и хвала / Богу, Сыну въинуСъ Отьцемь / и святоутуму Духу,110 Въ векы векъ / отъ вьсея твари.Аминь.

Не входя здесь в детали структуры стиха, существенно все–таки отметить, что подавляющее большинство строк в реконструкции убедительно свидетельствуют о двенадцатисложном размере с цезурой после 5–го слога (12 = 5+7); см. Jakobson 1954; 1963; 1985:193, 198–200. Независимо от правомерности сопоставления размера «Прогласа» с размерами других стихотворных текстов следует указать, что двенадцатисложник представлен и в «Азбучной молитве» Константина и в «Похвале царю Симеону» в Изборнике 1073 г. Ср. соответственно:

«Азъ словомь симь молюся Богу:Боже вьсея твари и зиждителю Видимыимъ и невидимыимъ!………………………………………..Къ крещению обратишяся въси,Людие твои нарещися хотяще…

или:

Великыи въ цьсарихъ СимеонВъжделаниемь зело въжделавъ…

Вместе с тем реконструированный текст «Прогласа» содержит ряд стихов с формулой (7 + 5), ср. 48, 52, 54–55, 62, 70, 77, 81–82, 85, 95, 96, 100–101 и 107. Ср.: «Къ Богу явл'ьше ся / яко храбъри» или: «Яко Хошту словесъ / пять издрешти», или «Неже тъму словесъ / неразуменъ» и т. п. Однако в целом ряде случаев этого рода можно думать о перестановке полустиший, позволяющей вернуться к формуле 5 + 7. Ср.: «Брати ся не могуште / без оружия» или «Подобьни будутъ / врага убити» и др. [42] Характерно, что примеры такого типа отмечены, как правило, во второй половине «Прогласа». Двенадцатисложная структура некоторых старославянских текстов (как, например, «Азбучной молитвы») соотносима с ямбическим двенадцатисложником дидактической поэзии в классической древнегреческой традиции и его продолжением в византийскую эпоху, в частности у Григория Назианзина, с тем же членением — 5 + 7 или 7 + 5 [43]. Интересно, что двенадцатисложник реконструируется, кажется, и для праславянского стиха (4 + 4 + 4 или 6 + 6), но, учитывая его тесную связь с праславянским десятисложником типа 5 + 5, можно, видимо, допустить возможность членения и двенадцатисложника на два полустишия в 5 и 7 слогов (например, в номологических высказываниях, сопоставимых с греческим паронимическим стихом). Задача будущего исследования установить, насколько близко могли оказаться друг к другу во времени, пространстве и историко–культурном контексте метрические схемы, заимствованные из византийской поэзии, и схемы, продолжающие праславянское наследие.

Словесное заполнение 5–сложного полустишия чаще всего реализует одну из следующих грамматических конфигураций: Subst. Nom. & Vb. 3. Р. (элементарные предикативные конструкции: «Хрестъ грядетъ, светъ бо естъ, решя бо они, даръ бо естъ», ср.: «глуси слышатъ, къто можетъ» и т. п.), варианты, развивающие группу субъекта (ср.: «даръ Божии, даръ душамъ, честь и хвала, мъногь умъ» и т. п.) или предиката («глагол'емъ вы, слышите слово»), или объекта («[слышите] слово же кръмя»), причастия или соответствующие обороты («окоу видяшту, не сведушти, съказаюшти, вьсе тьлашти, обличаюштя, главу тьруште, плоти бежаште, не падаюште, радуюште ся, Богу поюште»), обороты с: яко, егда, еже, иже, елико («яко пророци, яко бе–света, яко камена, яко бо тьл'я, яко семена; егда словесе, егда своего, егда огнемъ; еже ковутъ, иже бо сихъ, елико убо, како Божие») и др.

Особенности распределения лексем и грамматических форм в первом полустишии требуют некоторого разъяснения. Прежде всего привлекает к себе внимание то обстоятельство, что первое полустишие очень неоднородно с точки зрения грамматической и семантической самостоятельности. С одной стороны, в первом полустишии встречаются практически законченные предложения или же их части, легко позволяющие достроить предложение до конца; лексически именно первое полустишие наиболее полнозначно: высшие ценности данной модели мира находят себе место здесь, а нередко и только здесь (ср.: «Богъ, Хрестъ, светъ, даръ, слово, мудрость, законъ, апостоли, душа, уста» и т. п.), при этом, как правило, в форме Nom., открывающей стих. С другой стороны, первое полустишие может характеризоваться максимальной незаконченностью грамматических конструкций и неполнотой, так сказать периферийностью, второстепенностью реализуемых в нем смыслов. Это различие между типами первого полустишия объясняется структурой всего стиха (или — более узко — структурой второго полустишия). Полустишие первого рода появляется чаще всего тогда, когда им начинается все предложение или, по крайней мере, какая–то четко вычленяемая и относительно самостоятельная часть предложения (нередко повторенная в соседних стихах). Полустишие второго рода обычно в тех случаях, когда в предыдущем стихе фраза не окончена, и ее конец переносится в следующий стих (другой вариант — когда первое полустишие начинается предложением сложноподчиненного типа, которое не укладывается в один стих) [44]. Другая важная особенность первого полустишия (прежде всего первого типа), объясняемая старым индоевропейским правилом распределения энклитик во фразе, состоит в том, что именно здесь сосредоточиваются частицы всякого рода, занимая второе место в стихе («светъ бо, решя бо, Бога же, того же, даръ бо, елико убо, радуете ся, слышите убо, слово же, тако и, кыи бо, ноздри же, уста бо, паче же, явл'яетъ ся, се же, се бо, человекъ бо, яко бо, ину же, иде бо, нази бо, брати ся, брати же ся, апостоли же, иже бо, радуюште ся»). Помимо того, что эти энклитики с известной достоверностью позволяют судить о начале фразы и о ее связях с теми или иными элементами предыдущей фразы, они, видимо, используются и в чисто метрических целях, заполняя место в схеме стиха (подобно тому как это делается в фольклорных стихотворных текстах, которые в ряде случаев прибегают к формулам, расширяемым или сокращаемым — в зависимости от требований метрической схемы — прежде всего за счет энклитик [или перестановки слов и т. п.]) [45]. Структура и функция первого полустишия в известной степени предопределяют особенности второго полустишия. Принципиальная формула этой связи такова: первое полустишие первого типа (сильное) имплицирует такое второе полустишие, которое в грамматическом и смысловом отношениях является зависимым от первого полустишия; и наоборот — первое полустишие второго типа (слабое) предполагает более полнозначное в грамматическом и смысловом отношениях второе полустишие в том же стихе или в предыдущем [46]. Ср., с одной стороны, «Светъ бо естъ / вьсему миру сему», а с другой, — «Того же дел'я / слышите, Словене си» или: «Греховьную / тъму отъгънати», или: «…радость не будетъ // Оку видяшту» и т. п. Из сказанного, в частности, вытекает, что концентрации ключевых имен существительных в первых полустишиях отвечает такая же концентрация глаголов во вторых полустишиях, чаще всего в самом конце стиха (=предложения) что также объясняется особенностями положения глагола в индоевропейской фразе. И если ключевые имена существительные открывают первое полустишие (и, следовательно, весь стих) и образуют, так сказать, локальный словарь, построенный по изоколонному принципу, то глаголы замыкают второе полустишие (и, следовательно, весь стих) и образуют свой «глагольный» локальный словарь, реализующий тот же изоколонный принцип. Ключевые имена существительные являются концептуально–оценочным фокусом всего текста и отражаемого им вероучения («надъязыковая "рифма"»), высвечивая тем самым наиболее сокровенные и богатые содержанием смыслы и место (первое слово стиха), их реализующее. Этим объясняется сугубая отмеченность первой позиции в стихе, лишь отчасти уравновешиваемой последней в стихе глагольной позицией [47]. Хотя в «Прогласе» сплошные последовательности конечных глагольных форм, соответствующих одному и тому же сочетанию граммем, не часты (ср. 17–19: «…отъгънати // … отъложити // … приобрести //», которые могут расцениваться как некая «предрифма» или во всяком случае как грамматическая рифма), само количество глаголов, завершающих стих, очень велико (31 verbum finitum, полтора десятка причастий). Если учесть, что репертуар этих конечных глагольных форм весьма ограничен, то само их распределение в конце стиха исподволь приучает к понятию рифмы, которая, однако, связывает стихи, отстоящие друг от друга на расстояние значительно большее, чем это допустимо обычно. Так образуются цепи, прошивающие весь текст: достоитъ — отълучитъ — настоитъ — слышитъ; отъложити — убити — л'юбите — слышите — прилежите; отогьнати — познати — богати (ся); приимутъ — разумеютъ — чуютъ — разумеютъ; опадаетъ — будетъ — умееть; издрешти — решти — приобрести; приде — рече; горушта — явл'яюшта — имуште — милуюшту — глагол'юште — глагол'юште — ухаюштя; съмысляште — гнояшти — гласяштя — стояште; тьліга — кажя, не считая одиночных форм в конце стиха (иматъ, естъ, прозьрятъ, приставл'ю, приимете, разумеваяи, данъ) [48]. Иначе говоря, структура большинства стихов в «Прогласе» определяется напряжением между двумя полюсами — смысловым и концептуальным началом стиха и более грамматичным, формальным и операционным концом стиха. При этом отношение имени в начале и глагола в конце часто оказывается сдвинутым по схеме: