Дар юной княжны - Лариса Шкатула

Слов он не слышал, но по движению губ Юлии догадался, что она кого-то зовет. И увидел глаза Беаты, наполненные животным ужасом при виде низкорослого, заросшего черными волосами мужика. Тот был одет в красную рубаху и черные галифе — ременной плеткой он похлопывал себя по сапогу. Он поклонился Юлии, схватил Брату за волосы и куда-то поволок.

Будто пружиной Яна подбросило с кровати. Он резко вскочил, пол под ним качнулся, тело покрылось испариной, и непомерная слабость заставила его опять опуститься на кровать.

— Успокойся, Ян! — сказал сам себе юноша. — Ты нездоров, вот и чудится бог знает что. Как говорил Иван? Это контузия. Надо лежать. Что с тобой случилось? Подорвался на мине. Вот потому в твоей голове что-то испортилось…

Додумать ему не дали. В комнату вошла… нет, скользнула… впорхнула пани Юлия. С тем же невинным безмятежным выражением: ни тени гнева или злости не было в её ясных голубых глазах.

— Как себя чувствует наш больной? — с ласковой улыбкой спросила она.

— Если пан доктор разрешит вставать, — улыбнулся в ответ юноша, — я готов хоть сейчас отработать гостеприимным хозяевам за доброту и ласку!

Сказал и облегченно вздохнул про себя: та, ужасная картина… она ему просто пригрезилась!

— Я вижу, ты совсем оправился, — насмешливо улыбнулась Юлия. — И мне нравится, что ты понимаешь, кто хозяин, кто слуга, за границу не заступаешь… Думаю, ты далеко пойдешь. Но пока в тебе ещё играет дурная кровь! Ты обманул меня вчера. На своем хуторе ты, верно, не пропустил ни одной смазливой девчонки. Теперь соблазнил мою горничную. Но я не сержусь на тебя: настоящий мужчина так и должен поступать, если неразборчивая девка сама вешается ему на шею.

И Янек, похолодев сердцем, понял, что увиденное им не было ни сном, ни грезой.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Огромный человеческий муравейник вдруг разом зашевелился, зашуршал. По толпе прикорнувших, скорчившихся мешочников и беженцев словно порывом ветра пронеслось:

— Идет! Идет!

Люди ринулись на перрон. Поднялась суета, давка, раздались крики "Караул!". Кого-то прижали, у кого-то что-то украли. Ольга невольно сжалась в комок, будто вновь ощутила спиной ту металлическую балку в морском порту, на которую бросила её обезумевшая толпа.

В отличие от княжны, Аренские представляли собой идеально подогнанный дуэт спокойных, рассудительных людей, у которых каждая вещь знает свое место, а все движения выверены и точны. Василий Ильич не спеша, что особенно поражало среди всеобщей суматохи и неразберихи, продевал руки в лямки рюкзаков и узлов. Алька в точности повторял его действия, хотя вещей у него было намного меньше.

Ольга не сразу сообразила, почему Аренский-старший не берет ничего в руки, а, как черепаха панцирь, все укладывает на спину. Когда каждая вещь легла на свое место, Василий Ильич взял на руки Наташу, которая при необходимости могла просто висеть на ремне у него на груди. Затем он протянул Ольге один из многочисленных опоясывающих его ремней и посоветовал:

— Намотайте на руку и идите вплотную за мной. Не позволяйте себя оттиснуть — задавят. Если почувствуете, что вас оттаскивают, просто спрячьтесь за мою спину.

— А как же Алька?

— Алька у нас человек опытный, он не пропадет. Правда, сынок?

— За меня не волнуйтесь, — солидно успокоил взрослых Алька. — Я в любую дырку пролезу, не впервой!

Поезда ещё не было видно, и откуда толпа узнала о его подходе — было для Ольги тайной. Люди стояли плотной стеной, обратившись в единый большой слух. Василий Ильич со своей ношей молча подошел к толпе. Ольга страшилась смотреть на людей, которые казались ей многоголовым, настороженным, злым чудовищем. Сейчас оно кинется на них, растопчет. Но произошло чудо: толпа раздалась и так же молча пропустила их к краю платформы.

Через несколько минут действительно подошел поезд. Аренский с Ольгой влезли в вагон одними из первых и смогли пристроить Наташу на второй полке. Когда они укладывали её, больная глухо застонала. Аренский встрепенулся.

— Таблетку, быстрее!

Ольга втиснула в рот Наташе таблетку и ухитрилась влить немного воды из фляги, поданной Василием Ильичом, в судорожно стиснутые зубы.

Поезд на Каховку тронулся, заскрежетал буферами и, медленно набирая ход, покатил по рельсам.

Вскоре, действительно, показался Алька. За исключением некоторого беспорядка в одежде, остальная "упаковка" мальчишки не была нарушена. Он рыбкой проскользнул через многочисленную толпу, сидящую и плотно стоящую, положил сверток на полку Наташи и уселся на одном из узлов у ног отца.

Ольга, беспокоившаяся о мальчишке, смогла, наконец, оглядеться. Боже, куда она попала! Словно Вергилий [5] в один из кругов ада. Какие-то затравленные, измученные лица. Охрипшие от крика, завернутые в тряпье грудные младенцы, которых судорожно прижимали к груди испуганные матери; какие-то военного вида мужчины, одетые в штатское; торговки с многочисленными узлами, лихорадочно вцеплявшиеся в них при любой кажущейся угрозе; старики с отрешенными безнадежными лицами… Спертый воздух, вонь, шум…

Паровоз, однако, исправно пыхтел, гудел, тащил состав с пассажирами и даже вселял в них надежду: вдруг все обойдется? Вот доберутся они до Каховки, пересядут на другой, такой же людный, галдящий поезд и доедут до места, стороной от военной бойни.

Но не обошлось: на подъезде к станции Терновка железнодорожные пути оказались развороченными взрывом. Черные загнутые рельсы торчали вверх, точно чьи-то обожженные руки. То тут, то там на белом снегу яркими пятнами выделялись лужи крови. Какие-то угрюмые люди — по-видимому, железнодорожные рабочие — убирали с путей останки сражавшихся за станцию.

Так впервые на Ольгу дохнула война, и пахло это дыхание порохом, гарью, кровью.

Не знала, не ведала княжна Лиговская, что на территории Украины кипел, бурлил огромный котел — сшибались, разбивались друг о друга гигантские людские валы: анархисты, добровольцы, петлюровцы, гайдамаки, немцы, австрийцы, красные, зеленые и бандиты всех мастей…

А в небольшом железнодорожном вокзальчике и вокруг него малыми и большими группами держали совет бывшие пассажиры. Большинство полагало, что рано или поздно пути починят и движение восстановится, а пройти живыми пешком сквозь адское варево сражений почти невозможно. Другие резонно замечали, что, раз здесь работала артиллерия, значит, это кому-нибудь нужно, значит, бой шел на этой самой станции и где надежда, что завтра здесь будет спокойно, а не налетит какой-нибудь отряд?

Совещались и Аренские с Ольгой. Причем роль последней в переговорах была пассивной; ей просто сообщили: