Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана - Сергей Милошевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Степан Григорьевич, там эти сволочи варежку раскрыли, раскачали поддон и как трахнут его о вентиляционную трубу! — затараторил «секонд», схватив капитана за пуговицу. — Один ящик в щепки…
— Что в ящике было? — мрачно спросил Беспалкин, отстраняя руку «секонда» от своей пуговицы.
— Какие-то лекарства. Да они вроде не пострадали, зато ящику хана. Идемте акт составлять. Осмотрев место происшествия, капитан кликнул боцмана и нелел ему где угодно найти новый ящик. Коробки с медикаментами были переложены в новую тару, ящик опломбировали и опустили в трюм. Правда, новый ящик оказался по размерам несколько меньше прежнего, поэтому часть коробок в него не вошла. Недолго думая, капитан решил пока спрятать их в своей каюте, а там видно будет. Нагрузив крутившегося неподалеку матроса Федько разноцветными коробочками, они зашагали с ним к капитанской каюте. В коридоре процессия нос с носу столкнулась с судовым щмчом Люлькиным.
— Вы что, уже получили желудочные? — удивился! тот. — А почему меня не позвали? Ну-ка покажите, что вам тут подсунули… Наверное, какую-нибудь ерунду с просроченным сроком годности…
— Это средство для снижения потенции, — угрюмо ответил капитан. — Будем вам в жратву подмешивать, а то буфетчица уже боится по судну ходить.
— Дайте мне немного! — оживился матрос Федько. — Я подмешаю тройную дозу боцману. У него, понимаете ли, имеются ко мне определенные сексуальные притязания, а я не хочу рисковать.
— Какие еще сексуальные притязания? — подозрительно спросил капитан. — Он что, голубой?
— Конечно! Вы бы послушали его намеки: «Федько, если палубу хреново продраишь, я тебя так…, что у тебя глаза на лоб вылезут!.. Если лебедку плохо смажешь, я тебя так…….» Капитан сплюнул и выругался. В это время к нему подошли несколько моряков с одинаковой просьбой — разрешить им на пару часов сойти на берег. Пока Беспалкин в раздумье чесал затылок, доктор осматривал коробки с медикаментами.
— «Морфий», «морфий», «эфир», «ноксирон», «морфий», «морфий», — бормотал он, читая латинские надписи на коробочках, и на лице его все больше и больше появлялось выражение недоумения. — Вы что, решили на нашем судне притон наркоманов открыть? Откуда это у вас?
Капитан вкратце рассказал Люлькину о том, что произошло с одним из ящиков.
— Так, стало быть, это у нас такой груз! — свистнул судовой врач. — Хорошенькое дело. Вы бы приглядывали получше за этими ящиками. А еще лучше охрану к ним поставили.
— Это еще почему? — удивился Степан Григорьевич.
— Неужели вы не догадываетесь? — хмыкнул судовой врач. — Да на черном рынке одна ампула морфия стоит двести рублей. А у нас их вон сколько — на миллионы. если наши одесские «наркомы» пронюхают о нашем грузе, то они могут пойти на все, чтобы его добыть. Уж эту публику я знаю, будьте покорны. Шнурки на ходу развяжут и сопрут…
— Глупости! — раздраженно отмахнулся капитан. — Как они на корабль проберутся? Да и через час-два максимум погрузка заканчивается, трюма задраят — и привет, пишите письма!
— А вы слышали, как две недели назад в Поти к судну с экспортными «Жигулями», стоявшему на рейде, ночью подплыли два катера, — вмешался в разговор один из моряков. — Оттуда на судно перебралось человек десять мордоворотов с ножами, связали вахту, отвинтили от «Жигулей» все колеса, покидали их в катер и смылись.
— То на рейде, а мы в порту, — возразил Беспалкин.
— Ну и что, что в порту, — отозвался другой моряк. — В 1972 году в Сингапуре бандиты пробрались на стоявший в порту корабль с грузом обогащенного плутония, связали экипаж, завели движок и подались в Израиль, где толкнули тот самый плутоний за сумасшедшие бабки. Я об этом в каком-то детективе читал. В этот момент капитану вдруг показалось, что из него делают идиота.
— Хватит трепаться, вам что, делать больше нехрен?! — заорал он. — Живо все по рабочим местам! Моряки поспешно ретировались.
— Мое дело предупредить, — сухо бросил Люлькин и тоже загремел вниз по трапу. Едва Беспалкин успел сложить коробки с лекарствами в сейф, как раздался небрежный стук в дверь и вошел озабоченный стармех.
— Раньше чем завтра утром бункеровщик не дадут, — ообщил он. — Что-то у них там с солярой неувязочка.
— Новое дело! — скривился капитан и загнул такой трехэтажный мат, что «дед» аж присел. — Стало быть, почти сутки коту под хвост?
— Не меньше, — сделав крайне расстроенное лицо, подтвердил стармех, всем своим видом стараясь показать, что он огорчен этим фактом.
Капитан в крайнем раздражении стал ходить взад-вперед по каюте, бормоча что-то себе под нос. Немного успокоившись, он сказал:
— Ладно, иди и объяви об этом по трансляции экипажу. И вызови ко мне старпома и помполита. Через некоторое время капитан, помлолит и старпом, сдвинув головы к середине стола, словно во время спиритического сеанса, негромкими голосами обсуждали неприятный и давно наболевший вопрос. Дело в том, что уже третий раз подряд по приходу к родным берегам таможенники обнаруживали на «Биробиджанском партизане» ловко спрятанную бесхозную контрабанду. Ее хозяина ни разу обнаружить не удалось, но по многим признакам было ясно, что это дело рук одного и того же человека. Теперь, просматривая старые судовые роли, капитан сотоварищи пытались хотя бы приблизительно очертить круг подозреваемых, установив, кто из моряков ходил во все три злополучных рейса.
Но тут дверь капитанской каюты хлопнула от сильного удара ноги, и в дверном проеме вырисовалась фигура щекастого мужчины, одетого в черную кожаную куртку и черную кожаную кепку.
— Ку-ку! — многозначительно произнес щекастый, небрежно облокотившись кончиком плеча на дверной косяк. — Чем занимаемся, бим-бом-брамсели?
Это был старший лейтенант Жора Кисловский, комитетчик, курировавший их судно. «Черт, принесла же его нелегкая!» — тоскливо подумал капитан, раздраженно швырнув на стол карандаш. С огромным трудом он изобразил на лице радушие и поднялся навстречу старшему лейтенанту. Однако Жора не обратил на него никакого внимания. Зайдя вразвалочку в каюту, он с озабоченным видом стал шарить в шкафу, выбрасывая вещи на пол, затем в письменном столе и навесном шкафчике. «Что за дьявол, где же она?» — бормотал Кисловский, ползая на четвереньках и шаря под кроватью. Оттуда он выбросил прямо на стол старый носок, весь в пыли, и несколько использованных презервативов. Капитан, наливаясь краской, молча следил за его действиями.
— А-а, вот где она оказывается! — наконец удовлетворенно воскликнул Жора, извлекая на свет божий бутылку водки, искусно запрятанную в небольшую выемку в переборке, которую прикрывал портрет Ленина. — Ловко заныкал, ничего не скажешь. Но от чекистов, брат, ничего не укроется…
Беспалкин скрипнул зубами. Он всегда брал в рейс бутылочку водки, дабы в минуту грусти и тоски тяпнуть рюмашку-другую. Теперь же он этого удовольствия лишился…
Кисловский между тем мастерски сбил с бутылки укупорку и, и разливая водку по стаканам, объявил:
— Так, хлопцы, сегодня объявляется банный день! Измученная в борьбе с происками мирового империализма душа чекиста требует омовения. Тем более, как говорил Феликс Эдмундович, у людей нашей профессии должны быть чистые руки… и остальные части тела! — тут старший лейтенант весело засмеялся. — Так что быстренько растапливайте свою сауну.
Помполит попытался было робко возразить, но, встретившись взглядом с капитаном, покорно вздохнул и, позвонив н машинное отделение, распорядился дать в судовую баню горячую воду. Затащив для компании в баню руководящую тройку, Кисловский с их помощью в каких-то два часа уговорил весь имевшийся на судне запас представительского спиртного. Причем, наливая стакан за стаканом, старший лейтенант усиленно давал понять капитану, что измученная в борьбе с империалистами душа чекиста крайне нуждается в женской ласке. Поэтому, повторял он, совсем неплохо было бы позвать сюда буфетчицу, дабы она потерла ему спинку. Но капитан на это дело решительно не повелся и, сделав вид, что не понимает намеков чекиста, лишь подобострастно хихикал.
Банька закончилась тем, что не на шутку разгулявшийся Кисловский пригласил всю честную компанию в ресторан. Прекрасно зная, кому придется платить за посещение этого заведения, вся честная компания попыталась было отказаться от приглашения. Но Кисловский был неумолим.
— Р-разговорчики у меня! — нахмурившись, погрозил он пальцем. — Две минуты на сборы — и шагом марш в кабак!
Минут через пятнадцать все четверо, шатаясь и спотыкаясь, спускались по неустойчивому трапу «Биробиджанского партизана». Вахтенный штурман Нагишкин проводил поддатую компанию завистливым взглядом и отрешенно махнул рукой.
— Ну все, попали в лапы Кисловскому! — сказал он стоявшему у трапа вахтенному матросу Васе Удоду, которого за глаза на судне все называли «моральный удод». — Теперь заявятся не раньше полуночи. Отдыхай, ребята… Уже давно прошло обеденное время, но обед на «Биробиджанском партизане» запаздывал, так как кок, помня строгий наказ капитана о тщательной термической обработке мяса, несколько перестарался и спалил его вчистую. Голодные и злые моряки слонялись взад-вперед по кают-компании, ругая Воронидзе самыми последними словами. И тут в каюту вбежал Третий механик Сисяев — щуплый рыжеволосый парнишка.