Смерть и Воскресение. Семь слов о заупокойной молитве - Максим Вараев

Нужно сказать, что для библейской антропологии не характерно явным образом разграничивать в человеке душу и тело и тем самым подчеркивать сложность и двусоставность человеческой природы. Священное Писание рассматривает человека как целое, как совокупное единство души и тела. Для нас это означает, что человеческая жизнь, помимо внешнетелесного, имеет еще и неразрывно с ним связанное внутреннее духовно-нравственное измерение. Поэтому и наша смерть – это не просто разделение души и тела, но глубокий конфликт между поврежденной грехом человеческой природой и нашей личностью, вызванной Творцом из небытия для вечной жизни. Тело, разрушаемое смертью, – это часть самого человека, часть его собственной идентичности; теряя тело, каждый из нас теряет возможность пребывать в полноценном общении с другим человеком, со своим ближним. Мы уже неоднократно говорили, что именно сосуществование с другими делает каждого из нас человеком в подлинном смысле слова, и смерть в данном случае являет собой существенное препятствие, рождая в нас подобное разделение. Для разрешения этого конфликта мы нуждаемся в воскресении мертвых, начало которого – как и сама возможность подлинных взаимоотношений между людьми – дано нам во Христе. Известный современный богослов митрополит Иоанн Зизиулас пишет о понимании жизни следующее: «Мир может жить, только пребывая во взаимоотношениях, в общении с Богом. Смерть – разрыв этих отношений, и, наоборот, разрыв этих отношений означает утрату жизни. Это равнозначно утверждению: смерть – как противоположность жизни – означает разрыв отношений с Богом. Поэтому везде, где прерывается общение с Богом, – смерть, а где смерть, там утрата жизни, иными словами, несуществование» («Общение и инаковость. Новые очерки о личности и церкви»). А в Послании апостола Павла к Филиппийцам мы встречаем еще более парадоксальное высказывание: для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение (Флп. 1: 21).

Нужно сказать, что такое понимание бытия подтверждается и самим Евангелием, которое неоднократно говорит нам о Христе как об Источнике жизни: Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков (Ин. 1: 3–4) – или даже как о самой Жизни: я есмь путь и истина и жизнь (Ин. 14: 6). И раз уж мы заговорили о Евангелии, давайте обратимся к тому отрывку, который читается в большинстве случаев на заупокойном богослужении.

Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь. Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут. Ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе. И дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий. Не дивитесь сему; ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло – в воскресение осуждения. Я ничего не могу творить Сам от Себя. Как слышу, так и сужу, и суд Мой праведен; ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца (Ин. 5: 24–30).

Как мы видим, слово «жизнь» в приведенном тексте наиболее часто повторяемо и является ключевым для понимания отрывка в целом. Нужно сказать, что само это слово является важным не только для данного заупокойного чтения, но и для всего богословия последнего (в том числе и по времени написания) из четырех канонических Евангелий – Евангелия от Иоанна. Апостол Иоанн в своих писаниях как бы подвел черту под всем богословием апостольского поколения, его Евангелие есть своеобразный, очень глубокий комментарий ко всему написанному до него о Христе. Жизнь, согласно Иоанну Богослову, – это то, что принадлежит Отцу и через Сына, а точнее говоря, в Сыне, дается как возможность каждому человеку, грядущему в мир. Обретение жизни есть сверхзадача для потомков Адама, осуществление предвечного замысла Бога о мире. И каждый из нас в своем земном пути делает выбор: принимает он этот Божественный замысел о мире и своем месте в нем или нет.

Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое (Втор. 30: 19).

Если человек избирает жизнь, то и пытается строить ее в согласии с тем образом бытия, который дан нам в образе Христовом, и через следование благу (добру) мы обретаем Спасителя как путь. Внутреннее же содержание этого пути есть Тот же Христос, опытно приобщаясь Которому, мы обретаем подлинную правду жизни и тем самым познаем Его как истину. Дополнительно пролить свет на смысл, заложенный в слово «жизнь» апостолом Иоанном, помогает нам сравнительное сопоставление текстов четырех Евангелий. Мы видим, что в тех случаях, где евангелисты Матфей, Марк и Лука говорят о Царстве Божием или Царстве Небесном, Иоанн говорит о жизни вечной. Любопытно, что первые три евангелиста мыслят пребывание в Боге как Царство, то есть в первую очередь как исполнение обетования, для Иоанна же это есть сама жизнь, жизнь подлинная, жизнь с избытком. Приведем еще некоторые яркие цитаты из четвертого Евангелия.

Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него (Ин. 3: 16–17).

Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем (Ин. 3: 36).

Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком (Ин. 10: 10).

Бог, по любви Своей, не мог сотворить человека, приговорив его к смерти, и первые люди, как известно, по благодати Творца были бессмертными. То есть условием их бессмертия было пребывание в Боге. Но в грехопадении своем Адам не желал никого иметь владыкой над собой, но сам возжелал быть как Бог; отрекшись от Создателя, человек попал под власть материи, то есть той стихии, над которой был призван господствовать. Смерть и тление есть лишь последствия этого порабощения. Адам утратил Бога как неиссякаемый источник энергии и стал вынужден брать жизненную силу извне, из материального мира, который не имеет «жизни в себе». Конечность земного пути стала постоянным свойством человеческой природы. Поскольку утрата человеком жизни вечной произошла благодаря его отпадению от Творца, то и обретение ее связано с восстановлением отношений с Богом, вследствие чего становится возможным и причастие Его естеству. Об этом нам говорит Господь в беседе с самарянкой:

Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную (Ин. 4: 13–14).

Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий, ибо на Нем положил печать Свою Отец, Бог (Ин. 6: 27).

Через наше соучастие в Божественном бытии спасаются и наши близкие, так как Господь не разделяет любящих друг друга людей, ибо Он сам есть Любовь, об этом мы уже говорили ранее. Это, возможно, и имеет в виду апостол Павел, говоря о том, что неверующий муж спасается верой жены своей:

Ибо неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим. Иначе дети ваши были бы нечисты, а теперь святы. Если же неверующий хочет развестись, пусть разводится; брат или сестра в таких случаях не связаны; к миру призвал нас Господь. Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа? Или ты, муж, почему знаешь, не спасешь ли жены? Только каждый поступай так, как Бог ему определил, и каждый, как Господь призвал. Так я повелеваю по всем церквам (1 Кор. 7: 14–17).

В силу того что мы, христиане, не верим в окончательную победу смерти, то вышесказанное распространяется и на период временной разлуки, связанной со смертью одного из супругов. Очевидно, что все это касается не только супружества, но и применимо к другим человеческим союзам, скажем, к отношениям матери и ее сына или дочери и вообще к любым взаимоотношениям двух людей, связанных жертвенной любовью. Тот, кто стал причастником жизни вечной, может «поделиться» ею с другим, Господь спасает человека через спасение его ближнего. Говоря иными словами, молящийся об упокоении своего ближнего должен сам искать жизни вечной.

Теперь скажем несколько слов собственно о той стороне жизни, которая самым серьезным образом может открыться нам в заупокойной молитве. Именно в молитве дается нам преодоление смерти как коммуникативного барьера: открыв для себя возможность молитвенной встречи с усопшим, мы отчасти предвосхищаем всеобщее воскресение, то единство, ту радость и ту подлинность совместного бытия, которые в полноте будут возможны в жизни будущего века. Встреча эта происходит на той молитвенной глубине, которая не дана нам со всей очевидностью в повседневности. Поэтому давайте немного поговорим о тех жизненных реалиях, которые существуют в нашем мире неочевидно.