Ошибки, которые были допущены (но не мной). Почему мы оправдываем глупые убеждения, плохие решения и пагубные действия - Кэрол Теврис

Механизм снижения диссонанса работает как термостат, позволяя нашей самооценке всегда находиться на высоком уровне. Вот почему мы обычно не замечаем своих самооправданий — этой маленькой лжи самим себе, позволяющей нам не признавать, что мы допустили ошибки или приняли глупые решения. Но теория диссонанса также применима и к людям с низкой самооценкой, к тем, кто считает себя болваном, мошенником или некомпетентным человеком. Они как раз не удивляются, когда их поведение подтверждает их негативный я — образ. Когда они дают неверный прогноз или проходят сложные испытания, чтобы стать участником скучной дискуссионной группы, они просто говорят: «Ну, да. Я снова обмишулился, это так на меня похоже». Продавец подержанных автомобилей, знающий о том, что он обманывает покупателей, не испытывает диссонанса, скрывая информацию о неисправностях машины, которую пытается сбыть; женщина, полагающая, что она непривлекательна, не ощущает диссонанса, когда мужчины отвергают ее; мошенник не переживает диссонанс, выманивая у старика его сбережения.

Наши представления о себе поддерживают нас в повседневной жизни, и мы постоянно интерпретируем то, что с нами происходит, через фильтр этих ключевых представлений. Если они нарушаются даже благодаря какому-то позитивному опыту, это вызывает у нас дискомфорт. Понимание мощи самооправданий, таким образом, помогает нам понять, почему люди, у которых низкая самооценка, или которые просто считают, что они некомпетентны в каких-то сферах, не испытывают буйной радости, когда у них что-то хорошо получилось — напротив, они ощущают себя обманщиками. Если женщина, уверенная, что в нее невозможно влюбиться, встречает какого-то потрясающего мужчину, начинающего всерьез за ней ухаживать, сначала это ее обрадует, но эта радость будет быстро испорчена ощущениями диссонанса: «Что он во мне нашел?». Вряд ли она сделает такой вывод: «Как приятно — я, оказывается, привлекательнее, чем я думала». Скорее, она подумает: «Как только он поймет, какая я на самом деле — он бросит меня». Она заплатит высокую психологическую цену за восстановление консонанса.

Ряд экспериментов показал, что большинство людей, у которых низкое самоуважение или невысокое мнение о своих способностях, испытывает дискомфорт по поводу своих «диссонансных» (в сравнении с самооценкой) успехов и считает их случайными или аномальными [33]. Вот почему они так упрямо не соглашаются с друзьями или близкими, пытающимися их ободрить: «Смотри, ты только что получил Пулитцеровскую премию по литературе! Разве это не означает, что ты хороший писатель?» — «Да, это приятно, но это просто случайность. Знаешь ли, я уже больше не смогу написать ни слова». Самооправдания, следовательно, это не всегда защита высокой самооценки — это может быть и защита низкой самооценки, если данный человек именно так себя воспринимает.

Представьте себе двух молодых людей, у которых сходные убеждения, способности и степень психологического здоровья. Они достаточно честны, и у них компромиссное мнение относительно обмана: они считают, что это плохо, но в мире существуют и гораздо худшие преступления. И вот, они сдают экзамен, определяющий, примут ли их в аспирантуру. Они оба не знают ответа на ключевой вопрос. Им грозит провал… но тут появляется возможность сжульничать, прочитав ответ другого студента. Два молодых человека борются с этим искушением. После долгих колебаний один из них поддается искушению, а второй — нет. Разница между их решениями минимальна: они легко могли бы поменяться местами. Каждый получает нечто важное, но платит за эту цену: один получает хорошую оценку, но жертвует своей честностью, а другой — жертвует хорошей оценкой, но остается честным.

А теперь такой вопрос: что они думают о жульничестве через неделю? У каждого из них есть много времени для того, чтобы оправдать свой образ действий. Тот, кто поддался искушению, решит, что жульничество — это не такой уж серьезный проступок. Он скажет себе: «Эй, да все списывают, это пустяки. И мне очень нужно было сдать этот экзамен для моей будущей карьеры». Однако студент, не поддавшийся искушению, решит, что списывание еще более аморально, чем он первоначально думал: «В действительности, люди, которые списывают — бесчестны. Их нужно выгонять из университета. Нам нужно их наказать в назидание другим».

К тому времени, когда студенты пройдут этот путь все более активных самооправданий, произойдут две вещи: во-первых, они будут уже далеко друг от друга, а, во-вторых, они уже настолько глубоко усвоят свои представления о списывании, что окажутся убежденными, будто всегда думали именно так [34]. Можно это представить так: они начинали рядом на вершине пирамиды, в миллиметре друг от друга, но, закончив цикл самооправданий, они соскользнули к ее подножию и теперь находятся в противоположных углах ее основания. Студент, который не стал жульничать, считает другого абсолютно аморальным человеком, а тот, кто жульничал, — считает своего оппонента безнадежным пуританином. Этот процесс иллюстрирует то, как люди, подвергшиеся сильному искушению, которые боролись с ним, и чуть не поддавшиеся ему, но устоявшие — начинают не любить или даже презирать тех, кто поддался искушению. Именно те люди, которые почти согласились жить в стеклянном доме, первыми начинают кидать камни.

Метафора пирамиды применима к наиболее важным решениям, включая моральный выбор или жизненно важные решения. Вместо списывания на экзамене, например, задумайтесь о других решениях: вступать ли в случайную сексуальную связь (или нет), пробовать ли наркотики (или нет), принимать ли стероиды, чтобы повысить свои атлетические способности (или нет), сохранять ли неудачный брак (или нет), сообщать ли имена коллег в Комитет но антиамериканской деятельности (или нет), лгать ли, чтобы защитить своего работодателя и работу (или нет), заводить ли детей (или нет), выбрать ли трудную карьеру (или оставаться дома с детьми). Когда люди, находящиеся на вершине пирамиды, не уверены в том, каковы преимущества и недостатки каждого из вариантов, у них возникает особенно сильное желание оправдывать сделанный выбор. Но к тому времени, когда человек оказывается у подножия пирамиды, неопределенность превращается в уверенность, и он или она находятся очень далеко от тех, кто выбрал иной путь.

Этот процесс размывает различия, которые люди любят проводить между «нами, хорошими парнями» и «ими, плохими парнями». Часто, стоя на вершине пирамиды, мы сталкиваемся не с очевидным выбором между черным или белым, действием или бездействием, а с выборами «серыми», последствия которых неясны. Первые шаги по этому пути амбивалентны с точки зрения морали, и не всегда ясно, какое решение будет верным. Мы принимаем ранние решения, кажущиеся не такими уж важными, а потом оправдываем их, чтобы уменьшить неопределенность выбора. Так мы попадаем в ловушку: поступок, оправдание, следующий поступок — этот цикл повышает нашу активность и приверженность выбранному курсу и может далеко нас увести от наших первоначальных намерений или принципов.

Именно так и произошло с Джебом Стюартом Магрудером — специальным помощником Ричарда Никсона, игравшим ключевую роль в попытке проникновения со взломом в штаб-квартиру Национального комитета Демократической партии в отеле Уотергейт [†], а затем пытавшемуся скрыть причастность к этому Белого дома и лгавшему под присягой, чтобы защитить себя и других, причастных к этим противозаконным действиям. Когда Магрудера приняли на работу, советник Никсона Боб Холдеман не говорил ему, что лжесвидетельство, мошенничество и нарушение закона входят в его рабочие обязанности. Если бы он сделал это — Магрудер почти наверняка бы отказался от такой работы. Как же он стал центральной фигурой Уотергейтского скандала? Легко, оглядываясь назад, сказать: «Он должен был заранее догадаться», или «Ему следовало немедленно отказаться, когда они в первый раз попросили его сделать нечто противозаконное».

В своей автобиографии Магрудер описывает свою первую встречу с Бобом Холдеманом в Сан-Клементе, в Калифорнии. Холдеман льстил ему и очаровал его. «Вы делаете нечто большее, чем просто зарабатываете деньги для вашей страны, — сказал ему Холдеман. — Вы работаете, чтобы решать проблемы своей страны и мира в целом. Джеб, я сидел с президентом в ту ночь, когда первые астронавты ступили на Луну… Я участник того, как делалась история». В конце этого дня Холдеман и Магрудер отправились в дом президента. Холдеман пришел в ярость от того, что ему пришлось ждать гольфмобиль (электромобиль для игроков в гольф на два места), и устроил «суровую выволочку» своему помощнику, пригрозив его уволить, если парень не может нормально выполнять свою работу. Магрудера это очень удивило, тем более что вечер был чудесный, и идти было всего ничего. Сначала Магрудер думал, что тирада Холдемана была неоправданно грубой, но вскоре, поскольку Магрудер очень хотел получить эту работу, он начал оправдывать поведение Холдемана: «Проведя всего несколько часов в Сан-Клементе, я был поражен безукоризненным совершенством жизни там… Если вы испорчены подобным уровнем комфорта, вам может показаться нетерпимым сбоем даже такая мелочь, как отсутствие гольфмобиля» [35].