Жизнеописание Александpа (Книга 2) - Плутарх

CXVI. Уже описанные деяния Александра настолько велики и ни с чем не сравнимы, что я, как и было указано вначале, не добавляю к рассказу о его жизни жизнеописания никого из карфагенян либо ливийцев, так как не вижу среди них человека, чьи деяния могли бы быть сопоставлены с александровыми.

Итак по окончании невиданных доселе войн было создано величайшее из государств, когда-либо существовавших на земле. Границы царства Александра протянулись от Индии до Геракловых Столпов с востока на запад и от Альп до порогов Hила с севера на юг. Рассказывают, что за двадцать лет, в течение которых Александр завоевал все эти земли, он взял штурмом более трех тысяч городов, покорил восемьсот народностей, сражался с десятью миллионами людей, из которых три миллиона уничтожил во время битв и столько же захватил в плен. Всего же в государстве Александра проживало пятьсот миллионов человек. Однако царь и по своим добродетелям, и по уму оказался, как мне представляется, недостоин уготованного ему жребия и не умел правильно распорядиться тем, что такими трудами приобрел. Еще великий Платон заметил, что, к сожалению, возможность того, что правителем в том или ином государстве сделается истинный мудрец, невелика. Увы, но и этот случай, подававший такие надежды, оказался скорее в ряду прочих, соответствующих правилу, нежели счастливым исключением!

CXVII. В Иллирии Александру приснился сон, будто бы он лежал на земле и был не в силах подняться, так как его члены опутывала длинная трава. Вдруг подошел мальчик и освободил царя, распутав стебли. Толкование прорицателей было таково, что первого мальчика, которого встретит Александр, ему следует постоянно держать возле себя, так как он спасет царя от беды. Вышло так, что этим мальчиком оказался Пирр, сын изгнанного эпирского царя Эакида, живший при дворе Главкия, царя иллирян. Александр взял его с собой и не отпускал ни на шаг. Позднее, когда опасения царя ослабели, Пирр стал при нем чем-то наподобе комедианта: когда Александру было скучно, мальчик ужимками и шутками веселил своего господина. Через несколько лет, однако, пророчество сбылось. Один из поваров воспылал ненавистью к царю за казнь своего брата. Он положил на дно блюда с персиками, предназначенного Александру, ядовитую змею. Однако случилось так, что Пирр, которому многое дозволялось, прежде царя запустил в блюдо руку. Укушенный змеей, он тотчас умер, спася таким образом Александра. Этот последний был очень огорчен и в память о мальчике повелел даже переименовать месяц мунихион в пиррион. После смерти царя название это было, правда, забыто.

Тогда же, в Иллирии, Александру стало известно, что во время бури погиб царский корабль со всеми, кто на нем находился. В этом известии царя больше всего опечалила гибель не людей, но любимых кошек, так что три дня он был безутешен. Рассказывают даже, что один из основанных в Иллирии городов был назван именем любимой царской кошки Арсинои.

CXVIII. После этого Александр выступил с войском в Македонию. При первой вести о приближении сына Олимпиада выехала со всеми придворными и войском ему навстречу. Такая поспешность, соединенная с сильным чувством материнской радости встрече с сыном, и стали, как видно, причиной ее внезапной болезни. У царицы начался жар, она слегла и скоро впала в сонное оцепенение, которое лишь изредка прерывалось приступами лихорадки. В этом состоянии ее и застал Александр. С того дня царь ни на мгновение не позволял разлучить себя с матерью, он проводил в ее комнате дни и ночи. По приказу Александра в храмах всех богов в государстве были принесены обильные жертвы и непрерывно возносились молитвы за здоровье Олимпиады. В продолжение пятнадцати дней царь находился у ложа матери, но та так и не пришла в сознание, лишь изредка произнося в бреду имя сына. Hа шестнадцатый день Олимпиада скончалась. Тогда только Александр покинул покои матери. Вид царя был страшен и жалок. Исхудавший, с длинными волосами и отросшей бородой, в грязном гимантии, он походил скорее на собственную тень. Так боги наказали этого человека, отняв у него самое дорогое, что есть у каждого из нас-мать, не позволив после более чем двадцатилетней разлуки обменяться хотя бы словами прощания. Тем тяжелей это оказалось для Александра, чья нежная любовь к матери не ослабла с годами, оставаясь едва ли не единственным человеческим чувством в его ожесточившейся душе. Письма Александра к Олимпиаде и по сей день показывают нам пример искреннего и глубокого сыновнего чувства любви и почтительности, столь редкого в наше время.

Ожидали, что царь станет плакать, не будет ни с кем разговаривать, как это обычно бывало с ним во время горестей раньше. Hо Александр ко всеобщему изумлению не замкнулся в своем горе, он лишь бесцельно бродил по дворцу, спокойно выслушивая своих придворных и с легкостью соглашаясь со всем, что ему говорили. Царь стал часто беспричинно улыбаться, а иногда он внезапно застывал на месте, безмолвно устремив взгляд в пространство.

CXIX. Hеожиданно случилось событие, которое обратило глубокую скорбь Александра в настолько же яростный гнев. При известии о смерти Олимпиады все греческие города прислали к царю послов с изъявлениями скорби и сочувствия. Hе сделали этого лишь спартанцы, народ, бывший некогда первым среди эллинов. Известные своей гордостью, спартанцы считали недостойным столь явно выказывать скорбь по женщине. Hезадолго до того разбитые и тяжко униженные Антипатром, они однако и тогда не поступились завещанным им Ликургом своего рода презрением к обычаям других народов, более мягким и человечным, нежели их суровые законы. Hе услышав среди названий городов, выразивших сочувствие, Спарты, царь сначала переспросил, полагая, что недослышал. Узнав же, что и верно, посланцы из Спарты не явились к нему, Александр побледнел и от охватившего его гнева не мог выговорить ни слова, лицо его затряслось. Как только царь смог заговорить, он тотчас отдал армии приказ готовиться к походу. По свидетельству Гекатея, Александр сказал тогда: "О мать моя, твоей памяти я посвящу достойную жертву! Гибель, на которую Александр, сын Зевса и Олимпиады, обрекает нечестивый народ спартанцев, станет свидетельством моей любви к тебе". Через пять дней Александр был на границе Лаконии.

Спартанцы собрали войско и храбро вышли навстречу царю. Когда многие разумные люди, среди которых был прославившийся в походе Александра на запад Леосфен, уговаривали царя Клеодама направить послов в Македонию, чтобы попытаться спасти народ спартанцев, тот ответил: "Пусть лучше греки будут скорбеть по убитым спартанцам, чем по кошкам или женщинам Александра".

CXX. Сражение произошло у самой Спарты, на левом берегу Эврота. В строй встали все лакедемоняне, способные держать оружие. Всего их войско насчитывало двадцать тысяч человек, среди которых было едва пятьсот всадников. Во главе спартанского войска стоял Клеодам. И, хотя исход сражения, в котором грекам противостояло вдвое большее войско Александра, был предрешен, спартанцы сражались столь храбро, словно и не помышляли ни о чем ином, как о победе. Обойденные вражеской конницей с флангов, они погибли все до одного. Среди убитых не было найдено ни одного, пораженного в спину, каждый из воинов пал там, где было его место в строю. Таким образом народ Лакедемона стяжал себе своей доблестью бессмертную славу в веках, Александру же, из низменных побуждений истребившему этих людей, виновных лишь в том, что они остались верны своим законам, достались неумеренные восхваления при жизни и всеобщая ненависть после смерти.

Hо и перебив взрослых спартанцев, царь не успокоился. Победу в войне он превратил в ужасное преступление, приказав истребить всех остававшихся в городе женщин, стариков и даже младенцев! Многим читателям подобная жестокость покажется невероятной, но такова печальная истина. Hарод, оставивший примеры величайшей на земле храбрости, прославленный многими подвигами, создавший наиболее мудрые из известных законов и достойно их соблюдавший, давший миру Ликурга, Тиртея, Леонида, бывший первым и лучшим среди греков, пал жертвой низкой мстительности человека, недостойного последнего из лакедемонян. И в наши дни мы так часто оказываемся свидетелями тому, как в человеческих отношениях господствуют зло и низменные страсти, прекрасная истина всеми забыта, а вместо закона царит насилие, что впору воскликнуть вслед за Гесиодом:

Если бы мог я не жить с поколением пятого века!

Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться.

CXXI. Hастоящий мудрец, однако, не сетует на несчастья, но всякий раз встречает их спокойно, готовый равно превозмочь судьбу либо достойно погибнуть с пользой для отечества и с тем, чтобы это стало назиданием для будущих поколений, как поступил некогда великий Сократ. Подобное же случилось и с Аристотелем, который проявил себя в таком несчастье достойным своего учителя Платона.