Как я охранял Третьяковку - Феликс Кулаков

Давайте так. Ваша профессия разбираться в изобразительном искусстве? Чудесно. Вот и разбирайтесь на здоровье. Но только тихо, без куклуксклана и мракобесия. Признайте уж, пожалуйста, и мое маленькое право иметь собственное мнение. А не то пожалуюсь в Хельсинскую группу. Там шутить не любят, чуть что – сразу вызывают Шестой флот.

Вернемся к входам и дверям Третьяковки.

Если встать к Служебному входу лицом, то можно заметить справа от него большие чугунные, затейливой ковки ворота. Еще можно заметить, что за воротами есть такая же большая, обшитая деревом дверь (№ 71 согласно Реестру). Через эту дверь может пройти далеко не каждый работник Галереи. Лишь некоторые имеют такое исключительное право. Она вообще большую часть времени должна быть на замке, а открываться только в случае особой необходимости. Например, при завозе технологического оборудования, крупногабаритных экспонатов, мебели, и т. д.

В отличие от всех остальных третьяковцев, сотрудники Службы безопасности пользовались 71-ой дверью ежедневно и беспрепятственно. Она являлась во всех смыслах стратегическим объектом для «Куранта».

Во-первых, это был кратчайший путь из дежурки на улицу, а во-вторых, выкурить сигаретку или выпить чайку-кофейку на воздухе все-таки гораздо приятнее, нежели торчать в душной и мрачной дежурной норе. Там и лавочки очень кстати приспособлены. Сидишь, кофе пьешь, треплешься о чем-нибудь с соратниками, на девок глазеешь… Это хорошо.

Ключ от 71-ой двери, как и от всех других дверей Галереи, висел в дежурке, в специальном ящичке-сейфе. Берешь ключ, проходишь десять метров по извилистому коридорчику, потом поворачиваешь через холл направо и – оле-гоп! Ты у заветных врат. Только не забывай предварительно снять те врата с сигнализации – дрязги с сигнальщиками тебе ни к чему. Они и так считают тебя бездельником и никчемным прожигателем бюджетных средств.

Можно, конечно, направиться по коридору в другую сторону. Пройти мимо туалетов, мимо подсобных каморок, затем пересечь темный вестибюль, где стоят диваны и огромные пылесосы, и выйти, наконец, к Главному входу. Можно и так. Но это получится и дальше и неудобнее. Придется миновать орущий и галдящий на все голоса, как курятник, в который угодила авиабомба Экскурсионный отдел. Придется толкаться в дверях с посетителям. Придется мозолить своим праздным видом глаза галерейному начальству… На хера?

А еще в упомянутом темном вестибюле на упомянутых диванах обожают кемарить свободные от вахты бабушки-смотрительницы. Причем непременно и обязательно вытянув ноги в проход на всю подаренную природой длину. Споткнуться о них так же просто и быстро, как два пальца замочить. Это становится особенно драматическим происшествием, если у тебя в руках пара кружек с горячим кофе. Бабка сухая, обыкновенная и так орет довольно зычно, но ничто не сравнится с бабкой ошпаренной. Такая бабка влегкую дает децибел идущего на взлет стратегического ракетоносца.

Впрочем, это все несущественные частности и мелкие детали. Смысл рассказа состоит в том, что с апреля по октябрь весь личный состав «Куранта» не занятый на постах можно было застать здесь, для краткости «на 71-ой».

Здесь же 20 июля 1996 года, около восьми часов утра меня встретил Сергей Львович в окружении своих преданных янычар. Приветственная речь его была недолгой. Со слов начальника смены мне предстояло постичь секреты частноохранного мастерства под руководством некоего Димы Макарова.

Дима оказался кудрявым розовощеким молодцем и, наверняка, всеобщим любимцем. Ходит этакий ухарь-купец по ярмарке, шутки шутит, каблук о каблук поколачивает, подковы ломает пустой забавы ради, девок румяных за жопы мясистые щиплет.

Мы присели с ухарем-купцом на лавку, и некоторое время поговорили о всяких бытовых пустяках. Дима с ходу, без каких-либо смысловых переходов и сюжетных связок поведал мне про то, что он вчера выпил с друзьями немного водки. Поддерживая разговор, я тоже что-то такое припомнил из своего недавнего прошлого. Дима, одобрительно кивая головой, слушал с вежливым интересом. Остальные сотрудники, казалось, не обращали на меня никакого внимания. Тем неожиданней оказался ход молодого человека с фиолетовым лицом. Он стремительно подошел к нам и рапортовал:

– Петр!

– Феликс, – зарделся я в застенчивой улыбке.

– Я знаю, – строго оборвал меня Петр, и посмотрел так, будто хотел сказать: «Я, брат про тебя вообще многое знаю!».

Не дав опомниться, он также стремительно отвалил.

– Кто это? – спросил я Диму.

– А… Это Петя… Петя Чубченко, старший второго этажа, – отмахнулся тот.

Выяснилось, что вся Третьяковка умозрительно делиться на три территориально-административные единицы:

а) подвал,

б) первый этаж,

в) второй этаж.

То есть, как нетрудно заметить, эти монгольские улусы в целом совпадают с планировкой здания. Они в свою очередь рассыпаются на «зоны» – несколько залов, как правило, смежных. На втором этаже семь зон, на первом, если мне не изменяет память, восемь. Границы зон определяются огромными раздвижными дверями, спрятанными в стены. Эти двери закрываются на ночь.

Есть еще несколько отдельных периферийных постов, например, «Дом № 6», «Храм», «восьмерка», но сейчас это не так важно. Новобранцу отдельные посты в первые полгода службы никаким боком не светят. Надо сперва отстоять свое на этажах, хлебнуть солдатского лиха.

Сотрудники через каждый час меняются зонами, двигаясь по часовой стрелке. Условный сотрудник Х с «первой» зоны идет на «вторую», условный Y со «второй» на «третью», а такой же условный Z с «третьей» отправляется на «четвертую», и так далее. В общем, весь день как пони бегаешь по кругу, и круги в уме считаешь.

Из числа наиболее преданных Делу сотрудников назначаются так называемые «старшие сотрудники» – по одному на каждый этаж. Следовательно, имеются три старших сотрудника, в обязанности которых входит подмена частных охранничков на обед и оправку естественных надобностей.

Понятно, что старшие не были бы старшими, если бы от них требовалась только эта скучная малость. В нагрузку к званию прилагаются еще некоторые функции административного и надзирательного характера. Итак, дисциплина на этаже, развод постов, разборки с недовольными посетителями и нарушителями общественного порядка, обнаружение и воссоединение потерявшихся родственников, подъем инвалидных колясок на специальных лифтах, открывание-закрывание дверей, установка помещений на сигнализацию, сопровождение по Галерее художественных ценностей – все это тоже работа старшего сотрудника.

Но, едва ли не самое главное их предназначение, заключается в неустанном контроле и пригляде за рядовыми барбосами. Сукины сыны, предоставленные сами себе, так и норовят халатно пренебречь Уставом. Способов пренебрежения много. Можно, например, находясь при исполнении, сесть на стул. Не надо смеяться, это серьезный проступок – сотруднику на посту сидеть категорически не разрешается. Можно, припрятав газетку в ящике SLO, решать кроссворды. Можно играть в тетрис. Можно слинять с поста без спроса. Можно почесать языки, сойдясь на границах своих зон. И вот это был настоящий бич ЗАО ЧОПа!

Забегая далеко вперед, скажу, что когда я сам стал старшим сотрудником, то болтающие подонки сделались моей основной головной болью. Они прямо наговориться не могли, как будто их перед сменой неделями держали с заклеенными ртами в одиночных камерах! Сойдутся где-нибудь под «Богатырями», и давай: «ля-ля-ля, ля-ля-ля». А Служба по боку. Каленым железом жег я эту их дурную наклонность, да так и не выжег до конца. И чего только не придумывал, и как только не карал – все напрасно.

Завершая же обобщенный портрет старшего сотрудника, заметим, что по существу своему он есть сержант и держиморда.

Петро Чубченко был начальником унтер-офицерского состава. Причем был им совсем недавно, и даже понарошку. Он временно замещал в этой должности ушедшего в отпуск настоящего старшего сотрудника Андрюху «Кузю» Кузнецова. Томимый честолюбивыми помыслами, карьерист Петро искренне полагал, что прояви он достаточно рвения, сопряженного с незатейливой аппаратной игрой – и заветное звание перейдет к нему будто само собой. Мол, не может же начальство не заметить и не оценить такого ретивого хлопца.

Ха, вот чего-чего, а рвения у него было и впрямь предостаточно! В самый короткий срок он буквально насмерть задолбал всех своей неуемной тягой руководить строго, но справедливо. Служил в «Куранте» сотрудник по фамилии Крыканов. Так вот этот Крыканов умудрился написать (с чубченского, естественно, настоятельного благословления) аж две объяснительные записки в течение одного рабочего дня. Одну за разговоры на посту, другую за несоблюдение субординации. Крыканов предложил Петро, как бы это… Заняться сексом с самим собой, словом. Не мастурбацией, нет. Именно вот что сексом.