Как я охранял Третьяковку - Феликс Кулаков

– И в каких видах спорта я, по-вашему, преуспел, старина? – все же поинтересовался я.

– Футбол, – говорит, – акробатика на батуте, бег с барьерами на короткие дистанции.

Ну, это еще куда ни шло… Спасибо, что не гиревые ярмарочные забавы, не проламывание головой кирпичей на скорость. Хотя, конечно, тоже не сады Семирамиды. Если устроят проверку, то навряд ли я выбегу на стометровке из двенадцати секунд. Да и барьеры еще какие-то… Ладно, соврем что-нибудь, не впервой. Сошлемся на простреленную левую, толчковую.

– А батут тут у них есть? – озабочено осведомился я.

– Да ты что, откуда! – покрутил пальцем у виска Кулагин.

Тут я немного оттаял:

– Тогда еще вроде ничего…

Однако облегчение мое было недолгим. Кулагин сообщил, что я, кроме всего прочего, еще заявлен как специалист по радиоэлектронике, криптографии и лазерным технологиям.

– Ну, ёп тебя так! – кротко возмутился я. – Скотина, а лазеры-то тут причем?

Лазеры оказались тут при том, что такова была тема кандидатской диссертации начальника смены. И самый простой способ произвести на него благоприятное впечатление – непринужденная, раскованная беседа о лазерах. Этак, знаете ли, запросто: «Дифракция кристаллической решетки кадмия при предельно низких температурах (где t*< –275*) без сомнения оказывает решающее влияние на длину волны излучения. Не правда ли, коллега?».

Проклятая сволочь! Все пропало. Какая на хрен радиэлектроника, какая криптография… Что ж, прощайте, «мишки на дереве». Не ходить мне мимо вас в ослепительном галстуке, нарочно купленном позавчера во вьетнамском сэкондхэнде «Луччие одежды из ивропа». Прощайте и вы, не встреченные мной прекрасные девушки! Не увидеть вам небо в алмазах.

Я повторяю, Кулагин, проклятая сволочь, гори ты в аду!

Мой мысленный монолог был прерван появлением в зале третьего человека – уже знакомого мне бородатого парня из дежурки. Кулагин встрепенулся, подскочил со стула и заговорил вдруг излишне любезно:

– Позволь тебе, Феликс (Феликс —! – прим. автора) представить начальника нашей смены – Шнырева Сергея Львовича!

И разве что только стойку на ушах при этом не сделал, жалкий лизоблюд!

– Дифракция кристаллической… – начал было я, но, смутившись под недоуменным взглядом Сергея Львовича, осекся.

– Что, простите? – спросил он.

– Ничего, – быстро ответил я. – Мечтаю поскорее смешаться с бодрыми массами служащих.

– Да? – казалось, начальник смены был приятно удивлен. – Ну, тогда пойдемте.

– Пойдемте.

Сергей Львович привел меня обратно в дежурку, где передал по эстафете ЧП, который в свою очередь пригласил меня в уютный холл с приглушенным светом и мягкой мебелью. Как-то все это было странно. Стали даже закрадываться всякие нехорошие подозрения. Может Кулагин им еще чего-нибудь про меня присочинил? Э-э-э, так дело не пойдет…

Конечно же, глупые опасения оказались совершенно напрасны. Никакого харазмента не случилось. Не было, видать, у ЗАО ЧОП такого в заводе, чтобы кандидатов трахать.

С ЧП я проканителился примерно минут десять. Нет нужды стараться дословно воспроизвести этот разговор, так как он не был наполнен никаким смыслом вообще. ЧП, очевидно подозревая во мне нечистого на руку проходимца, задавал какие-то дурацкие, постоянно повторяющиеся вопросы с гэбэшной подковырочкой. Я старался не волновать его попусту и отвечать на понятном ему языке, оперируя в основном словосочетаниями «так точно» и «никак нет». Правда, один раз все-таки не удержался и изящно ввернул «простите великодушно, но не извольте беспокоиться по столь малозначительному поводу». Услышав это, ЧП чуть с дивана не свалился.

На протяжении всего нашего общения Эдуард Константинович озабоченно посматривал то на меня, то в недра толстой кожаной папки, которую бережно держал на коленях. Сверяясь с ее содержимым, и изредка делая какие-то пометки, он как будто проверял искренность моих ответов. Иногда его лицо принимало настолько мрачное выражение, что даже как-то не по себе становилось. «Блять! Да что там у него на меня?» – волновался я все больше и больше.

Внезапно, в самый кульминационный момент собеседования Эдуард Константинович вдруг вскочил и, не сделав никаких пояснений, поспешно скрылся, почти убежал. Даже папку свою волшебную позабыл. Воспользовавшись моментом, я быстро приподнял тисненный клапан и заглянул в нее. Сожру, думаю, весь компромат к чертовой матери!

В папке лежала газета «Из рук – в руки». Фломастером было обведено несколько объявлений о продаже «сорок первых» «Москвичей». На полях имелся довольно неплохой по технике набросок: маленький веселый человечек с огромным хуем наперевес едет куда-то на лошадке. Наверное, в гости.

Н-да… дела…

Не успели смолкнуть шаги ЧП, как тут же (словно он нарочно ждал за углом) в холл зашел Ушастый. Наблюдая за дальнейшими действиями своего потенциального сослуживца, я испытал странное чувство, которое можно охарактеризовать как «тоскливое ожидание беды». Особо не рассуждая, Ушастый выключил свет, и со словами «а теперь – спать!» развалился на соседнем диване.

– Послушай, любезный… – начал было я.

– Заткнись, уёбок! – беззлобно отозвался Ушастый, ворочаясь на подушках.

Устроившись поуютнее, он:

Во-первых, победно пёрнул.

Во-вторых, пробормотал «хор-р-р-рошо…».

В-третьих, сразу захрапел.

На все про все у него ушло не более десяти секунд. Чудо-человек.

Я, до глубины души потрясенный подобной непосредственностью, остался сидеть в темноте и задумчивости. И было мне озарение: «Да они здесь все слегка ебанутые на голову!». Не исключено, что на этом озарения не прекратились бы. Возможно, уже следующее было бы такое: «Ну-ка, ходу отседова!». Но тут как раз подоспел ЧП, чем навсегда изменил мою судьбу.

Дойдя до середины холла, он резко остановился и строго спросил пространство:

– Почему в помещении темно? И чем здесь пахнет?

Пространство безмолвствовало. Я, честно говоря, тоже не сообразил что ответить, засим малодушно промолчал. Пока ЧП догадался повернуть выключатель, прошло некоторое время. Обнаружив меня и уже крепко спящего Ушастого, ЧП с неприкрытым удивлением спросил:

– Что вы тут делаете?

Это в каком же, простите, смысле «что вы тут делаете»? Он меня не узнает уже, что ли? Ах, ну да… Он же человечка рисовал.

– Целуемся, – элегантно пошутил я.

– То есть, как целуетесь?! – «зам. по службе и без.» окаменел лицом.

«Пиздец!» – только и успел подумать я.

– Рогаткин! – это Ушастому, стало быть.

– А?! – подпрыгнул Ушастый. – Что?!

– Марш на пост! С тобой будем позже разбираться!

Эдуард Константинович был чрезвычайно взволнован.

– А вы, – это уже мне. – Вы нам не подходите!

Ушастый обиженно пробубнил про какой-то «резерв» и, нарочито шаркая ногами, затерялся в коридорах. ЧП стоял напротив, свирепо вращал глазами, и вероятно пытался просверлить во мне взглядом отверстие. Да, хорошего разговора о зачислении в штат «Куранта» не получилось, это уж как дважды два….

Поняв, что дельце не выгорело, я сокрушенно вздохнул и развел руками. Молчание становилось прямо-таки тягостным. Вдруг мимо, явно стараясь прошмыгнуть незамеченным, торопливо засеменил голенастый юнец в серой пиджачной паре. Его надежды были тщетны – от зоркого глаза ЧП не укрылась бы даже мышка-норушка, не то что этакий верзила.

– Гена! – громоподобно воззвал Эдуард Константинович.

Юнец вздрогнул и замер на полушаге, словно ожидая подзатыльника.

– Проводи товарища до выхода! – рявкнул ЧП.

– Пойдем, – прошелестел Гена и стремительно сорвался с места.

Я еле поспел за ним.

– Могу предложить вам пост в гостинице «Арктика»! – раскатистым эхом пронеслось мне вслед.

– Нет, спасибо! – в лад ему крикнул я, и уже вполголоса добавил: – Пошел ты на хер, козел, со своей «Арктикой»!

Юнец Гена повторно вздрогнул, словно епископ дублинский при слове «абортарий».

Так, а именно неудачей закончилась моя первая попытка пристроить своего миноносца в кильватер эскадры ЗАО ЧОП «Курант». Казалось, белоснежные гордые красавцы навсегда уходили прочь от меня в синюю океанскую дымку. Но…

3. «Погодите, граф! Снимите сначала сапоги»

Но я был бы не я, если бы так легко сдался. Мою мрачную решимость укреплял целый ворох соображений. Во-первых, о том, что я поступаю на службу в Третьяковскую галерею было известно, образно выражаясь, уже каждой собаке в Орехово-Борисово. Во-вторых, многие из этих собак мне откровенно завидовали. Неудача стала бы для них роскошным, но вряд ли заслуженным подарком. В-третьих, как неожиданно выяснилось, всякая девушка была только рада завести знакомство с таким культурным и перспективным чемоданом (некоторые, представьте себе только, вообще напрямую заявляли о своем желании иметь от меня детей!). В-четвертых, только-только успокоились домочадцы, перестали наконец-то вздыхать, охать и жаловаться равнодушным богам на своего родственничка – асоциального разгильдяя и бездельника. И тут вдруг что-то типа фиаско. Немыслимо…