Варварские нашествия на Западную Европу. Вторая волна - Люсьен Мюссе

Как впервые называются эти протославяне в классических источниках? Может быть, именно они выступают под именем антов, малоизвестного народа, населявшего внутренние понтийские земли, упоминаемого в V и VII вв. и явным образом соотнесенного со славянами в тексте Прокопия29? Так считают многие русские историки, хотя довольно часто анты изображались как враги «склавинов». Эти анты, по-видимому, имели тесные контакты с эллино-иранской степной средой, в то время как почти нельзя обнаружить следов их общения со славянами исторической эпохи. Следовательно, разумнее связывать со славянами «склавинов» греческих текстов и Sclavi, или Winidi, латинских. Уровень цивилизации протославян вызывает не меньше споров; для того чтобы приписывать антам наличие политического устройства и городов, предвосхищающих таковые в Киевской Руси, нет достаточных оснований: документы отсутствуют.

Продвижение славян в IV–VIII вв. Общие черты

Первым с определенностью говорит о славянах текст Иордана, который, в середине VI в., помещает их между южным Дунаем, Днестром и Вислой (анты занимали территорию между Черным морем, Днестром и Днепром). Следовательно, именно это время стало началом экспансии славян на юг. Почти сразу же информации становится больше. Продвижение шло по трем направлениям: на северо-восток, в тайгу; на запад, через германо-польскую равнину; на юг, в сторону Балкан. Степи, окаймляющие Черное море, и лесистые берега Балтики к востоку от Вислы, находившиеся в руках тюркских или балтийских народов, славяне поначалу не трогали.

В период правления Юстина I византийцы впервые вступили в прямой контакт со славянами в нижнем течении Дуная. И с этих пор им постоянно приходилось сталкиваться со славянской проблемой; однако им была известна лишь одна ее сторона — обращенная к югу. Латиняне, которые с конца VI в. встречались со славянами на п-ове Истрия, а затем, в VII в., — в Тюрингии, были озабочены этим гораздо меньше. Основные этапы этого движения разворачивались за пределами досягаемости тех источников, из которых они черпали свои сведения, в регионах, доселе не имевших истории. Поэтому вплоть до того момента, когда в конце IX в. христианские миссионеры, а также еврейские и арабские купцы, начали пересекать славянские владения из конца в конец, общая картина для нас недоступна. Итак, нам неизвестно очень многое. Например, изучение социального положения славянской массы только-только начинается. Базовой единицей являлось племя, но многие из них имеют названия чисто географического происхождения. Северяне Центральной Руси — это просто «люди с Севера», поляне из окрестностей Киева — «люди равнины». Другие же несут имена, которые встречаются по всему славянскому миру. Словене есть и на Руси, в окрестностях Новгорода Великого, и в восточных Альпах; хорваты встречаются в Галиции, Силезии, Богемии и Иллирии; сербы — на Балканах и на р. Шпрее. Все это вовсе не указывает на существование древних и достаточно упорядоченных общностей; по-видимому, среди славян частыми были расколы и перегруппировки. Выявить наличие настоящей наследственной знати мы не можем. Во главе некоторых из этих племен — но не всех, до этого пока далеко — стояли князья, чья власть, впрочем, была весьма неустойчивой. Старославянское название такого правителя, knyaz, князь (если взять его русскую форму), отдаленно родственное германскому kuningaz, «король», подразумевает, скорее, старшинство внутри расширенной семьи, нежели подлинную королевскую власть (Впоследствии многие диалекты почерпнули понятие королевской власти у Каролингского Запада. Известно, что имя самого Карла Великого стало нарицательным для обозначения правителя «на франкский лад» (напр, по- польски — krol). Иноплеменные искатели приключений не раз с успехом навязывали себя в качестве военачальников славянам на первых порах их политического развития. Однако некоторые народы, например, сербы в Лужице, или нарентане в Южной Далмации, довольно долго сохраняли «республиканский», или, точнее, олигархический, строй.

Религиозные верования не были ориентированы на поддержку политических структур. До IX в. все славяне были язычниками, но об их вере очень мало известно. Только в достаточно поздний период и в очень ограниченных регионах, где имело место соприкосновение с иноплеменниками, тюрками, или, преимущественно, скандинавами, можно заметить у некоторых из них хорошо структурированное язычество, обладающее пантеоном, представленным деревянными идолами: в X в. вокруг варяжских князей Киева, и особенно в XI и XII вв. у вендов Мекленбурга и Померании. Большинство авторов полагает, что для масс эти рафинированные формы язычества оставались чуждыми. Для южных славян сведения о развитых формах религиозности полностью отсутствуют.

Расселение славян нельзя объяснить одной потребностью в жизненном пространстве, ведь после ухода восточных германцев в Средиземноморье оно было направлено исключительно на запад. В качестве необходимой гипотезы предстает непомерный демографический взрыв. Он, так сказать, заступил бы на смену аналогичному росту населения, которое, как считают, произошло в II–V вв. чуть западнее, в германском мире. Однако нет смысла и говорить, что у нас нет никакого объяснения для этой волны повышения рождаемости, или падения смертности, катящейся с запада на восток. Тайна остается непроницаемой, тем более что политические объяснения, за которыми нам обычно так удобно прятать свое незнание, здесь не имеют силы: в эпоху великого переселения у славян не существовало государства, и ни о каком, собственно говоря, завоевании речь не шла. Там же, где оно имело место, как, например, на Балканах, оно являлось лишь побочным результатом движения, которое прежде всего имело в виду захват пахотных земель и пастбищ для скота.

Приход славян в Центральную и Восточную Европу

Труднее всего проследить продвижение на северо-восток, в современную Россию. Его напор испытывали на себе в основном финно-угорские племена, не имевшие истории, и все, что оно по себе оставило, — это археологические следы, прежде всего курганные захоронения. В особенном изобилии они встречаются на землях кривичей между верховьями Дуная и Волги, около Смоленска, а также вятичей — между истоком Дона и Окой, вблизи Орла и Воронежа; датировка их очень приблизительна — между IV и X веками. Около VIII в. славяне начали выходить из тайги, двигаясь в восточном направлении и достигая Волги, Оки и Дона. В этот период их путь отмечен укрепленными поселениями, связанными с оседлым земледелием, однако вскоре он был прегражден степными кочевниками. Мы не слишком много знаем о том, каким образом передовой отряд славян смог достичь низовий Дона, рек бассейна Азовского моря и в конце концов Таманского полуострова, на восточном берегу Керченского пролива, где в X в. основал княжество Тмутаракань, в большей степени знаменитое, чем действительно изученное. Независимо от мнения большинства русских историков, представляется, что движение вниз по Волге до самого Каспия, предположительно, имело место только в IX в. под руководством скандинавов-варягов и то, от случая к случаю. Равным образом, именно скандинавы установили прочную связь, через степь, между славянами Украины и Черным морем.

По-видимому, движение на запад началось в IV в., когда славяне на довольно почтительном расстоянии последовали за отходившими германцами. Оно должно было происходить на почти незаселенных территориях, во всяком случае, совершенно беспорядочно, а значит, поначалу мирным путем. После VI в. славяне должны были достигнуть восточной Прибалтики, безусловно, Эльбы и, совершенно определенно, Богемии и Восточных Альп. По всему этому фронту они наткнулись на германцев, остававшихся на месте, после чего совершали только незначительные шаги вперед. Последний прорыв до Заале и Майна, похоже, производился в VII и VIII веках из Богемии. Дальнейшая экспансия приняла форму роста численности населения внутри существующих границ.

Западная граница расселения славян хорошо известна по источникам и топонимам. Она начиналась на Балтийском побережье к западу от Любека, соединялась с Эльбой в пятидесяти километрах к востоку от Гамбурга, затем шла вверх по течению этой реки и Заале до местности к югу от Йены, иногда образуя значительные выступы в западном направлении, как, например, в окрестностях Люнебурга. Далее к югу лингвистическая граница прихотливо извивалась, пересекая долину Майна между Бамбергом и Байрейтом, а затем поворачивала к востоку на полпути между Богемским лесом и Дунаем, который перерезала между Линцем и Пассау. В Восточных Альпах пограничная линия была более неопределенной в результате перемещений, вызванных каролингскими завоеваниями, а впоследствии венгерским нашествием; она тянулась от восточных подступов Зальцбурга до прибрежных районов Триеста, а затем упиралась в Адриатику вблизи основания залива Кварнер, если не учитывать нескольких отклонений на территорию Фриуля.