Родео Лиды Карякиной - Людмила Сабинина

— Поднимемся? — пригласил я. — А то, хочешь, давай к Лидке зайдем, узнаем, почему не явилась?

Заходить к Карякиным не пришлось — все семейство находилось у нас на кухне. Еще от самых дверей мы услышали причитания тети Ани:

— И что это такое, господи! Хоть бы вы разобрались, Юлия Михайловна, мне уж и совсем непонятно, что с ней такое! Оттуда ушла, отсюда выгнали. Просто напасть какая-то…

— Да это все недоразумение! — сказала мама. — Надо сходить, выяснить, в чем тут дело. Я уверена, что никто и не собирается увольнять Лиду. Девочка она тихая, в конце концов, работник новый, ее учить надо…

— Тут нечего и выяснять, — оборвала Юлия Михайловна. — Факт остается фактом…

Мы остановились около кухонной двери. Страсти были накалены, и на нас просто не обратили внимания.

Тетя Аня сидела на табуретке и плакала. Хмурый Мишка жался у ее коленей. Лида стояла, прислонясь к стене, опустив голову.

— Факт остается фактом, — возвысила голос Юлия Михайловна. — Она потеряла работу.

— Так испытательный срок Лида уже прошла. Как же можно?! — не отступала мама.

— Так вот и можно! — мотнула головой Юлия Михайловна.

И спокойно начала ломать над кружкой бублик. В кружке дымилось подогретое молоко. На лице Юлии Михайловны, особенно на ее выпуклых скулах, рдел коричневый южный загар, волосы кудрявились крупной светло-желтой стружкой, должно быть, заново их покрасила.

— Говорила я, школу не бросать, — ныла тетя Аня. — Видишь, ума-то еще не хватает, училась бы, копила бы ум…

— Последний потеряешь тут с вами, — сквозь зубы сдерзила Лидка.

— Рассуди сама, — подкрепившись моченым бубликом, с новыми силами начала Юлия Михайловна, — вот поступила ты на место. Без образования, безо всяких связей, и вдруг благодаря мне такое место! Восемьдесят рублей, работа благородная, люди вокруг все интеллигентные! Ты что должна? Прежде всего должна подумать: я девочка молодая, позаботиться обо мне особенно некому, должна я сама о себе позаботиться, за это место держаться. И такт! Вся — внимание, вся — услужливость и такт, — Юлия Михайловна впала в свой обычный нравоучительно-елейный тон. — Фаина Петровна милейший человек, деликатнейший. Она всегда поймет, всегда объяснит, если надо. Она…

— Чучело она, вот кто, — не поднимая головы, пробормотала Лидка. — Чучело надутое.

— С ума сошла! — Тетя Аня всплеснула руками. — И что это с тобой делается?!

— Ничего не делается, — твердо заявила Юлия Михайловна. — Просто она всегда такая невоспитанная.

— Ничего подобного! — вспылила Лидка.

— Как ничего подобного? Вспомни, когда Фаина Петровна велела тебе перепечатать материал, а ты?.. Представьте себе, — она обратилась к тете Ане и маме, — «Некогда, говорит. — У меня, говорит, — своих бумаг накопилось». Отказалась, представьте себе. А надо было свои-то бумаги в сторонку отложить, а для Фаины Петровны постараться! Вот как, милая моя.

— По-моему, это неправильно, — сказала мама. — Прежде всего надо закончить свои дела. И если столько накопилось, как могла эта самая Фаина Петровна еще и свои бумаги ей подбрасывать? Недобросовестно это. Особенно со стороны старшей.

— Ну, хорошо, — не поддавалась Юлия Михайловна, — а что вы скажете насчет одного интересного разговорчика по телефону? Помнишь, Лида?

— Не помню, — буркнула Лидка.

— Так я напомню тебе. Начальник, понимаете, велел Лиде соединить его с Николаем Захаровичем из планового отдела. Ей ответили, что Николай Захарович уехал обедать. Знаете ли, что Лидуша наша сморозила?

— Господи, да что же такое? — испугалась тетя Аня.

— А вот что. — Тут Юлия Михайловна вытянула лицо, изображая Лидку. Получилось талантливо. — «Обедать? Это в одиннадцать-то часов? Да он еще сегодня на обед себе не заработал. Не успел».

На кухне воцарилось молчание. Я заметил, как мама поспешно отвернулась, скрывая улыбку.

— Ведь слова эти через пару часов дошли до самого Николая Захаровича, понимать надо! Вот и врага нажила.

Неожиданно Дельфин отодвинул меня плечом, протиснулся на кухню. Я просочился вслед.

— А что такое! — с ходу заговорил Дельфин. — Ну и нажила! Если он человек настоящий, не будет из-за этих справедливых слов придираться. Хороша и Фаина Петровна ваша — свою работу на других наваливать, благо повыше сидит!

— А этот откуда взялся? — презрительно протянула Юлия Михайловна. — Ба, да там и еще один. Ну, как говорится, вас не перекричишь…

— А мы и не собираемся кричать, — заверил я. — Мы просто послушать пришли. Интересно же.

— А что это за история с приказом? — спросила мама. — Лида начала было рассказывать…

Юлия Михайловна пожала плечами.

— Не знаю, это что-то для меня новое. Пусть сообщит сама.

И она, как всегда, после ужина принялась массировать лицо.

— А, ерунда все, — отбрыкнулась Лидка.

— Расскажи все-таки, — попросил Дельфин.

— Ну, дает мне Фаина Петровна бумагу, — монотонно начала Лидка. — Перепечатать велит и зарегистрировать. Приказ. Вот какой. «За невыполнение плана за второй квартал премировать заведующего плановым отделом тов. Соменко Николая Захаровича восемьюдесятью пятью процентами премии».

— Ну и что? — Юлия Михайловна перестала массировать лицо, вытаращила глаза.

— Как что? — удивилась Лидка.

— Ничего себе, — захохотал Дельфин. — «За невыполнение плана премировать…» Ну и ну!

— За невыполнение плана премировать заведующего плановым отделом, съехидничал я. — Чудеса, да и только!

— Вот я и подумала… — начала было Лидка.

— Ну хорошо, — сухо остановила ее Юлия Михайловна. — Скажем, формулировка тебя не устроила. Хотя твое дело было зарегистрировать, и все. Ну, взяла бы, составила другой черновичок, например: «В связи с невыполнением плана за второй квартал лишить заведующего плановым отделом тов. Соменко Н. З. пятнадцати процентов причитающейся ему премии». Поняла? Звучит иначе, хотя суть остается прежней. Уже не «премировать», а «лишить».

Все молчали. Вот так фокус!

— Ничего себе! — заорал я. — Никакой премии этому тов. Соменко не давать, раз работать не умеет. Гнать его надо!

— Поняла? — не обращая на меня внимания, внушала Юлия Михайловна. — А потом с этим черновичком-то к Фаине Петровне. И шепотком: «Фаина Петровна, а может, лучше так вот и так? Как вы думаете?..» Тактично, умненько, а Фаина Петровна, она сразу поймет, и ты внакладе бы не осталась…

Юлия Михайловна выдвинула ящик стола, достала баночку с кремом.

— Да что тут слушать, Лид, пойдем лучше погуляем! — Дельфин схватил Лидку за руку, потянул.

— Что это значит — пойдем! — спохватилась тетя Аня. — Куда это пойдем? У тебя-то дела в порядке, тебе и горя мало, а у нее… Никуда чтобы не ходить! Пускай дома сидит.

Я не узнавал ее, обычно такую тихую, кроткую тетю Аню…

— Ну а как все-таки получилось, что тебя уволили? — спросила мама.

Лидка молчала.

— Она сама все это устроила, — сказала Юлия Михайловна.

— Ага. Я сама ушла. Подала заявление и ушла. Вот как. — Лидка кивнула.

— Как же так, зачем же? — вскинулась тетя Аня.

— Так. Я этот приказ печатать не стала. Засунула его куда-то, и все. А Фаина Петровна как закричит: «Где приказ за номером пятьсот сорок четыре дробь двенадцать?..» Я говорю: «Не знаю где. Потерялся…» А она: «Вон! Сейчас же пиши «по собственному желанию»!… — «Пожалуйста», — говорю. И написала.

— Видали? — пожала плечами Юлия Михайловна.

— Мне кажется, дело это можно еще поправить, — сказала мама. — И, по-моему, заявление она имеет право забрать назад…

— Поздно, — вздохнула Юлия Михайловна. — Раньше думать было надо. Фаина Петровна живенько его на подпись снесла, и отдел кадров все тут же оформил.

— Что же теперь делать? — горевала тетя Аня. — Придется новую работу искать…

— И вот что я замечу, — доверительно понизила голос Юлия Михайловна. Не надо было заявление подавать. Ну зачем ты его подала?

— Она велела.

— А ты бы не писала, и все. Не понимаешь, что ли? Практически уволить человека у нас невозможно, раз он прошел испытательный срок и замечаний, занесенных в протокол, не имеет. Разве что по сокращению штатов… Но раз ты подала «по собственному желанию», это совсем другое дело… Просто удивительно, до чего человек не умеет заботиться о себе! — Она помолчала. — Что же, я сделала все, что могла…

— Ладно, Лид, — сказал Дельфин. — Ушла из этой лавочки, ну и правильно. Я на твоем месте тоже бы ушел.

— И я… Мы пойдем подышим полчасика, мам! Лида, пошли.

— Куда? — спохватилась тетя Аня.

Но мы все трое были уже у двери…

На улице к вечеру похолодало, на асфальте, подсвеченном неоновой вывеской аптеки, шуршали сухие листья. Мы вышли во двор, отыскали подходящую скамейку и, благо все общественники-пенсионеры нашего двора давно залегли спать, забрались на нее с ногами. Мы восседали на удобно выгнутой спинке скамейки и на такой высоте казались себе независимыми, гордыми и житейски умудренными людьми.