Зона поражения - Александр Бородыня
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Простите!
Дозиметр не унимался. Воткнутый в отворот плаща, он захлебывался в треске. Макар Иванович испытал неловкость. Женщина, наконец справившись с пуговицей, остановилась, чуть покачиваясь, перед ним, взгляд ее замер на говорящей булавке. И вдруг он увидел, как медленно растягиваются ее большие пунцовые губы. Она улыбалась.
2
«Зачем, дурак, записал ее телефон? Я что, буду заниматься этой проблемой? Да здесь и проблемы никакой, по всей вероятности, нет, — разглядывая мелко исписанную цифрами и именами страничку записной книжки, спрашивал он себя. — Все очень банально. Вывозили из Припяти и шубы во время эвакуации, не могли же каждую шмотку прозвонить. Взяла в комиссионке по дешевке. Получила дозу! Можно подумать по ее виду, что после аборта дамочка. Ну а кого можно родить, если ты ходишь в такой шубе восемь лет? Ничего хорошего родить нельзя!»
Он постучал закрытой авторучкой по страничке с уродующим ее строгую прямолинейность криво записанным телефонным номером, закрыл книжку и, как в детстве, уставился в незашторенное окно. Он сидел за своим старым письменным столом, оставалось только удивляться, что мать стол этот не выбросила, не вынесла на помойку, такой он был неудобный, потрепанный. Вместо того чтобы заниматься статьей, ради которой, собственно, и приехал в Киев, он, как в детстве, просто сидел и смотрел на проезжающие внизу машины, на фигурки пешеходов, на то, как в светофоре меняются разноцветные огоньки. Солнце припекало лицо, и собственная мысль сбивалась на идиотическое повторение.
«Мама не поедет… мама не поедет… мама не хочет ехать… — повторял он одно и то же про себя. — Мама не хочет ехать, мама хочет остаться здесь… она здесь привыкла. Она здесь живет с сорок шестого года… Сейчас она вернется из магазина и принесет полную сумку продуктов. Нужно куда-нибудь подальше засунуть дозиметр, иначе я не смогу ничего съесть, а она обидится!.. Нужно было раньше думать. Нужно было еще десять лет назад ее отсюда забрать!.. Теперь она не хочет ехать из принципа, все бегут, а она не будет… Десять лет назад она с радостью бы отсюда уехала, а теперь не будет».
Потребовалось усилие, чтобы оторваться от окна и вернуться к уже законченной, лежащей перед ним на столе статье. Текст показался нелепым, каким-то неряшливым, кривым.
«Пустые города. Квартиры с мебелью и коврами. — Он читал, как иногда случалось, сам себе шепотом. — Можно подняться, скажем, на третий этаж, войти и, опустившись в кресло, включить телевизор. Только за окном на улице ни одного человека, только во всем доме тишина. Припять — мертвый город, город, в котором открыты все двери…»
Обнаружив, что некоторые цифры в памяти его отсутствуют, Макар Иванович отложил статью и хотел сделать несколько телефонных звонков, сориентироваться и уже только после этого снова взяться за текст, но сперва застрял на зачем-то записанном, совершенно ненужном телефонном номере, а потом и вообще отключился. Стыдно. Срок командировки заканчивается послезавтра утром. И так здесь без дела уже четыре дня проторчал. Нужно было работать. Он опустил штору, снял с авторучки колпачок, поправил листок на столе. Привязанность к клавиатуре и тексту на экране монитора, которых здесь не было, неприятно напомнила о себе. Телефон стоял тут же на столе, под рукой — нелепый, массивный красный аппарат, и, когда он зазвонил, Макар Иванович сразу схватил трубку. Собственная, уже начатая статья вызывала такое отвращение, что он даже позабыл, что находится хоть и у себя дома, но не в Москве.
— Лейтенант? — Голос был знакомый, но понять, кто это, сразу не удалось.
— Вам кого? — на всякий случай спросил Макар Иванович, лихорадочно прокручивая варианты. Чей же это голос?
— Не узнал меня, лейтенант? Не узнал! Нехорошо старых друзей забывать, нехорошо. Ну, ты теперь, я слышал, большой человек…
— Кто говорит?
— Макарушка, это же я! Ну я, Макс! Помнишь Чехословакию? Градусник, зеркальце?
— Максим?
— Ну, наконец-то. А я уж думал, вообще боевого друга позабыл, журналист!
— Да неожиданно как-то получилось, — попытался оправдаться Макар Иванович. — Я же здесь случайно. Приехал на несколько дней. Сижу, понимаешь, над статьей, и вдруг звонок. Ты вообще как сам-то, жив? Тянет чешская пуля?
— Был жив! — Голос в телефонной трубке сразу переменился, стал жестче. — Ну это не важно. Я просто так позвонил, вроде отметиться. Прощай, лейтенант.
— Погоди! Погоди, не бросай трубку-то, — почувствовав неладное, попросил Макар Иванович. — Ты откуда звонишь, Макс? Макс, ты меня слышишь?
— Из больницы! — после приличной паузы сказал он. — Рак у меня, лейтенант. Так что прощай. Зря я тебе позвонил. Не надо было. Зачем, спрашивается, потревожил чужого человека. Прощай, не держи зла, лейтенант.
Какое-то время Макар Иванович сидел неподвижно, глядя на закрытую штору, сквозь которую прорезался солнечный диск. Красные огромные цветы, нарисованные на ткани, чуть покачивались. Телефон звонил долго, он снял трубку, сообразив, что это междугороднее соединение.
— Макар Иванович, приветствую. Самарин беспокоит. Макар Иванович, я чего звоню. Отправил я твоего Пашу в
Чечню. Во-первых, там что-то опять интересненькое раскручивается, а во-вторых, он очень просился. Так что ты не задерживайся там. Ты же его знаешь, привезет такой материал, что хоть со святыми выноси, и я его похабщину без твоей визы не выпущу. Ты меня хорошо понял? — Да, вполне!
— Ну так когда мы тебя ждем?
— Через три дня!
— А пораньше если?
— Пораньше, извини, Михаил Львович, не получится!
— Ладно! Я знаю твою ситуацию. Пусть через три дня.
Но не позже. Через три дня я хочу видеть тебя на рабочем месте прямо с утра. Маме привет передавай.
«Хороший человек, а какая сволочь… — подумал Макар Иванович, снова открывая записную книжку и перелистывая странички. — Привет матери. Будто он видел ее когда? Хотя видел, наверно, лет пять назад, когда она в Москву приезжала зубы чинить. Да должен быть у меня здесь телефон Макса, должен быть, или не переписал?»
Все-таки номер нашелся, он оказался в старой записной книжке, которую мать заботливо сохранила в ящике письменного стола. Диск аппарата под нажимом пальца поворачивался со скрипом, туго. После нескольких гудков, когда Макар Иванович, отчаявшись, хотел положить трубку (сколько все-таки лет прошло, номер мог сто раз измениться), на том конце отозвался немолодой женский голос:
— Слушаю вас, говорите.
— Добрый день. Извините, я узнал случайно, что Максим Данилович в больнице. Это старый друг его говорит, мы вместе в Чехословакии были, может быть, он рассказывал? Макар меня зовут. Макар Дмитриев.
— Рассказывал.
— Это его жена?
— Жена.
— Я хотел бы его навестить. Вы не могли бы мне сказать, в какой Макс больнице? — Нет,
— Почему же нет?
— Макс уже дома.
— Значит, он из дома звонил. Вот подлец. А сказал, что из больницы. Простите, а нельзя мне этого подлеца попросить к телефону.
— Максим умер.
— Вы же только что сказали, что он дома.
— Мы привезли тело из больницы сегодня утром. Максим Данилович умер два дня назад.
3
Статья лежала на столе перед ним, и ничего, кроме отвращения, не вызывала. Из всего написанного устраивало, пожалуй, только название: «Прозрачная граница», это терпимо, но это и все. Четыре дня были потеряны. Изматывающая поездка в Припять практически не принесла никаких свежих данных. Нужно было чем-то удивлять, но выходило — удивлять нечем.
«Нет новых фактов, так нужна какая-нибудь сентиментальная страшная история… Нечто душещипательное… — стараясь избавиться от неприятного осадка, вызванного последним телефонным звонком, соображал Дмитриев. — Какой-то оригинальный поворот, личная трагедия, какой-то простой пугающий случай!»
Он опять отодвинул рукопись и взял записную книжку.
«Женская мода, — сказал он себе, открывая книжку. — Дорогие читатели, сейчас вы узнаете всю правду о модных шубах. — Он быстро набрал номер и прижал трубку к уху, собственный цинизм помогал сосредоточиться. — Иначе у меня статья не клеится…»
— Я не поняла, повторите?
Голос на том конце оказался таким неожиданно беспомощным, таким нежным и тихим, что Макар Иванович моментально утерял весь свой цинизм.
— Моя фамилия Дмитриев, — сказал он осторожно. — Дмитриев Макар Иванович, я корреспондент газеты «События и факты». Несколько дней назад мы с вами познакомились на улице. Помните, вы дали мне своей телефон?
— И что? — отозвалось эхом в трубке.
— Я хотел бы встретиться с вами, Зоя. Вас действительно зовут Зоя?
— Зачем нам встречаться?
— Видите ли, Зоя… — стандартным своим оборотом было начал Макар Иванович и сам себя перебил, вдруг решившись идти напролом: — Вы знаете, что носите радиоактивную шубу?