Ардан - Ольга Рубан

Навалилась страшная усталость. Казалось, они провели в этом чертовом пазике большую часть своей идиотской, никому не нужной жизни…

…

После похорон дочери Ирка на несколько месяцев загремела в психушку. Наталья, мучимая ужасом, злорадством и виной, ходила к ней дважды в день. Если бы Ирка бросалась на нее с кулаками, плевалась или оскорбляла, она бы приняла это, как епитимью, и в душе успокоилась, но Ирка даже не думала ее обвинять. Она винила только себя.

«Проклятый заяц!», - причитала она, раскачиваясь на больничной койке, - «Что я за мать, если не предвидела опасность?!»

Наталья ожидала, что Хавьер тут же с возмущением отсеется из их жизни, но вместо этого он терпеливо дождался, когда Ирке станет лучше, уволился из посольства и забрал ее домой, в Бельгию. Вот только детей у них больше не получилось, а они, измученные смертью первенца, и не стремились к этому больше. Всю свою нерастраченную материнскую любовь Ирка обрушила на Лёху, осыпая его подарками и при любой возможности забирая племянника к себе на европейские каникулы.

Хавьер продолжил политическую карьеру, а Ирина затеяла прибыльный бизнес. Конечно, были у нее филиалы и в России. Они катались, как сыр в масле, в то время как Наталья с Мишей едва сводили концы с концами. Ирина пыталась помочь, подбрасывая Мишке то один интересный проект, то другой, но бизнесмен из него был так себе, и он, обычно через месяц, с фырканьем уходил «из дела».

Наталья внутренне бесилась от этого, уверенная, что Ирка просто мстит, подбрасывая ее мужу непосильные задачки. Что она слишком труслива, чтобы честно бросить перчатку и объявить войну, а потому пакостит окольными путями, но… каждый раз, доведенная до отчаянья бесконечным безденежьем и бытовухой, принимала и подарки, и деньги и работу …

…

- Слушай… А можно как-то просто повернуть назад?

Наталья вопросительно уставилась на мужа.

- Дыши глубже и не дергайся, - ответила она, - лекарство не сразу действует.

- Не нравится мне все это…

- Неужели? - Наталья хмыкнула.

- И все-таки? Мне кажется, это какая-то ловушка…

У Натальи засосало под ложечкой. Может, и Миша сейчас прокручивает все то же гавно…

- Прекрати, - прошипела она, - Ты прекрасно знаешь, что нет никакого протокола, чтобы повернуть все вспять.

- Может… просто вырубить эти чертовы будильники и выйти?

- Только попробуй! Или ты забыл, что на кону Лёхина жизнь?

Михаил заткнулся, а Наталья оглядела салон. С тех пор, как «сошла» старуха, пазик явно не двигался. Что, если они что-то случайно… нарушили? Или, может, автобус движется, но как в самом начале – совершенно незаметно?

- А если дело все-таки не в Лёхе? Может, она заманила нас сюда, в лесную чащобу, устроила со своими европейскими дружками маскарад, а теперь они затаились снаружи и ждут, когда мы не выдержим и выйдем, чтобы хором завопить «сюрпраааайз!!!».

Наталья не стала отвечать, видя, что Михаил и сам не верит в эту глупость и просто пытается успокоить себя болтовней. Им уже очень давно не двенадцать, и они не в детском лагере…

- Почему мы не трогаемся? – резко сменил тему Миша и в голосе его зазвенели явно истеричные нотки. Он потянулся к окну, намереваясь заглянуть под одеяло, но рука его замерла в нескольких милиметрах от него. Как это часто бывает у супругов, его явно посетила та же самая догадка, что и Наталью. И в то же самое время.

Пазик ждал… припозднившегося пассажира! Такого, которому не требуется стоять на пустынной трассе с поднятым пальцем… Такому машину подают к самому подъезду. С личным водителем и бутылкой шампанского в ведерке со льдом…

Супруги обменялись испуганным взглядом, почувствовав, что что-то… надвигается. Внезапно Лёха часто задышал и застонал во сне, отбиваясь от кошмаров. Порфирий начал дико метаться по клетке, а потом застыл, вжавшись в дальний угол. Бока его взмокли и ходили ходуном. Пламя в керосиновых лампах начало дико трещать и чадить, а потом разом потухло. Хворостовы, сами чувствуя себя мышами в клетке, вцепились друг в дружку и замерли.

Почувствовалось едва различимое движение. Казалось, темное нутро автобуса стало еще темнее. Слышалось что-то похожее на статическое потрескивание, запахло ладаном. Наталья взвизгнула, ощутив, как что-то отвратительно холодное и скользкое, похожее на огромную улитку, коснулось ее лица и принялось рисовать узоры на ее лбу. Следом сдавленно замычал и забился Михаил. Наталья перехватила его руки и пожала, посылая мысленный призыв – не двигаться и молчать…

Несколько секунд спустя Нечто отпустило их, отодвинулось куда-то в хвост салона. Супруги снова начали дышать, но хоть руки сами тянулись к головам, чтобы стереть «узоры», они не решались сделать это…

Близкое, хоть и совершенно безмолвное, присутствие черной тучи позади нервировало, наводило ужас, путало мысли. Глаза лезли из орбит, пытаясь рассмотреть что-то в кромешной тьме.

Когда будильники внезапно разразились бешеным и, как всегда, совершенно неожиданным перезвоном, они заорали, подскочили, сталкиваясь и ударяясь лбами, нашарили ручки носилок и, слепо тычась во все подряд, вывалились наружу. Отползли как можно дальше, подтягивая за собой спальник с сыном.

Лежа на палой листве они во все глаза смотрели на чертов автобус, готовые к погоне. К тому, что черное Нечто непременно последует за ними, разорвет их на части, пожрет и выплюнет…

Надо было хватать ребенка и бежать прочь, но они не в силах были даже пошевелиться и только жадно метали испуганные взгляды на занавешенные окна, пытаясь уловить движение. Но автобус казался совершенно пустым и давно заброшенным. Может, напряжение последних часов сыграло с их воображением злую шутку…?

- Порф…, - пробормотала Наталья, когда, наконец, смогла снова связно мыслить, - Надо забрать его…

- Ты спятила?! Он его наверняка сожрал!

- Да не было там никого… сами себя накрутили в потемках…

- Ты это серьезно?

- Я имею в виду, последнего… не было там никого…

Михаил сдавленно хмыкнул, от чего из носа брызнули сопли, и указал на нее пальцем. Она спохватилась, мазнула пальцами по лбу и уставилась на уже подсыхающие черные разводы. Несомненно кровь… бедный Порфирий…

Некоторое время они были заняты тем, что оттирали свои лбы и укладывали Лёху обратно на носилки. Он по-прежнему спал. Явно устал и замерз,