Андские рассказы. Возвращение домой - Павел Саксонов

И все-таки оставались вопросы, на которые, впрочем, священник отвечал, практически не задумываясь. Например: почему, коли так, призрак сразу не назвал ужасную сущность ее настоящим именем, прибегнув к сложной игре слов? Уж «Ланлаку» -то можно было и пальцем в воздухе начертить! Никаких «разночтений» не возникло бы! «А потому что, – в лице священника снова появилось что-то очень детское и наивное, – и здесь всё пошло совсем не так, как могло бы, если бы мы имели простую данность: вот зло, а вот побеждающее зло добро. Не все так просто. Помните, призрак плакал, указывая на место захоронения? Помните, с какой нежностью он положил на корни дерева женскую шапочку с помпончиками? Ведь все это прямо свидетельствует о том, что, как бы он ни поступил с Ланлаку, раскрыв ее истинное „лицо“, он и сам пал жертвой ее чар! Пусть она сама влюбилась в собственную жертву, но и выбранная ею жертва полюбила ее саму! Уже только поэтому призраку молодого человека было непросто называть свою любовь настолько прямым и настолько ужасным именем. Но и этого мало. Даже умерев, он не желал ее возвращения в мир. А ведь, согласно верованиям, всего лишь назови Ланлаку ее настоящим именем, всего лишь позови ее таким образом, и она придет. Да и только ли согласно древним верованиям? Все, чему мы являемся свидетелями прямо сейчас, все это демонстрирует нам, насколько сложно устроен мир: и зримый нами, и тот, о котором, пока мы сами не умрем, мы мало что знаем. Возможно, умерев, молодой человек на собственном опыте убедился в том, что имя Ланлаку и впрямь лучше не называть». Но что же все-таки случилось на заправке? Почему именно на ней? Причем тут испугавшийся тогдашний кассир? Куда подевалась семья из Лимы? Почему Ланлаку, собираясь вернуться для мести, намеревалась сохранить в тайне место гибели тела той, кого принимали за студентку из Боливии – Марию Эспиносу? Какой в этом смысл? Если Ланлаку нельзя убить простым кухонным ножом, разве она не может вернуться и без сохранения каких-то тайн, приняв то же самое обличье? И зачем молодому человеку понадобилось возвращаться на заправочную станцию в Рождественскую ночь – в ночь необычного звездопада?

«Ланлаку, конечно, может легко вернуться и сама по себе, – священник стал очень серьезным. – Ей ничто и никто не мешает прямо сейчас открыть вот эту дверь и войти вот в эту комнату…» Журналисты и полицейские с испугом уставились на дверь, но та, к счастью, не открылась и никто в нее не вошел. Однако от слов священника волосы на головах дыбом встали у всех. «Но ей это не нужно. По крайней мере, я на это надеюсь. Ей нужно было вернуться в мир в точности в том же обличье, в каком ее убили, а это возможно лишь в том случае, если сохранились останки: только по ним она способна воссоздать тот облик. Но главное, это возможно еще и только в том случае, если снова откроются ворота между мирами, потому что физические останки не принадлежат ни миру мертвых и нерожденных, ни тому неизвестному миру, в котором обитает сама Ланлаку. Я надеюсь, что она по-прежнему желает вернуться в наш мир именно в том обличье, а не в каком-то новом, иначе мы можем ее и не узнать. Ведь ей и в самом деле ничего не стоит взять любое другое тело и затесаться в нашу компанию… ну, скажем…» – священник ненадолго задумался. – «Скажем, под видом выпускницы полицейского училища. Или журналистки-стажерки, направленной на практику в вашу газету или на ваш телевизионный канал. Я очень на это надеюсь…» – священник хмыкнул, увидев вытянувшиеся лица, и поспешил исправиться: «Очень надеюсь на то, что ей по-прежнему нужен облик Марии Эспиносы. Я надеюсь на это, потому что никаких явных причин для возвращения именно в нем у нее вроде бы как не осталось. Да, она хочет отомстить, а месть сладка лишь при определенных условиях, особенно если это – нечто инфернальное вроде восстания мертвых из могил. Но она должна знать, что ее возлюбленный и одновременно убийца уже и сам мертв. Остается только кассир, принимавший участие в убийстве и собиравшийся принять участие в еще одной процедуре, но… кассиру-то можно отомстить и в любом другом образе. И все же, я надеюсь, что и это не так. Да и сами-то мы ничего не знаем о судьбе тогдашнего кассира: ни что с ним, ни где он. Возможно, и он уже давным-давно мертв. Но будем надеяться на лучшее».

Но что же случилось на заправочной станции? «Думаю, вот что…» – священник дотронулся рукой до крестика: видимо, дальнейшее ему нравилось далеко не так, как приключившийся с Ланлаку конфуз. – «Когда молодой человек понял, что имеет дело отнюдь не с обыкновенной безобидной девушкой, которую можно любить, как можно любить любую обычную девушку; насчет которой можно строить любые планы на будущее: создать семью, родить детей… Как только он понял, что имеет дело с самым страшным существом из всех, о каких только повествуют старинные легенды, он и действовать начал в точном или почти точном соответствии с рецептами старинных легенд. Разумеется, настолько, насколько это было возможно, учитывая современную данность, явно отличную от данностей далекого прошлого. Он узнал, что прогнать Ланлаку – хотя бы в теории – можно: если ее убить на священной линии – секе или siq’i, если воспользоваться кечуа. Но где такую линию взять? Когда-то только в окрестностях Куско их было множество. Но пришедшие в Империю испанцы постарались уничтожить всякое зримое представление о них, оставив лишь довольно путаные и противоречивые слухи. С течением времени и с подачи многочисленных комментаторов информация запутывалась все больше. Конечно, все это было сделано не из каких-то тайных побуждений, а просто потому, что испанцы в линиях видели проявление язычества, с язычеством же они, понятно, боролись, как могли. Например, они уничтожили все, какие нашли, мумии – объекты особого поклонения, эту разновидность waka – вместилища духов, места обитания божества, советчика на все случаи жизни, тревожить которого, впрочем, по всяким пустякам не рекомендовалось. Постарались стереть из языка значения некоторых названий тех или иных природных объектов, находившихся на линиях секе и своими названиями это подтверждавших. В общем, проделали серьезную работу по искоренению языческих представлений попавшего под их власть народа. А это, в свою очередь, добавило хлопот и несчастному молодому человеку уже нашего времени: как найти такую линию? Да еще и желательно такую, чтобы Ланлаку ни о чем не догадалась и встала на нее? Конечно, над наивностью юноши можно посмеяться, но вообще-то смешного тут мало. Он, полагаю, с ног сбился и всю голову сломал, пытаясь решить проблему, реального решения которой не существовало: нелепо даже думать о том, чтобы Ланлаку не разглядела священную линию! Думать так – все равно что думать, будто дьявол не видит крестов на крышах наших церквей, не слышит колокольный звон и не понимает слова молитвы. Но юноша, как ни странно, определенного успеха все же добился. Наверное, в этом ему помог сам Писак, а точнее – его окрестности, буквально переполненные имперской стариной. Недаром же Писак настолько популярен у туристов! Наверное, он понял суть самой системы, в соответствии с которой проводились линии секе: ведь проводились они не только из Куско, но и отовсюду, где имелись какие-нибудь места поклонения или места, на которых располагались храмы. Думаю, он понял это, осмотревшись в руинах и с топографической картой в руке: примерно так же, как вы сами сообразили насчет прямой между бывшим участком родителей юноши и заправочной станцией. И вот вам ответ на еще один вопрос: почему заправка? Да именно поэтому! Так же, как и вы, молодой человек определил линию, но, в отличие от вас, понял возможность ее практического использования. Однако позвать Ланлаку в дом своих родителей он не мог: не убивать же ту, которую все видели как самую обычную девушку, на глазах у собственных отца и матери! И ни на каком другом участке линии сделать это было невозможно: кто же пустит к себе ради такого дела? Оставалась заправочная станция, с кассиром которой молодой человек наверняка был знаком и о котором, скорее всего, знал что-то такое, что помогло бы его уговорить. Что именно, утверждать наверняка не возьмусь, но, думаю, самая простая вероятность – самая верная. Думаю, кассир подрабатывал чем-нибудь незаконным. Скупкой и продажей краденого по мелочам. Или торговлей липовыми „артефактами“ якобы доколумбовой эпохи. Или…»

Комиссар Писака перебил священника: «Вряд ли. При тогдашнем уровне коррупции в нашем ведомстве это происходило бы при прямом покровительстве полиции. И пусть тогда я только-только поступил на службу, но все равно: знал бы об этом. Поэтому – нет: кассир не подрабатывал ни скупкой краденого, ни торговлей липовыми сувенирами. Он, насколько мне известно, даже топливо не разводил, потому что и это контролировалось отнюдь не только Петроперу – владелицей заправки».