Хаосовершенство - Вадим Панов

— Почему?

— Потому что я услышал от тебя то, что ты не сказал, — Станцию будут штурмовать. Ведь так?

Прямой вопрос — прямой ответ.

— Ты сам подвел государства к этому решению.

— Почему они не хотят подождать до запуска? Понятно же, что после него я отдам технологию.

— Тебе не верят. Твои действия кажутся странными.

— Какие? — Резким движением Кауфман взлохматил серые волосы. — Кроме повышенной секретности, разумеется.

— «Науком» стягивает производства к Станции.

— К источнику новой энергии, — уточнил Мертвый. — Это логичная оптимизация производственного процесса.

— Плохое объяснение.

— Другого нет.

— Но если все так просто, какого черта ты не соглашаешься раскрыть технологию сейчас?

— Я уже ответил.

— Не веришь государствам?

— Не верю.

— Почему?

— Потому что то, что легко дается, — невысоко ценится. Если я продам технологию сейчас, государства сочтут это своей победой. Что бы я ни попросил взамен, какие бы условия ни выставил — они все равно решат, что победили. Эта продажа станет концом Анклавов.

— Анклавы обанкротились.

Странное, если не сказать — преступное, заявление прозвучало в устах президента СБА весьма весомо. Он искренне верил в то, что говорил. А вот Кауфман придерживался другой точки зрения.

— Государства обанкротились еще раньше, когда допустили появление Анклавов. Ты просто не понимаешь, что наблюдаешь противостояние мертвецов. Заполучив технологии силой, а ведь все именно так: они угрожают и получают что хотят, пусть даже и в результате компромисса. Так вот, заполучив технологии силой, государства вообразят, что всё осталось по-прежнему, что мощь и мускулы решают всё, и станут использовать новую энергию в военных целях. Через год или два обязательно начнется большая война.

— А ты хочешь начать ее сейчас?

Его не поняли. С ним не согласились. Мертвый устало откинулся на спинку кресла и пожал плечами:

— То, что я хочу, свершится через несколько месяцев. Я построю Станцию. Я открою новую эпоху. И если в твоих словах было хоть пять процентов искренности, ты не будешь разочарован, Ник. Ты увидишь, что я был прав. Но сейчас, если ты хочешь договориться, ты должен без разговоров и условий встать на мою сторону и делать то, что я приказываю.

«Честное ли это предложение?» Поразмыслив, Моратти решил, что да — честное. Его действительно готовы взять в команду. Но насколько велики ее шансы?

— Ахо и китайцы не остановятся, — протянул президент СБА.

— Я знаю.

— Тебе не позволят стать королем мира.

— Мне и не надо.

— Чего же ты добиваешься?

— В настоящий момент, Ник, я бегу к своей цели. И остановить меня можно лишь одним способом.

«Компромисса не будет, договора с государствами не будет. Штурм Станции неизбежен, как и неизбежно поражение команды Мертвого». А потому ответ на предложение присоединиться к закусившему удила директору московского филиала СБА прозвучал однозначно:

— Они тебя остановят, Макс. Они пойдут на всё.

— Есть разница между «пойти на всё» и «добиться своего», — равнодушно ответил Кауфман. — Увидимся, когда все образуется.

Даже самый секретный разговор должен кто-то обеспечивать, контролировать связь, наблюдать за безопасностью, а также слышать всё, о чем говорят высокие собеседники. Именно поэтому в качестве операторов и Мертвый, и Моратти использовали самых доверенных людей.

Окончив разговор, Кауфман отключил коммуникатор, толкнулся ногами, заставив кресло отъехать от стола, и, когда оно прижалось спинкой к стене, посмотрел на сидящего за вторым коммуникатором молодого, лет тридцати пяти на вид, мужчину.

— Что скажешь?

— Господин Моратти показался мне искренним, — бесстрастно ответил Щеглов.

— Согласен.

На первый взгляд Мишенька Щеглов, начальник Управления дознаний и первый заместитель директора московского филиала СБА, производил впечатление равнодушного и несколько отстраненного человека. Неспешные жесты, негромкий голос, аккуратная прическа, стильные квадратные очки, за линзами которых прятались всегда спокойные глаза, — казалось, Мишеньку на этом свете ничего не интересует. И было непонятно, как человек с такой внешностью мог заслужить славу лучшего дознавателя СБА. Было непонятно до тех пор, пока ты не оказывался на допросе.

— Но в то же время господин Моратти был несколько навязчив.

— Ничего удивительного для человека в его положении, — хмыкнул Мертвый.

— У господина президента масса проблем, — поддержал шефа Щеглов. — Тритоны Сорок Два терроризируют экономику. Уровень жизни в Анклавах стремительно падает. Государства стягивают к Станции войска. Верхолазы паникуют, и все выходит из-под контроля.

— Ужасно.

— Согласен, доктор Кауфман.

— Но для чего ему понадобилась встреча?

— Возможно, господин президент действительно хотел договориться? Попытался ухватиться за соломинку.

— Я ему предложил.

— Полагаю, господин президент оптимистично считает, что шансы его команды предпочтительнее, — скромно заметил Мишенька.

Мертвый усмехнулся.

— Все слишком далеко зашло. Нику не позволят перейти на нашу сторону, даже если бы он захотел.

Кауфман знал, что Моратти давно сделал ставку на китайцев и сейчас фактически является их агентом влияния. И именно поэтому был удивлен самим фактом разговора.

— У нас разные цели.

Эта фраза объясняла всё и подводила окончательный итог. Разные цели. И если задачи, которые пытается решить Моратти, Кауфману ясны, то чего пытается достичь Макс, Нику недоступно. Разные цели. Сделка невозможна.

— А вот с этим я вынужден согласиться, — бесстрастно кивнул Мишенька.

Самое интересное, что Моратти действительно был готов принять любые условия Кауфмана. И причиной, по которой Ник вызвал Макса на разговор, был редчайший для президента СБА приступ неуверенности и страха за будущее. Не только за свое, но и за будущее общества, как бы пафосно это ни прозвучало. Моратти прекрасно понимал, что напряжение растет, что глобальный нарыв противоречий готовится лопнуть кровью и остановить его можно лишь неожиданным, а самое главное — глобальным ходом.

Таким, как начало строительства Станции, — люди поверили, что из тупика, в котором оказалась цивилизация, есть выход. Люди ощутили надежду. Люди считали дни до запуска, поскольку не сомневались — мир изменится. Импульса хватило на целых полтора года. Государства перестали конфликтовать по поводу нефтяных месторождений, локальные войны были заморожены, и даже сводки СБА выглядели неожиданно хорошо: утихли этнические конфликты, взаимоотношения в Анклавах стали дружелюбнее. Все замерли в ожидании.