Ночь Седьмой тьмы - Дэниел Истерман

– Извините. Я уже задал взбучку сержанту Московицу. Он больше привык иметь дело... – Лейтенант замолчал, смутившись.

– С проститутками?

– С людьми, которые попадают в неприятные истории.

– Я попала в неприятную историю.

Он кивнул:

– Извините. Да, это так. Послушайте, здесь через улицу напротив есть ресторанчик, где можно выпить настоящего кофе.

– Сколько времени?

– Первый час. Вы хорошо спали?

– Нет. Я видела сны. Вы можете мне сказать, что происходит?

– Расслабьтесь. Док сделал вам укол. Вчера вам здорово досталось. Как вы себя сейчас чувствуете?

– Все онемело. Я... А это обязательно должен быть кофе?

Он покачал головой:

– Нет. Как насчет молочного коктейля?

Она улыбнулась. Не широко, но это была улыбка.

– Я представляла себе что-нибудь вроде «Джека Дэниэлса».

Он улыбнулся в ответ:

– Я знаю, но доктор...

– Пусть доктор идет на...

Он притворился потрясенным.

– О'кей, леди, как скажете. «Джек Дэниэлс» – так «Джек Дэниэлс». Я знаю одно место на Декалб. Моя машина стоит перед отелем.

Он поднялся, его глаза спокойно изучали ее лицо. Когда-то она была красивой и все еще оставалась такой в несколько поблекшем виде. Красивой и печальной. Уголки ее маленького рта были опущены, глаза напоминали тихие окна, которые невидимая рука занавесила бледными шторами. Ему нравился ее акцент: немного французский, но с примесью еще чего-то, чего-то более темного.

«Интересно, что за сны ей снились, – подумал он. – В полицейской академии нас не учили, как работать со снами». Он окинул взглядом аккуратную убогость дома на полдороге. Никто не рассказывал ему о своих снах, но в месте вроде этого именно сны значили для людей больше всего. Некоторые сны были необходимы им просто для того, чтобы выжить; от других они всю свою жизнь пытались убежать.

Она последовала за ним через улицу к его машине. Уже некоторое время шел холодный моросящий дождь, мелкие капли нескончаемой чередой падали с неба цвета сланца. Дождь пришел с северо-востока, из пролива Лонг-Айленда. Улицы были серыми, бесчестными и пустыми. Куда она ни поворачивала голову, везде видела только дождь и бетон. Мимо просеменила голодная кошка, ища, где бы укрыться.

Она заметила, что он наблюдает за ней, угадала, о чем он думает. Он был худым, действительно похожим на еврея, выглядел слишком интеллектуальным для полицейского. Она решила, что ему, должно быть, года тридцать четыре или тридцать пять. Его чернью как смоль волосы редели на висках, на подбородке синела короткая щетина. Он казался немного растерянным.

Они медленно поехали на восток вдоль Мертл Авеню. Абрамс молчал, не уверенный, как себя с ней вести.

Она сидела, подавшись вперед, без всякого выражения глядя сквозь ветровое стекло на обычные унылые улицы. Жестяные банки и разбитые бутылки, собачьи фекалии и использованные шприцы; дождевая вода впитывалась в изломанный и искореженный мир страха и ненависти, квартал за кварталом отвердевшей злобы и любви, прогоркших и ставших никому не нужными.

За какие-то несколько часов весь этот мир стал холодным и чужим, и она осознала, словно в первый раз, как глубоко она ненавидела и презирала его. Анжелина отвернулась, ища взглядом солнце, но кругом был только дождь, и бетон, и балдевшие от метадона[6]наркоманы, жмущиеся тесными кучками в подъездах Кингсвью.

Они повернули направо на Классон, миновали полицейский участок, выехали на Де Калб. Он прижался вправо у следующего квартала и поставил машину во второй ряд. Она вдруг поняла, что он так и не заговорил после того, как они сели в машину.

4

Бар был наполовину пуэрториканским, наполовину итальянским. Именно поэтому его и назвали «У Мэрфи»[7]. Он был почти пуст: горстка студентов-графиков из института Пратта, сменившийся с дежурства полицейский, парочка черных девушек по вызову, пришедших с Бед-стрит, чтобы отстоять дневную смену, старый сицилиец, вполголоса беседовавший на просторечном итальянском с человеком за стойкой. Приглушенный свет, узкие кабинки с сиденьями из искусственной кожи, полу стершиеся таблички на итальянском и испанском, кислый запах виски, маленькие призраки мелких мечтаний. В вычурных потускневших зеркалах позади стойки беспомощно мерцали преломленные образы разноцветных бутылок.

– Вам здесь нравится? – спросила она.

– Нет, – ответил он. – Но тут тихо. Нет ни музыкальной стойки, ни телевизора. Нам нужно поговорить.

Она спросила «Джек Дэниэлс». Он принес бутылку и два бокала, поставил их на столик между ними.

– Как же это получилось, что такая милая девушка, как вы, начала пить вот это.

– Я не милая девушка.

– Нет?

– Нет.

Они сидели в тени, в отдельной кабинке в глубине бара. На стене тусклая лампочка прятала свой свет в пыльном абажуре. Он налил ей полный бокал и наполнил свой до половины. Ее руки дрожали, когда она подносила бокал ко рту. Бокал стучал о зубы. Лейтенант промолчал, наблюдая, как она изо всех сил прижала бокал к губам; виски пролилось ей на подбородок. Ее глаза ярко блестели от слез. В волосах виднелись капельки дождя.

– Когда вы в последний раз видели своего мужа? – спросил он.

– Я не понимаю...

– Вы сказали, что вы замужем, когда мы беседовали с вами вчера.

– Я сказала? Наверное, сказала. Я не помню.

– Вы сказали, что его зовут Рик, что он преподает в университете Лонг-Айленда.

– Правильно. Он антрополог. Большой человек, очень важный. Читает курсы по религиям Африки и стран Карибского бассейна. Иногда еще трахает своих студенток. – Анжелина поставила бокал на стол. Непонятно как, но она сумела выпить почти половину. Она заметила, что он не притронулся к своему.

Ее глаза были порочными и зелеными, как у ящерицы, большие, с крошечными крапинками янтаря, рассыпанными по самому внешнему краю зрачков. Эти крапинки исчезали, как пыль, при малейшей тени. Прикрытые глаза, одурманенные сном – сном, от которого она не просыпалась уже сорок с лишним лет. Глаза цвета морской глубины, познавшие утрату, разочарованные, одинокие, пропитавшиеся снами. Она без смущения остановила их на его глазах, не мигая, моля о каком-нибудь видении, выходящем за простые рамки человеческого зрения.

Он посмотрел на нее с печальным выражением:

– Вы сказали, что позавчера вечером поссорились с ним. Это правда?

– Поссорились? Да, наверное. Он ушел из дома. Такое случалось и раньше.

– Из-за чего? – Он нерешительно помолчал. – Эта ссора, она касалась одной из его студенток?

Анжелина подняла бокал, сделала глоток, поставила его на место.