Обманувший дьявола - Игорь Ягупов

Полоса света, который Юлька включила в коридоре, ворвалась в комнату с внезапностью волны, взломавшей сопротивление плотины. Желтый поток залил угол и захлестнул стоящую там фигуру. Андрей невольно дернулся вперед, чтобы сдержать свет, загородив бабушку своей тенью. Но было поздно.

Еще несколько мгновений – и свет погас. Юлька педантично выключила его, перед тем как покинуть ненавистную ей сейчас до глубины души квартиру. И хлопнувшая дверь возвестила о ее уходе.

В нарушаемой лишь светом свечей темноте Андрей вновь стал напряженно вглядываться в дальний угол. Но там больше никто не появился. Решив не искушать судьбу (еще неизвестно, кто мог прийти к нему из темноты), Андрей встал и зажег в комнате электричество. Это не принесло ему ожидаемого спокойствия. Еще более, казалось, сгустившаяся тьма в коридоре вызвала у него новый приступ необъяснимого страха. А нахлынувшая в очередной раз тошнота заставила зайтись приступом удушливого кашля, от которого заломило грудь.

Прижав руку к груди и тяжело хватая ртом воздух, он почти заставил себя пройти в коридор. Щелчок выключателя показался ему оглушительным. Но темноте пришлось отступить в спальню. Андрей проследовал за ней. Он не хотел дать своему врагу ни единого шанса. Он собирался изгнать его из своей квартиры полностью и окончательно.

Вслед за спальней осветилась кухня, потом ванная. Вернувшись в коридор – стратегическую точку, которая позволяла одним поворотом головы заглянуть во все помещения компактной квартиры, Андрей торжествующе оглядывался по сторонам. Темноты больше не осталось у него в доме.

А если свет начнет гаснуть? Эта мысль внезапно пришла ему в голову, когда он вспомнил о курилке. Ведь там произошло именно это. И что тогда? Что ему делать? На всякий случай не надо гасить свечи. Хотя тому, кто может заставить без всяких выключателей и реостатов медленно угаснуть электрическую лампочку, не составит никакого труда задуть их дрожащее пламя.

И эта тошнота. Хотя теперь, когда он отведал Юлькиной стряпни, для нее было вполне естественное основание. Вернуть Юльку, чтобы не ночевать одному? Андрей представил, как звонит ей на мобильный, кается во всех смертных грехах и просит вернуться. Она вернется. Тут нет сомнений. Но когда он представил себе торжествующий вид подруги, его затошнило еще больше.

Пойти к родителям? Он уже думал об этом по дороге домой. Но по подоконникам вновь барабанил проливной дождь. Вызвать такси? Но как он узнает, что это обычный таксист, а не… Теперь он боялся оставаться один на один с незнакомыми людьми. В сравнении с автомашиной на залитых водой и оттого пустынных улицах квартира казалась менее уязвимой. Да, он останется дома. Так будет лучше. Хотя он не был в этом уверен. Единственное, что он знал наверняка, так это то, что уснуть ему сегодня не удастся.

6.

Было около полуночи. Андрей сидел на ярко освещенной кухне. На плите закипал чайник. В его выпуклых никелированных боках комната отражалась изуродованной, словно искаженной гримасой боли. А сам чайник походил при этом на коробку, в которой кипятят хирургические инструменты. Как же она называется? Андрей никак не мог этого вспомнить. Впрочем, неважно. Если его болезнь будет прогрессировать, он скоро сам сможет спросить об этом у медсестры, когда та придет в палату делать ему очередной укол. Возможно, его привяжут к этой самой кровати ремнями, чтобы он не отбивался. И тогда проклятый богом и людьми Пров безнаказанно подкрадется к нему. Он уже ощущал его холодные и скользкие пальцы у себя на шее.

Андрей вздрогнул и огляделся по сторонам. Все было спокойно. Но такое спокойствие обычно называют обманчивым. Что-то наваливалось ему на грудь, давило, заставляло тяжело дышать. И, как казалось, только кружка горячего чая сможет унять ту тошноту, что не отпускала его весь день.

Чайник засвистел. Звук, который он издавал, был резким и наряженным. Как будто чайник звал на помощь. Чтобы его сняли с плиты, прекратив тем самым адские муки, которые он испытывал. Андрей невольно напряг слух. Точно ждал, что кто-то или что-то отзовется из комнаты. И уже его самого посадят на эту плиту.

Он встал, снял чайник и выключил газ. Превозмогая страх, прошел в комнату и вернулся оттуда с телефоном. Он не хотел оставаться там, возле стола со свечами. Казалось, тот был приготовлен для покойника. Почему он позволил Юльке уйти? Ему нужен был сейчас живой человек. Кто-то, с кем можно поговорить. Правда, подружка ждала от него не разговоров. А даже если и разговоров. От Юлькиной болтовни можно сойти с ума. Но даже ее бесконечные описания того, что она видела в магазине, были бы ему сейчас в радость. Она нормальный человек. Она не стала бы трястись от страха, поворачиваясь спиной к дальнему углу комнаты. Страхи приходят только тогда, когда ты начинаешь бояться. Они выползают из щелей, выглядывают из-под кровати…

Кляня себя за малодушие, Андрей бросился на кухню бегом. Там ему было спокойнее. Он сам не мог объяснить почему. Он надеялся на то, что родители еще не спят. Набранный номер долго не отвечал. Наконец он услышал голос матери.

– Мам, послушай, ты не знаешь, кто такой Пров? – спросил он ее, стараясь при этом, чтобы его голос звучал как можно непринужденнее. – Засело вот в голову имя. Прямо навязчивая идея. Не могу отделаться. Бабушка, когда… я к ней ездил в последний раз, говорила о каком-то Прове. Не могу вспомнить в связи с чем. Вертится в голове и вертится.

– Андрюша, – вздохнула мама, – тебе больше делать нечего, как звонить ночью с такими вопросами?

– Ну мама…

– Ладно, ладно. Я думаю, думаю. Пров, говоришь?

– Да, Пров.

От одного упоминания вслух этого имени у Андрея по спине поползли мурашки. Как будто он сам звал его. Просил прийти, появиться. «Вий, Вий, позовите Вия!» – вспомнилось ему. Нарисовать вокруг себя круг мелом? Хотя от Вия он как раз и не помог. Дался ему этот Вий. Ему Пров нужен. Вернее, не нужен он ему. Ему нужно лишь узнать, кто он такой.

– Я вспоминаю только одного Прова, – послышался в трубке голос матери.

Андрей вздрогнул. Неужели? Все, оказывается, было так просто. Надо было только спросить маму. Сейчас ему казалось, что, возможно, бабушка действительно упоминала это имя при жизни. Тогда все объяснимо: нехороший сон, легкое расстройство сознания. И в голове его смешались бабушка и имя Пров. Сейчас мама скажет ему, кто он был такой.

– Ну? – спросил он с нетерпением.

– Да, только одного Прова, – задумчиво, очевидно, все еще перебирая в мыслях воспоминания, проговорила мама. – У Некрасова, в «Кому на Руси жить хорошо». Помнишь начало? «В каком году – рассчитывай, в какой земле – угадывай…» Дальше не скажу дословно. Но там был Пров. Эту фразу я помню точно: «А Пров сказал: царю…»

– Мама! – взмолился Андрей.

– Что? Ты же сам просил меня вспомнить, не знаю ли я какого-нибудь Прова.

– Мам, но настоящего Прова. Я же сказал, что о нем говорила бабушка.

– Она вполне могла цитировать тебе Некрасова, – резонно заметила в ответ телефонная трубка. – Твоя бабка, между прочим, если ты не забыл, отработала тридцать пять лет учительницей русского языка и литературы.

– У-у-у-у, – завыл от бессилия Андрей.

– Чего ты воешь, дитятко? – огрызнулась мать. – Убаюкать тебя, что ли? Юльки с тобой нет?

– Нет, – буркнул Андрей.

– А что так? Она сегодня звонила мне. Спрашивала, нужно ли мыть мясо перед жаркой.

Андрей фыркнул.

– И зря фыркаешь. Она старается.

– Ладно, ладно, – отмахнулся Андрей.

Ему почему-то стало жалко Юльку. И он понял, что все-таки зря не удержал ее сегодня. Бог с ним, с мясом. И с пельменями, которые она, по-видимому, размораживает. Не в пельменях, в конце концов, семейное счастье. Но мысли его тут же вернулись к главному предмету его разговора с матерью.

– Но мам, – протянул он обиженно, – может, был какой-то Пров в нашей семье, в Таганроге, где вы жили?

– Может быть, в Таганроге и был какой Пров, – фыркнула трубка. – На триста тысяч населения. Видишь ли, я не всех там знала.

– Ну постарайся вспомнить. Бабушка могла с ним работать. Или он жил по соседству. Кто-то, о ком бабушка могла говорить со мной. Только не литературный герой, я тебя умоляю.

– Ладно, ладно, я подумаю еще, – согласилась мама.

– Ну? – нетерпеливо переспросил Андрей после минутного молчания в трубке.

– Не торопи меня. Эта трубка возле уха меня раздражает. Дай мне спокойно подумать. Если я вспомню что-нибудь, я тебе перезвоню.

– Хорошо, – неохотно согласился Андрей.

Он повесил трубку, уже не надеясь на помощь матери. Ее предложение подумать слишком смахивало на желание отделаться от него и его глупых полуночных просьб.

Но Андрей ошибся. Не успел он допить свой чай, как телефон разразился тревожными переливами. Неужели ему повезло, и мама действительно вспомнила о каком-нибудь соседском одноногом инвалиде Прове? Или о мальчишке, с которым ходила в детский сад? – Да? – почти крикнул он в трубку. – Вспомнила?