Продавцы теней - Марина Друбецкая

— Лизхен! — укоризненно сказала Ленни и посмотрела на нее специальным взглядом «Эх ты!» — Ты видела этого Вольдемара?

— По-моему, он очень хорош собой.

— Ну да. Как комнатная собачонка. Давай лучше подумаем, как провести сегодняшний чудный воскресный вечерок. Тем более надо где-то поужинать. Не жевать же остатки вчерашней холодной телятины.

Лизхен томно повела рукой в сторону дивана, на котором валялись газеты.

— Посмотри объявления.

Ленни соскочила с подлокотника и подхватила несколько скомканных листов.

— Ага… Гм… Лекция в научном географическом обществе «Есть ли жизнь за полярным кругом?». Нет, это нам не подходит. Нам бы что-нибудь потеплее. Духовные песнопения… Нет уж, увольте. A-а! «Электрический аттракцион в саду „Эрмитаж“»! Почитаем, почитаем, что интересненького пишут. «Уже давно публика сделалась равнодушной к остроумию, предпочитая веселому словечку электрическое освещение. Чем больше электричества, тем сильнее успех». Это правда, сама страсть как люблю разноцветные фонарики. «Электрическая выставка в знаменитом московском саду „Эрмитаж“ расширяет интерес увеселительного сада. Пока неподвижные экспоненты двигают черепашьим шагом свое электричество…» Интересно, как это они двигают электричество?

— Читай, читай, не отвлекайся, — промурлыкала Лизхен.

— «… администрация сада спешит развлекать публику. В антрактах публике показываются эффектные „светящиеся фонтаны“. Это очень забавная и освежающая игрушка. Фонтаны бьют стеной и переливают всеми цветами радуги. Для пущего эффекта среди фонтанов показываются „живые картины“, созидаемые фантазией молодого художника г-на Эйсбара. Все очень оригинально, а главное — не скучно». Вот что нам нужно, Лизхен! Минутку, здесь еще кое-что. «Одним освещением достигается эффект театрализации. Г. Эйсбар использует прием быстро сменяющихся сцен, возникающих из полной темноты в зале и на сцене. Посетители сада чувствуют себя персонажами мистерии. В театрализованное представление включаются видовые сценки, проецируемые на полотно экрана синематографическим проектором». Ура! Ура! — Ленни захлопала в ладоши. — Обожаю видовые! Уж куда как лучше, чем смотреть идиотские мелодрамы!

И они решили идти в «Эрмитаж».

Вечером Ленни сидит в своей комнате перед зеркалом и думает, что бы ей надеть. Что-нибудь и такое, и эдакое, и разэдакое. Наконец решает надеть свободное платье чуть ниже колен, скроенное из разноцветных неровных кусков ткани. На голову — плотно облегающий шлем с острой верхушкой и большим козырьком, как у автомобильных кепи. Немного подумав, она втыкает в козырек алое перо. Потом из длинного ряда туфелек и башмачков выбирает сандалеты на высокой сплошной танкетке, как у японских гейш, и приступает к оформлению лица.

К своему лицу Ленни относится как к чистому листу бумаги, а бумага, как известно, все стерпит. Иногда Ленни прочерчивает себе крутую удивленную бровь. В другой раз подводит глаза — левый синим, правый — зеленым. А то выпишет себе на щеке какое-нибудь словечко вроде «Пуф-ф-ф!», нарисует звездочку, или цветочек, или молнию, тонким красным помадным карандашиком опустит один уголок рта, а второй, наоборот, приподнимет. В общем, делает что хочет. Сегодня она рисует несколько слезок, стекающих из левого глаза, как у печального Пьеро Алексиса Крутицкого.

И вот они выходят из дома. На Лизхен изумрудное платье, облегающее высокую грудь и округлые пышные бедра. В тон платью — крошечная изумрудная шапочка с золотыми искрами. Ресницы Лизхен слегка подчернены, губы чуть тронуты помадой, на лице — легчайшая вуаль пудры. Колье из раух-топазов украшает ее шею. Раух-топазы мягко мерцают и на нежном запястье, и на тонких пальцах, темными медовыми каплями стекают на золотых цепочках с маленьких розовых мочек. Лизхен движется медленно, плавно, покачивая бедрами, поводя покатыми плечами, как бы втекая в синеву вечера, которая окутывает ее словно газовый шарф. Ленни в своем цветастом балахоне и клоунском гриме кузнечиком прыгает возле нее на тонких ножках в смешных плоскостопных сандалетах, крутится, вертится, кружится, шурупом вверчиваясь в теплый воздух, насквозь, как податливую пробку, протыкая собой улицу.

Сад «Эрмитаж» встречает их огромным плакатом «ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ ФЕЕРИЯ. СОЧИНИТЕЛЬ г-н. ЭЙСБАР». Плакат утыкан по периметру мигающими лампочками. Ленни и Лизхен идут по дорожке. Сегодня здесь собралась вся Москва.

Они кивают знаменитому поэту с лицом неандертальца — его и его последователей Ленни называет «томными» — и замечают вдалеке высоченного лысого парня в желтой кофте. Парень бряцает словами, как струны на гитаре рвет строки в строфах, словно мячиками жонглирует рифмами, поэтому Ленни дала ему прозвище Громокипящий. Его имени они с Лизхен никак не могут запомнить. Возле фонтана, извергающего разноцветные струи, в цилиндре и с тростью прохаживается великий певец.

Сад сверкает и переливается. Деревья, увитые гроздьями фонариков, похожи на светящиеся цветы. На открытой эстраде установлена декорация пещеры. Вдоль задника в костюмах сильфид стоят балерины. На головах, на плечах и на руках у них прикреплены горящие лампочки. Балерины принимают затейливые позы, поводят руками, переступают стройными ногами в балетках. Благодаря лампочкам их танец превращается в причудливый геометрический рисунок, меняющий очертания, а на заднике возникают гигантские тени. Тапер перебирает клавиши рояля, и рояль, тоже опутанный гирляндами лампочек, по странной прихоти звуков мигает в такт музыке красно-сине-белыми огнями. Перед сценой установлены столики. На каждом — стеклянный бутон-фонарик.

Лизхен и Ленни усаживаются недалеко от эстрады. Лизхен, откинувшись на спинку стула, лениво закуривает.

Ленни возбуждена. Она вскакивает, подбегает к эстраде, рассматривает балерин. Вертит по сторонам головой в своем нелепом шлеме, помахивает алым пером и случайно сталкивается взглядом с высоким молодым человеком лет двадцати пяти с буйной черной шевелюрой. Проходя мимо Ленни, он замечает ее шлем и бросает взгляд на сандалеты.

— А еще платформу можно сделать надувной — будете прыгать по улице, как заяц, — говорит он. — И кольцо в нос вдеть. А то что это у вас одно перо? Непорядок!

— А у вас лицо похоже на… на… на авокадо, — выпаливает Ленни.

Молодой человек останавливается, и Ленни вдыхает запах его одеколона, явственно напоминающий запах вишневого варенья.

— Почему? — быстро спрашивает он.

Ленни приходится сосредоточиться. Она разглядывает молодого человека. У него правильной формы чуть длинноватый нос, жесткий абрис подбородка, тонкие асимметричные губы (когда он усмехается, сначала вверх ползет правая половинка рта, а уж затем левая) и самое поразительное — разноцветные глаза. Один карий, другой — зеленый.